Бонни на миг зажмурился и прикусил губу, чтобы прогнать болезненно-вязкое наваждение.

Сон, всего лишь кошмарный сон. На самом деле вон она, Роза! Ушла на второй этаж, ждет!..

Короткий отчаянный взгляд наверх – нет. Не она. Стоит иначе, плечом поводит иначе. Только полный слепец мог принять ее за мадонну.

Все же – явь. Езу, опять ты смеешься надо мной! Ведь ты не для того поманил меня счастьем, чтобы все отнять! Нет, на этот раз все будет иначе.

Розетта, остановись! Да стой же!..

Но она не слышала. Или слышала – но все равно бежала прочь. И Бонни за ней, из «Зажигалки», по людной улице, сшибая и расталкивая прохожих, не обращая внимания на ругань…

Все настоящее, билось в голове в такт бегу. Я был прав, мисс Кофи и есть Роза. Я не мог ошибиться – даже несмотря на то, что она изменила голос, и говорила совсем иначе, и походка на каблуках не такая, как в кедах, я все равно не мог ошибиться! Когда она пела Клодину Фролло, танцевала со мной, я точно знал: она и есть мадонна. Но я что-то сделал не так. Опять.

Нет, не может быть, чтобы снова – вылет с трассы, невесомость… нет! Роза – не Сирена, она в самом деле любит меня, а я ее обидел… Но я все исправлю!

Mia bella donna, прошу, не убегай!.. Остановись, поговори со мной – и все будет хорошо, я знаю, ты простишь меня!..

Бонни почти ее догнал. Почти. Оставалось каких-то три метра до мелькающей белой футболки и развевающихся рыжевато-русых волос. Перекресток, зажигается красный – вот она, никуда не денется… Надо всего лишь обнять ее, объясниться, и все будет хорошо! Но вдруг – такси, распахнутая дверца, Розетта запрыгивает в машину – и уезжает.

А Бонни остается. Один. Еще ближе к чертову асфальту, и от бесконечного мига в невесомости остается все меньше. Почти ничего.

Нет.

Он успеет. Он найдет ее. Догонит. Попросит прощения и все объяснит. Она обязательно поймет и простит… обязательно!..

Еще бы понимать, куда она поехала. Такси, где это чертово такси? Мгновения утекают сквозь пальцы, но никто не останавливается… а машина с Розой уже скрылась из виду… все кончено? Он не найдет ее?

Чушь.

Найдет.

Наверняка она поехала домой. И к черту такси, он сам на машине. А Кей знает, где она живет. Кей!..

Номер не отвечает.

Japona mat`! Да пропустите же!

Фил? Фил, ответь же! Скорее!.. Санта-Моника, «Азалия»?

Езу, пусть она будет дома. Прошу тебя, Езу!

Чертова «Азалия» спряталась в закоулках, еле нашел. Стоянка пуста, такси нет. Отпустила. Лишь бы не махнула сразу в аэропорт: однажды она уже сбежала из России в Америку, а теперь – из Америки… куда? В Перу? В Румынию? Прошу тебя, Езу. Дай мне шанс все исправить. Всего один шанс.

Какой-то латинос объясняет, где комната мисс Ти. Бонни не дослушивает, бежит – мгновения уходят, как кровь из открытой раны. С каждым шагом. С каждым ударом сердца.

Ее дверь – крайняя… закрыто. Заперто. Постучать. Прислушаться. Она там?

Да. За дверью кто-то есть. Шаги.

Выдохнуть. Уговорить себя не выламывать хлипкую дверь – нужен всего один хороший удар. Нет. Нельзя.

Почему она не открывает? Слышно же – она там.

– Роза! Открой, прошу тебя!..

За дверью замерло. И снова – шаги. Но не к нему.

– Пожалуйста, мадонна!.. Прости! Розетта! Ответь мне! Я люблю тебя, Роза… Ти… дай мне шанс!..

Невесомость. Сердце пропускает удар. Шуршание за дверью. Молчание.

Миг до асфальта – бесконечно короткий.

– Роза… прошу тебя…

В ее комнате – быстрые шаги, шепот. Она не одна? Или говорит по телефону?

Замолкла.

Последний миг тишины и невесомости, больше нет сил верить, что все будет хорошо вопреки очевидному. Мадонна не желает его видеть. Не желает слышать.

И не слышит, как он бьется всем телом о безжалостный асфальт, опускается на колени, упершись лбом в проклятую дверь, и шепчет:

– Ti amo, la vita mia…

Она не отвечает. Ей все равно.

Миг невесомости закончился.

Он снова остался один. Наедине с оглушительной болью и виной. Только на этот раз Кей не поможет. Ни Кей, ни кто-то другой. На этот раз он справится сам. Сейчас. Сам. Он поднимется и пойдет дальше. Через миг. Всего один миг.

За что, Езу?!

Бонни не знал, сколько времени провел между отчаянием и надеждой, прислушиваясь к тишине в комнате Розы и не желая верить, что ее там больше нет. Он снова упустил ее. Не подумал, что в комнате есть еще и окно, а если Роза хочет сбежать – ничто ее не остановит. Упрямая, нежная отрава. Belladonna. Дурман в его крови.

Езу, почему мне снова так больно?

Словно ответом свыше послышался звук открываемой двери и шаги. Тяжелые, медленные. И одышка.

Соседка? Хозяйка пансиона? Надо бы встать. Ни к чему ей видеть Бонни на коленях перед закрытой дверью. И его слезы – тоже ни к чему.

Надо встать. Спокойно, словно ничего не случилось. Его боль никого не касается.

Надо, но нет сил. И по большому счету совершенно все равно, что подумает тетка, застав его здесь. Плевать. Пусть идет себе мимо.

Шаркающие шаги остановились за его спиной. Тетка сочувственно вздохнула. А Бонни зажмурился и сжал кулаки. Какого черта нельзя просто оставить его в покое?!

– Простите, мистер, – тоном матери Терезы сказала тетка. – Ваш друг просил вам передать кое-что. Мистер? С вами все в порядке?

Бонни чуть не рассмеялся (истерика, от Тома заразился?). Голливуд, мать его! Одному придурку на экране оторвало ноги, а второй придурок на экране с искренней заботой спрашивает: «Ты в порядке?» И ждет героического: «Да, со мной все в порядке». Без ног, без рук и без головы. Сумасшедшая страна. Какое, к черту, в порядке! Я сдуру обидел и прогнал любимую девушку, а она – взяла и ушла. Лучше бы я сдох.

– Со мной все в порядке. Благодарю.

Не будем разочаровывать тетку. Голливуд – это проще, чем жизнь. Подняться, сделать морду кирпичом. Нет, лучше улыбку типа «милорд отдыхать изволили, а где и как – черни не касается». Любимый прием Кея, чтобы не лезли в душу в грязных ботинках.

Тетка, похожая на встреченного на пороге латиноса, с явным облегчением выдохнула и показала связку ключей, а до Бонни, наконец, дошло: она сказала про друга, то есть наверняка Кея. Слава тебе, Езу, он и на этот раз не оставил Бонни в одиночку расхлебывать последствия собственных косяков.

– Ваш друг просил вас забрать чемодан мисс Ти, отправить ему в Нью-Йорк и посмотреть сообщения. Ваш телефон выключен.

– Очень любезно с вашей стороны. Позвольте, – Бонни протянул руку за ключами.

Наука Кея в очередной раз помогла. Изображая лорда, куда проще держать себя в руках и не истерить. Очень, просто очень хочется. Душа требует. Порыдать, разбить что-нибудь, поломать мебель и нажраться, чтобы потом снова порыдать в лучших традициях Тома. Можно даже залезть на крышу и устроить концерт на тему «моя жизнь кончена, сейчас прыгну, держите меня семеро». Море внимания, океан жалости и до хера чего похуже обеспечено. Плюс пиар по всей сети, народ обожает слезливо-сопливые истории о разбитом сердце. Стервятники.

Ключи тетка не отдала, но открыла дверь.

Все с той же мордой «милорд снизошли до осмотра владений» и горьким комком в горле Бонни вошел в комнату Розы. Самая обыкновенная комната самого обыкновенного пансиона. Светло, дешево, минимум мебели. Чисто, никакого мусора, словно тут и не жили. Разве что на столе пустая бутылка от минералки, и покрывало на кровати смято.

И на тумбочке у кровати – связка ключей.

Знакомых до перехваченного дыхания ключей.

Спокойно. Ладони расслабить, на губах легкая улыбка. Не хватать ключи, не швырять мебель, не орать проклятия и не делать ничего, что не подобает английской королеве. Спокойно.

Взять чемодан и ключи…

– Их я тоже отошлю в Нью-Йорк, не беспокойтесь. Нет, плату за три недели вперед возвращать не нужно. Всего хорошего.

Выйти из пансиона. Не оглядываясь. Положить чемодан в багажник. Сесть за руль. Под внимательным взглядом хозяйки пансиона выехать со стоянки.