Первую благодарность адресую, конечно же, родителям. Моим замечательным родителям, принимающим свою дочь такой, какая есть, и поддерживающим в любых начинаниях.

Выражаю искреннее признание Коршикову Роману, держащему руку на пульсе в самые тяжёлые творческие и жизненные минуты. Люблю тебя.

Благодарю Никифорову Дарью за неоценимый вклад в мир Бессветных, а также, как и обещала, за «кровищу». Эта книга посвящается тебе.

В предрассветной дымке разом погасли все фонари. Горячие плафоны обозначились в сумерках загадочными розовыми пятнами. Небо серело, местами проступали лиловые облака. Утро не было ранним, просто в этих краях даже с приходом весны ночь отступала неспешно.

Маршрутка ловко выруливала по лесному серпантину. Отсутствие света не являлось помехой: со всех сторон ясно проступили очертания деревьев и размытых ливнями бугров. Щетинистый шофер хмуро вслушивался в болтовню пассажирок.

Поёжившись от утреннего холода, Мэтис спустил длинные рукава как можно ниже. Ему посчастливилось ехать на привилегированном месте рядом с водителем, где было немного теплее. Это открывало широкий вид на пейзажи Залесья и избавляло от созерцания убогого салона и сонных пассажиров. Мальчик не только отвернулся от серой реальности, но и закупорил уши вакуумными наушниками. Мысли уносились вдаль под гармоничные переливы аккордов, где попадали во власть воображения. Сонное сознание то уступало место грёзам, то выхватывало знакомые строки. «So when the day comes in and the Sun won't touch my face, tell the ones who cared enough that I finally left this place»¹.

Местный лес делил собой несколько городских районов. Один мало чем отличался от другого. Тихий промышленный уголок. Здесь производили сельскую технику, удобрения и мебель, имеющую спрос только в ближайшем округе. Номинальным центром считалось Прилесье, что уступало размерами ближайшему полису, однако являлось довольно крупным и самобытным городом. Там функционировало несколько престижных университетов, новейший исследовательский центр, ухоженная набережная и порт. В эту глушь приезжали любители суровой природы, творческие бездельники и огромное количество, в том числе иностранных, студентов.

Сам Мэтис в Прилесье бывал не часто. Дядя не возил семью в центр, да и сам племянник не очень переносил переезды. Родной город, ну или район, коим его называли местные, Залесье было разросшимся до размеров небольшого городка селением, в котором успели понастроить десятки пятиэтажек, обустроить действующий ледовый дворец и даже открыть собственный МакДональдс. По мнению Мэта, именно последнее давало этому месту статус города, а не захолустья.

Солнце величаво показалось на востоке, и синий от сумрака лес приобрёл причудливый рыжий окрас. Острые сосновые макушки увенчались коронами червонного золота. Утренняя прохлада ещё не отступила, но свет и цвет согревали не хуже уютного пледа. Завороженный Мэт поленился вернуть на место выпавший наушник.

Металлическая остановка встретила пассажира неприветливо. Бывает, холод сразу хватает за плечи, вонзаясь в хребет своим ледяным жалом, а бывает, неторопливо обволакивает ступни и уверенно карабкается выше, проникает в самую душу. Мэтис снова поёжился, озираясь по сторонам. Тихий пустырь среди леса. Мальчик сильнее натянул на кисти рукава и побрёл вдоль пустой дороги.

В нескольких минутах ходьбы угрюмым кирпичом выдавался из леса «Весёлый Дом». То ещё название. Либо это отсылка к ларьку близ остановки с вывеской «Весёлый час», либо непосредственный намёк на назначение данного заведения. Психоневрологический диспансер в этих краях был один. Располагался он так, чтобы из любого района до него можно было добраться в течение часа.

Идти на приём зверски не хотелось. Вся эта история с нервным срывом началась давно и никак не намеревалась заканчиваться. Мэтис больным себя не считал, просто несколько лет назад ему хватило детской наивности шагнуть на путь постоянного психического контроля. Теперь каждый год приходилось являться в диспансер, брать бюллетень и показываться психиатру. Однако на этот раз всё обстояло немного по-другому. Если прежде Мэтис сам проходил обязательный обход по направлению из поликлиники, то вчера его опекунам позвонили и назначили приём. Объяснялось это фразой «переходим на федеральный документооборот», что бы это ни значило.

Мэтис обернулся на пронёсшуюся рядом машину и снова вернулся к своим мыслям. Рука машинально потянулась к груди и сжала небольшой крест дешёвого металла, увенчанный петлёй. Анкх висел на чёрном шнурке, постоянно выбиваясь из-за горловины чёрного свитера, великоватого владельцу. «A little something to remind you when I'm gone»² напела через наушник композиция, зацикленная на повторе. Ещё несколько машин прошуршали зимней резиной. Уже совсем рассвело.

Тьма, свет фар, шумное торможение, удар. Асфальт, звёзды, трава, еловые ветви, трава. Туман и темнота.

Разрушая наваждение, Мэтис отпрянул. Подобное происходило постоянно. От этих стремительных эпизодов было сложно оторваться, настолько реальными они казались. В такие минуты мальчик словно бы погружался в чужие жизни, которые поспешно прерывались. Ему было двенадцать, когда это началось, и первое же признание взрослым привело его в Весёлый дом. Тогда его всего лишь осмотрел доктор, оправдав всё нервным срывом. Возможно, так оно и было, только киноленты из прошлого не прекратились. Мэтис помнил взгляд дяди, когда тот слышал о призраках: лишённый веры и полный сочувствия. Именно этот взгляд заставил мальчика впервые соврать.

Верил ли Мэт в привидений? Ещё как! Он жил с ними бок об бок, и они постоянно рассказывали ему свои истории. Вернее, показывали. Он видел лица, не зная имён, видел их страдания, слышал стоны и крики. Тинэйджер не пропускал ни одной передачи про сверхъестественное, ни одного шоу, на которые приглашали известных медиумов и ясновидцев. Этот млеющий интерес смущал и расстраивал родственников, но те списывали его на подростковую эксцентричность.

В рюкзаке за спиной имелся неизменный набор исследователя: дневник-блокнот, фотоаппарат и фонарик. Мэтис не расставался с ним никогда, тем более сегодня ему предстояло побывать в одном из мест, отмеченных мистической репутацией. Дело в том, что диспансер образовался на месте старой лечебницы для душевнобольных. По данным из публицистики туда свозили сумасшедших со всей округи и, по уверению современников, никого не отпустили. Под заведением должны были находиться глубокие катакомбы старой крепости, обрушенной ещё в начале девятнадцатого века. Возможно, именно там нашли последнее пристанище сотни, а то и тысячи неудачливых психов. Во всяком случае, так предполагал Мэт. Юный медиум верил своему чутью и намеревался во что бы то ни стало добыть доказательства.

Старое здание встретило дешёвой зелёной краской и линолеумом неприятного цвета, который сложно было идентифицировать. Небольшой холл заканчивался гардеробом, в обе стороны уносились широкие коридоры, заворачивающие спустя десяток белых дверей и образующие огромную зону ожидания в виде буквы «П» с редкими лавками и комнатными растениями. Никаких окон, только одинаковые продолговатые лампы, источающие скудный жёлтый свет, позволяющий видеть пространство, но крайне непригодный для чтения. Людно и неуютно. Странное дело, в подобном заведении очереди не меньше чем в обычной поликлинике у терапевта. Кто мог подумать, что неврозы и расстройства встречаются с той же частотой, что и простуды. Мэтис не верил, что найдутся ненормальные, чтобы симулировать болезнь в психушке. А если такие и находились, то и верно психи и придутся к месту.

На правом повороте коридора юный исследователь взглянул на лестницу, что предлагала подняться на второй этаж или спуститься в подвал. Последний маршрут манил и подталкивал в спину. Оглянувшись по сторонам, мальчишка шагнул навстречу цели, как вдруг с лестницы стала спускаться тучная врачиха со стопкой бумаг. Крутанувшись на месте, искатель приключений продолжил путь по коридору. Сюда можно вернуться потом, после приёма.