Соня спала с краю, повернувшись спиной к его половине кровати. Плохой знак. Значит, засыпая, она по-прежнему дулась. Он осторожно залез под одеяло, и она в ответ сделала глубокий вдох и легла на спину, что можно было истолковать как протянутую руку. Ему оставалось взять эту руку.
Он решил попытаться и нащупал ее ногу. Она никак не отреагировала, продолжая крепко спать. Рука поднималась все выше, и на уровне бедра он отметил, что на ней нет трусов. Будучи уверенным в том, что истолковал ее движение правильно, он стянул одеяло и раздвинул ей ноги. Она не помогала, но и не оказывала никакого сопротивления. Он сдвинулся вниз и стал слегка водить языком по внутренней стороне ее ляжек. Сначала по одной стороне, а потом по другой. С каждым разом язык все больше и больше приближался к лону.
Он услышал, как участилось ее дыхание, и когда кончик его языка коснулся половых губ, в ответ она сжала влагалище. Тогда он ввел в него палец, одновременно продолжая ласкать языком. Ее всю крутило от наслаждения, и через несколько минут она зарылась лицом в подушку, и у нее наступил оргазм.
Придя в себя, она отодвинула его голову, и ее дыхание стало замедляться. Словно она так и не просыпалась. Фабиан почувствовал, как в нем нарастает разочарование, но он знал, что нет никакого смысла продолжать, и закрыл глаза.
Картинки, которые ему так надолго удалось вытеснить, наскочили на него, как волейбольный мяч. Как все выкрикивали его имя и как он, не думая, прыгнул и ударил по мячу со всей силой. Как мяч попал в Клаеса из команды противника, и у него разбились очки. Как у него из носа потекла кровь, и все засмеялись. Даже учитель физкультуры. Даже он сам. Как Йорген вышел вперед и поднял большой палец: «Браво, Фабиан!» Как Клаес заплакал и попытался уйти домой, но учитель задержал его. «После физкультуры здесь все принимают душ!» Белый кафель и душевые вдоль стены. «Какого черта ты пялишься?» Умоляющий взгляд Клаеса. Как он предательски притворился, что ему в глаза попало мыло.
– Привет, папа! Мама сказала, что ты страшно устал и тебе надо было поспать.
Фабиан спустился по лестнице и обнял Матильду. Всю ночь его преследовали воспоминания. Вырванные из контекста, они превращались в странные кошмары. Он проснулся весь в поту и обнаружил, что уже половина десятого.
– Матильда, марш наверх чистить зубы, мы уезжаем, – сказала Соня.
– Мы едем в Данию!
Фабиан выпустил Матильду, которая поплелась вверх по лестнице, и пошел дальше на кухню, где Соня убирала со стола после завтрака.
– Доброе утро. Хорошо спал?
Фабиан кивнул.
– Как ты слышал, сегодня мы едем в Данию. В Луизиану.[7]
– Ух ты, здорово. А что там за выставка?
– Тео не хочет ехать.
– Это почему?
Соня пожала плечами.
– Похоже, он вообще ничего не хочет делать, если ты в этом не участвуешь.
– Соня, я больше всех хочу, чтобы…
– Знаю. Ты делаешь то, что должен. Что тебе еще остается? – Она встретилась с ним взглядом. – Но если эта Нива только посмеет подумать о том, чтобы позвонить тебе еще раз, разбирать вещи и устраиваться в доме ты будешь в одиночестве.
– Любимая, все совсем не так, как ты думаешь, – он подошел к жене и взял ее руки в свои. – Она просто позвонила, чтобы…
– Ты понятия не имеешь, о чем я думаю, – она высвободила руки и стала ставить посуду в посудомоечную машину.
Фабиан прекрасно знал, о чем думала Соня. Точно так же он знал, что никогда не сможет изменить ее мнение. После нескольких неудачных попыток он отказался от идеи постараться объяснить и рассказать, что произошло на самом деле. Или, скорее, что не произошло.
– Софи Калле.
– Что? Извини…
– Ты спросил, что за выставка. Ну, ты знаешь, француженка, которая создала произведение искусства на основе мейла от ее бойфренда, в котором он рвал с ней отношения.
Когда Фабиан пришел, Тувессон, Муландер, Лилья и Утес уже заседали – и, судя по почти пустой вазе с фруктами, довольно долго. Фабиан сел на свободный стул и сразу же почувствовал, что обстановка накалена до предела. Что-то случилось.
– Да. Раз ты наконец здесь, не мог бы ты объяснить нам? – спросила Тувессон.
Все посмотрели на него вопросительно, и Фабиан понял, что дело в нем.
– Извини, но я не очень понимаю.
– Я имею в виду твое маленькое сольное турне ночью.
– А, понятно.
– У тебя явно много мыслей и идей, которыми ты по какой-то причине не хочешь с нами делиться. Это так?
– Я хотел бы подождать, пока у меня будет больше информации. Пока я не буду полностью уверен.
– Фабиан, я уже говорила, что не знаю, как вы работаете там, в Стокгольме, – сказала Тувессон, вытаскивая из шуршащей упаковки две никотиновые жвачки. – Я знаю только одно: здесь мы работаем в группе. Уверены мы или нет. Один черт. – Она положила жвачку в рот и стала энергично жевать, словно хотела как можно быстрее втянуть в себя никотин.
Фабиан почувствовал себя учеником, которого отчитали перед всем классом.
– Я думал, что получил полное представление о мотивах преступления, но, к сожалению, это не так.
– А может быть, так?
– У нас все равно нет альтернативы, – заметила Лилья.
Фабиан понял, что отступать поздно. Он встал, подошел к доске и обвел фотографию Йоргена.
– Думаю, что Йорген Польссон в каком-то смысле получил по заслугам. – Краем глаза он увидел, как его коллеги переглянулись. – Я не знаю, каким он стал после, но в школе он был страшным хулиганом. Он специализировался на ударах руками, точнее, кулаками. Он мог бить, пока костяшки не сотрутся до крови.
– А почему ты говоришь об этом только сейчас? – спросила Тувессон.
– Меня он не трогал, и я поступал, как все. Отводил глаза и делал вид, что ничего не происходит. В конце концов, стало казаться, что ничего и не происходит, и только вчера вечером я вспомнил, как он избивал одного парня именно в той душевой, – Фабиан пририсовал стрелку к одной из фотографий отпиленных рук на кафельном полу.
– А кого он избивал? – спросила Тувессон.
– Клаеса Мельвика, – он обвел Клаеса на увеличенной фотографии класса, и его коллеги подошли к доске и стали смотреть.
– Единственный в очках, – сказала Лилья.
– Этого достаточно, – сказал Утес и взял из вазы последнюю грушу.
– Ты считаешь, что его убили из мести? – спросила Тувессон.
Фабиан кивнул.
– А он мог наброситься на кого угодно? – поинтересовалась Лилья.
– В начале были всякие разные, но под конец они довольствовались Мельвиком.
– Они? Йорген Польссон действовал не один? – задала вопрос Тувессон.
– Да, вместе с Гленном Гранквистом, – Фабиан обвел Гленна на школьном фото. – Они были не разлей вода, и Гленн выполнял любые приказания Йоргена.
– А он на чем специализировался? – подал голос Муландер.
– Пинал ногами.
– Так что если твоя версия верна, ему тоже грозит опасность.
Фабиан кивнул.
– Я надеялся, что владелец «Пежо», который сейчас стоит в Дании, – Мельвик.
– Но это не так, – констатировал Муландер.
– Да, не так. «Пежо» зарегистрирован на некоего Руне Шмекеля. А насколько я знаю, таких у нас в классе не было.
– О’кей, будем считать, что у нас появился еще один след, – сказала Тувессон, допивая остатки своего кофе. – Ирен, собирай все, что можно, о Мельвике и Шмекеле. Утес, как там с остальными в классе?
– Не очень-то, если честно. Вся страна лежит в гамаках. Нам даже не удалось достать полный список класса.
– Может быть, он есть у Фабиана? – предположила Тувессон.
– К сожалению, нет. Я нашел только школьный альбом девятых классов. Но я спрошу у Лины Польссон, вдруг у нее есть.
Утес рассмеялся и похлопал Фабиана по плечу.
– Конечно, ты можешь спросить, только я уже это сделал.
– Ясно. И что она сказала?
– Что списка у нее нет. Но, по крайней мере, она перечислила несколько человек и дала их номера, большая часть которых, наверное, осталась в эпохе неолита.
