Королева, которая была его матерью, попросила принцессу как-то развлечь Ника, и она с полной покорностью начала выполнять её просьбу.

– Ники, что у тебя нового? Как ты поживаешь? Ну-ка, расскажи мне, – обратилась к нему сестра с искренней вежливостью.

– Всё отлично. Я жду.

– Кого ты ждёшь, братец?

– Его.

– Пусть! Он подождёт! А ты ответь, чем дышишь? Чем ты украшен и чем слеп? – сказала сестра.

– Твоими мыслями и миром, что Афродита породила.

– Её ты любишь?

– Словно, да! – сказал Никита.

Королева, облокотившись на стол и легко подложив кисть руки под подбородок, смотрела на них. Но мрак был рядом.

Никита сидел в гостиной, слушая первую симфонию Брамса на Яндекс.Музыке, потому что вторая была капельку недотраханная, словно папа римский – первая симфония.

Когда Ник вышел в коридор, то увидел живого носорога – подарок матери.

– Мой герой, – сказала мать, крепко обнимая Никиту.

– Мам, мне не нужен носорог, – сказал Никита маме, слегка смущённый таким подарком.

– Ну, возьми, милый, радостно и приятно будет мне.

– Ну, что я буду с ним делать.

– В светлый день, что неподвластен гибели, найдёшь ты в нём отраду для погибели, – когда она ему это сказала, то коснулась его руки, и на ней появилась татуировка носорога, и она сказала:

– Твой отец ждёт тебя, время его настало.

– Ницше, как палач, что рубит головы; Кант покорно, с радостной вежливостью пришёл подставить голову. Бертран Рассел стоит и хлопает зрелищу; Шопенгауэр возбуждённо дышит, когда же палач опустит топор; Бетховен дирижирует при этом. Моцарт плачет об этом; Виктор Гюго аплодирует; Гёте смеётся. Аристотель улыбается. Моне этому делает зарисовку; Владимир Соловьёв задумывается; Шекспир пишет сонеты; Пушкин ничего не пишет; Лев Толстой скорбит; Наполеон знает, что будет дальше; Леонардо да Винчи не до этого; Ван Гогу неинтересно; Мать Тереза пытается остановить это; Святитель Николай тоже, а Кант – их. Президенты и депутаты издают закон о ненасилии. Психологи ищут оправдания такому поступку. Полиция охраняет. Клоуны и шуты повторяют действия Гёте. Гуинплен грозно смотрит. Жану Вальжану плевать, – сказал свой монолог философ, а иногда гувернант.

Четверо разговорились о своём, Пфары напились. Никита кушал.

– Кто поёт? – Никита слышал, как кто-то поёт, но звук не прорывался, он не мог его услышать, лишь слегка ощущал. – Сука, кто поёт, я спрашиваю.

С этими словами он встал и ударил со всей силы по столу, за которым сидело множество гостей. Всех разнесло в стороны. Никиту увели и отправили в психиатрическую больницу.

Он три дня не мог пошевелиться, ужасная слабость овладела им. Место было так себе. Разные психические больные; пьяные солдаты в белой горячке, те, кто устраивал скандалы родителям, кое-кого сюда жена отправила, лишь бы на глаза не попадался. Много и других разных личностей.

Когда он встал, то понял, что пора уходить отсюда, но он не сможет выйти, пока не останется последним, пока прежде не выйдут все. Такова ловушка матери – мерзкая и подлая.

Его позвали в кабинет доктора.

Сидела женщина средних лет с милой улыбкой, серьёзная и ко всем дружелюбная. У них не было люстры.

Никита понимал, что если призовёт орла или пусть даже просто приложит усилия, то разобьёт ловушку тёмной башни, но он хотел их победить совершенно, а не нанести мелкий урон.

Никита купил ей люстру – иногда полезно иметь много денег, а иногда нет.

У доктора заметно улучшилось настроение. Никита знакомился со всеми, кто тут жил и болел.

Ночью играли в карты, тайно пили алкоголь, а в туалете всё было пропитано табачным дымом. Никита выпустил муравья, чтобы свалить нахер отсюда. Ебучая психушка – пизда тёмной башне!

Я должен быть в Нью-Йорке – веселиться, а не здесь, в этой психушке. Моя жизнь в Москве, на Красной площади, а не здесь.

Уже ночь. В коридоре сидели хулиганы и бандиты, настоящие убийцы и разбойники. Никита подошёл к ним. И положил травинку им на стол со своего участка. Муравей начал ползать и понимать, где он находится. Над больницей появился зелёный купол, не дававший орлу подлететь к больнице, чтобы его мать полностью проиграла.

– Слышь, ты чё кладёшь, а? – спросил некто из них, а остальные просто грубо пялились.

– Простите, позвольте я заберу? – спросил их вежливо Никита.

– У тебя в натуре крыша поехала, парень. Забирай и вали отсюда баиньки, пока мы тебя в туалете не утопили, – ответили они, рассмеявшись, а остальные снова грубым образом спрашивали, всё ли у него в порядке с головой, интересуясь его здоровьем, но он забрал травинку и ушёл.

Утром, когда все проснулись и приготовились для приёма таблеток, у каждого немного болела голова. Когда каждый получил свою порцию медикаментов, то из-за них голова стала болеть ещё сильнее. Все начали возмущаться и предъявлять претензии, почему у них так сильно болит голова.

Врач недоумевала, и вечером таблетки решили отменить! На обед, обычно такого не бывало, но сегодня появилось больше зелени, овощей, а ещё был борщ – обычно его никогда не давали.

Вечер. На улице непонятно, какая погода – в психиатрических клиниках не выпускают на свежий воздух. Никита снова подошёл к карточному столику и положил травку. Все только возмущённо глянули на него и спокойно продолжали играть дальше. Он забрал травку и пошёл спать.

Утром приёма таблеток не было, их запретили. Теперь и завтрак был с беконом и кашей с фруктами, все были удивлены этому изобилию. В зале стоял телевизор, обычно подавляющее большинство сидит у него, но не сегодня, их всех выпустили на улицу.

Вечером Никита не подходил к столу с картёжниками.

Утром, проснувшись с хорошим настроением, он заметил, как пропали тапочки, а также была ещё одна новость – подавляющее большинство пациентов выписали. Осталась пара человек: тот, кто в больнице по причине того, что сильно хотел в армию, и молодой парень, который был не в себе.

Немного поискав, он нашёл свою обувь на человеке, который оказался в больнице по причине того, что сильно хотел в армию.

– Тебе следует вернуть мою обувь, – сказал спокойно Никита.

– А если не верну? – ответил спокойно солдат.

– Тогда ты вернёшься в армию.

– И как же это произойдёт?

– Так же, как и у всех.

– А как у всех?

– Так же, как и у тебя.

– Слышь ты, что умник тут какой-то? Бля, не рисуйся передо мной здесь! – сказал строго солдат.

– Я не рисуюсь. Мою обувь верни!

– Не верну! – строго и бесповоротно заявил похититель обуви.

Началась драка. Никита и солдат Вооружённых сил Российской Федерации сцепились мощной хваткой. Никита боролся за свою любимую страну, ибо был патриотом, каких ещё поискать нужно, солдат тоже был патриотом, но не таким, как Никита. Победил тот, кому обувь принадлежала по праву, тот, кто любил свою страну! Мужики, так сказать, рассудили по-мужски.

Никита подошёл к парню, который сегодня был весьма радостен.

– Ты сколько уже в больнице? – спросил его Никита.

– Несколько месяцев.

– А как тебя зовут?

– Саша, – назвался он.

По возрасту ему было лет двадцать семь. Он встал с дивана и, как будто немного в припадке, отправился в свою палату.

Никита долго думал, но было сложно.

“Тяжёло, сука”, – мелькало у него в мыслях.

Его вызвали к врачу. Татьяна – так звали доктора, беседовала с ним, как и положено её положению, и был успех: ей удалось его вывести на открытый диалог, но взамен он попросил у неё книгу – “Ромео и Джульетту”. Вечером Никита её получил.

Больница большая. И раньше, когда в ней было много пациентов, всё было каким-то подвижным, а сейчас, когда никого нет, как-то пусто, но не для Никиты!

Он взял книгу и дал её Саше.

– Что это? Зачем? – спросил Саша беспокойно Никиту.

– Это книга. Она тебе.

После чего он взял книгу, трагедию, и начал читать.

На следующий день – утро вечера мудренее. В больнице – паника, настроение Никиты – отличное. Но он заметил шум в коридоре и встал, чтобы узнать, что произошло. Погиб Саша!