Джордж и Энн пошли проводить мальчиков на конюшню. Девочки уже надели пижамы и халаты и по дороге то и дело зевали.

– Фонарики не забыли? – спросила Джордж. – Свечи на конюшне зажигать не разрешается – ну, из-за соломы, конечно. Спокойной ночи! Хороших снов! И надеюсь, что эта дурища Генри не припрётся с утра пораньше и не разбудит вас своим залихватским свистом!

– Сегодня меня ничто не разбудит, это уж точно, – сказал Джулиан, зевнув во весь рот. Он улёгся на солому и натянул на себя старое одеяло. – Ого, вот это постель! Я бы хоть всю жизнь спал на конюшне в соломе!

Девочки засмеялись. Судя по всему, мальчики действительно устроились очень уютно.

– Спокойной ночи, – сказала Энн, и они с Джордж зашагали к дому.

Скоро все огни погасли. Генри спала и, как обычно, храпела. У неё была отдельная комната – иначе не видать остальным никакого сна! Впрочем, Энн и Джордж слышали её даже через стенку: гр-р-р-р, гр-р-р-р-р! Гр-р-р-р-р, гр-р-р-р-р-р!

– Да чтоб её, эту Генриетту! – сонно пробормотала Джордж. – Сколько от неё шуму. Энн, мы её завтра не возьмём на верховую прогулку. Слышишь меня, Энн?

– Не очень, – буркнула Энн, пытаясь открыть глаза. – Спокойно ночи!

Тимми, как всегда, улёгся Джордж на ноги. Он свернулся клубочком, закрыл глаза – уши его тоже спали. Он умаялся не меньше остальных – целый день носился по холмам, совал нос в кроличьи норы, гонял целую уйму быстроногих кроликов. И после этого тоже спал без задних ног.

На конюшне мальчики спокойно спали под старым одеялом. Рядом ворочалась пегая лошадка, но они ничего не слышали. Над конюшней пролетела сова – она выглядывала внизу мышей. Сова громко вскрикнула, надеясь, что какая-нибудь мышка бросится наутёк. Тогда можно спикировать вниз и ухватить её в когти. Но мальчиков не разбудил даже её крик.

Дверь конюшни была заперта на засов. Конь Стригунок внезапно пошевелился, повернул голову, посмотрел на дверь. Щеколда шевельнулась! Кто-то поднимал её снаружи. Стригунок навострил уши и услышал тихое шарканье.

Он уставился на дверь. Кто там? Стригунку очень хотелось, чтобы это был Шмыг – мальчик, которого он очень любил. Шмыг всегда обходился с ним по-доброму. Стригунок расстраивался, когда разлучался с ним. Он прислушался, не раздастся ли знакомое шмыганье, но ничего не услышал.

Дверь очень медленно отворилась. Даже не скрипнула. Стригунок увидел ночное небо, усыпанное звёздами. Потом силуэт на фоне темноты звёздной ночи, чью-то чёрную тень.

Кто-то вошёл на конюшню и прошептал:

– Стригунок!

Стригунок негромко заржал. Это был голос не Шмыга, а его отца. Отца Стригунок не любил, тот слишком часто дрался, пинался и охаживал его кнутом. Он лежал тихо, гадая, зачем сюда явился цыган.

А цыган понятия не имел, что в конюшне ночуют Дик и Джулиан. Он старался не шуметь, потому что думал, что в стойле и другие лошади, – он не хотел, чтобы они напугались и начали бросаться на стены. Фонаря у него не было, однако его острый взгляд тут же распознал Стригунка, лежавшего на соломе.

Цыган на цыпочках пошёл к стойлу и споткнулся о ноги Джулиана, торчавшие из-под соломенной подстилки. Он с глухим стуком рухнул на пол, а Джулиан резко сел, мгновенно проснувшись:

– Кто здесь? Что происходит?

Цыган шарахнулся поближе к Стригунку и затих. Джулиан подумал, не приснилось ли ему всё это. Но нога отчётливо болела. Кто-то явно на неё наступил или споткнулся об неё. Джулиан разбудил Дика.

– Где фонарь? Гляди, дверь открыта! Дик, живее, ну где там этот фонарь?

Фонарь нашёлся, Джулиан зажёг его. Сперва он ничего не увидел – цыган закатился в стойло и спрятался за Стригунком. Но вот свет упал на него.

– Ага! Гляди, это тот самый цыган, отец Шмыга! – догадался Джулиан. – А ну вставай! Ты чего это здесь делаешь среди ночи?

Цыган угрюмо поднялся. Серьги его поблёскивали в свете фонаря.

– Я пришёл за Стригунком, – заявил он. – Это мой конь, так ведь?

– Тебе же сказали: ему пока нельзя ходить, – напомнил Джулиан. – Ты что, хочешь, чтобы он охромел на всю жизнь? Уж ты-то должен понимать, когда лошадь можно использовать, а когда – нет.

– Мне приказали, – ответил цыган. – Я должен уехать вместе с остальными.

– Кто приказал? – презрительно спросил Дик.

– Барни Босуэлл, – ответил цыган. – Он вожак нашего табора. Завтра мы все должны выдвинуться в путь.

– Но почему? – озадаченно спросил Джулиан. – Откуда такая срочность? Что за тайна?

– Никакой тайны, – так же мрачно ответил цыган. – Просто перебираемся на пустошь.

– И что вам там сдалось? – полюбопытствовал Дик. – Не думаю, чтобы таборы туда часто наведывались. Там же совершенно ничего нет. Ну, насколько мне известно.

Цыган передёрнул плечами и промолчал. А потом повернулся к Стригунку, собираясь поднять его на ноги. Джулиан тут же подскочил поближе.

– Ну вот уж нет! Если тебе наплевать на больную лошадь, то мне – нет. Всего-то надо потерпеть день-другой, и он поправится. Но сегодня я коня не отдам. Дик, иди разбуди капитана Джонсона. Он придумает, как поступить.

– Нет, – остановил его цыган скалясь. – Не надо никого будить. Я ухожу. Но только уж пусть Стригунка отдадут Шмыгу как можно быстрее, а то вам не поздоровится. Ясно?

Он угрожающе посмотрел на Джулиана.

– А вот скалиться не надо, – заметил Джулиан. – Очень рад, что ты образумился. Ступай отсюда. Отправляйся завтра с остальными, а я прослежу, чтобы лошадь отдали Шмыгу как можно быстрее.

Цыган метнулся к двери и тенью выскользнул наружу. Джулиан следил, как он идёт через двор – он опасался, что цыган от обиды стащит курицу или одну из уток, спавших возле пруда.

Но он не услышал ни квохтанья, ни кряканья. Посетитель исчез так же бесшумно, как и появился.

– Очень всё это странно! – проговорил Джулиан, запирая дверь. Он привязал щеколду крепкой бечёвкой, чтобы её было не открыть. – Вот так! Если цыган явится снова, внутрь он не попадёт. Но каков негодник – забрался сюда посреди ночи!

Джулиан снова зарылся в солому.

– Зацепился за мою ногу, – добавил он, устраиваясь поуютнее. – Я так и подскочил. Стригунку повезло, что мы ночевали здесь, – иначе тащить ему завтра тяжеленную кибитку, он бы точно опять охромел. Не нравится мне этот тип!

После чего он снова уснул, и Дик тоже. Спал и Стригунок, и нога у него постепенно заживала. Как же он радовался, что ему не пришлось сегодня таскать тяжёлую кибитку!

Утром мальчики рассказали капитану о ночном происшествии. Джонсон кивнул:

– Да, нужно было вас предупредить, что он может заявиться. Они скверно обращаются с лошадьми. Я рад, что вы его выгнали. Боюсь, Стригунок не сможет ходить ещё пару дней. Ничего, пусть бедолага передохнёт немного. А Шмыг потом догонит остальных вместе с кибиткой.

Наступивший день выглядел очень заманчиво. После того как всех лошадей обиходили, а всю работу переделали, четвёрка, вместе с Тимми, решила отправиться на верховую прогулку. Капитан Джонсон сказал, что даст Джулиану своего крепкого коба, а Дик выбрал костлявого каурого жеребца в белых носочках. Девочки решили ехать на своих обычных лошадях.

Генри крутилась вокруг и выглядела понурой. Мальчикам сделалось не по себе.

– Надо бы всё-таки пригласить её с нами, – сказал Дик Джулиану. – Как-то некрасиво оставлять её здесь с малышнёй.

– Знаю. Совершенно с тобой согласен, – ответил Джулиан. – Энн, подойди-ка сюда! Не спросишь у Джордж, можно нам пригласить Генри? Я вижу, ей очень хочется.

– Да знаю, – согласилась Энн. – И мне очень неудобно. Вот только Джордж просто взбесится, если мы её позовём. Они страшно раздражают друг друга. Я боюсь её об этом просить, Джу.

– Глупость какая! – возмутился Джулиан. – Где это видано: мы боимся попросить Джордж взять кого-то в компанию! Джордж давно пора поумнеть. Мне нравится Генри. Она хвастунья, и я не верю в половину её россказней, но она славная да и выносливая. Эй, Генри!