– Ну, чего тебе еще, попрошайка? – сурово спросил Миша, он любил принимать суровый вид, думал, что это превращает его в крутого мужика, хотя все и в Поселке и в окрестностях, знали, что добрее и безотказнее человека не найти.

Филин положил пакет на землю, клювом выдернул из крыла длинное маховое перо и бережно положил его в протянутую ладонь Риты. Женщина поблагодарила и тут же вставила перо за ухо в волосы.

Муж насупился, он понимал, глупо ревновать жену вообще, тем более глупо ревновать ее к птице, но ничего не мог с собой поделать. Его животная, инстинктивная часть, по привычке, считала женщину добычей, какие бы доводы не приводил разум. Он закинул мешок на спину и пошагал к Поселку.

Рита наспех попрощалась с филином и побежала, догонять мужа. С истинно женским чутьем, она не стала ничего говорить, только погладила его по руке. Миша остановился, жена поднялась на цыпочки и поцеловала его. Мешок с червем глухо шмякнулся о землю, а мужчина обнял жену.

Какое-то время, мир вообще перестал для них существовать, остались лишь они двое. Ярко-желтая, молодая трава, прекрасно заменила ложе, а вечные враги любви на природе, мелкие камушки и острые веточки, разбежались от любовников. Время и то, тихо, на цыпочках, кралось мимо, не мешая их радости.

Тяжело дыша, они лежали в траве, наблюдая как сиреневые «вечерние» сумерки, сменяются зелеными «ночными». Все глупые мысли, смыла эмоциональная волна любви. Наконец они поднялись и пошли домой, весело болтая ни о чем.

А на примятой траве лежало, трехцветное перо филина, толи забытое, толи оставленное специально.

                  Глава вторая.

Поселок, вариантов названия существовало много, но ни один не прижился, поэтому его так и называли – Поселок, располагался в бывшей воинской части.

Жители не называли себя «селяне», потому что некоторым это было обидно. Одним, потому что до Сдвига, они действительно были селянами и «городские», с их точки зрения, были недостойны такого высокого звания. Другие, городские, не слишком рвались получить это звание. Впрочем, все это было давно, сейчас уже никто, никого не делил, и называли себя Семьей.

О том, что это военная база, напоминали ржавые груды железа, в которых, с трудом угадывались танки и БТРы, а так же несколько пушек. Все что могло пригодиться в хозяйстве, мужики уже сняли с техники. Но многое скинули в бункер с провалившейся крышей. Россыпи патронов, связки автоматов, несколько бочек с негорючим здесь напалмом, лежали как ненужное напоминание о глупости человеческой. А вот снаряды берегли, особенно крупнокалиберные, из гильз получались, хоть и тяжеловатые, но хорошие стаканы и кухонные принадлежности. Женщины штык-ножами резали еду, и им было до лампочки, какой баланс у оружия, лишь бы острый был.

Парашюты давно пошли на рубашки и простыни, а из строп делали ремни и пояса. С маскировочной сетки безжалостно срезали зеленые тряпки и ловили этими сетями мясных червей и одноглазых ершей.

В бывших казармах расстилали высохшую, зеленую траву. Сверху на нее стелили простыни из тех же парашютов. Почему-то на складе не было постельного белья, видимо прапорщик, до Сдвига, умудрился все продать на черном рынке. Впрочем, никто не жаловался, душистое сено и так было отличной постелью, но если нет желания вычесывать по утрам из волос травинки, то простынь подстелешь.

Спали тоже вместе, особо не заморачиваясь, кто и с кем. Ни рангов, ни старшинства, в еде и сне не существовало. Только любовью заниматься уходили в отдельные комнаты, не из стеснения, просто чтобы не будить остальных.

Ели, в основном, во дворе, на бывшем плацу. Дождей после Сдвига почти не было. Погода колебалась от нормальной до хорошей, причем это больше зависело от настроения оценщика.

Рита и Миша смотрели с холма на Поселок, оттуда доносился гомон голосов и звон посуды. Они переглянулись:

– Хорошо дома. – Рита не спрашивала, она констатировала факт.

Миша молча кивнул, и они пошли по тропинке к пролому в заборе. Первые сезоны после Сдвига, люди боялись и содержали забор в целостности, на зеленый сумрак, запирали ворота, даже делали ловушки.

На забор и ворота так никто и не нападал, а в ловушки попадались безобидные совы и гигантские улитки. А однажды в яму упал Гаврилыч и долго ругался на ехиатойском. Мужики, охочие до бранных слов, слушали с восхищением, чуть не конспектировали. Но после этого, ловушки убрали, Гаврилыча злить, себе дороже. С тех пор, забор не ремонтировали, наоборот, убрали несколько секций, чтобы в Поселок можно было зайти с разных сторон.

Сейчас они заходили с юга, раньше бы им пришлось топать в обход, главные ворота располагались на севере. Разумеется, после Сдвига, понятия юг и север, так же как день и ночь, были весьма условны. Но люди привыкли к таким обозначениям и перенесли их в сдвинутый мир.

Миша уловил запах печеного ерша и зашагал быстрее, как все мужчины, он любил поесть. Рита семенила следом, она любила погулять с мужем по окрестностям, но дома чувствовала себя гораздо комфортнее.

Она придумала для себя гадание, кто первый их встретит, так и дела дома пойдут. Рита надеялась, что их встретит Софи, она уже соскучилась по маленькой хохотушке, с очаровательными ямочками на щечках. Это бы означало, что в Поселке все в порядке. А вот если их будет встречать Повариха, то Софи и Брайан чего-то натворили и придется им делать выговор, разумеется, после того, как удастся их отыскать. Дети, не нарушали правила, не выходить без сопровождения из Поселка, но могли так запрятаться, что взрослому в голову не придет их там искать.

Рита считала себя хорошей матерью, хотя признавала свой слишком мягкий характер. Если Брайана она еще могла отчитать, то стоило Софи, заплакать и женщина была готова простить ей что угодно. Девочка, прекрасно это понимала и не стеснялась применять этот метод. Как всегда мысли о детях, вызывали у нее легкую, неосознанную улыбку.

Но их встретила не Софи и даже не Повариха. На тропинке, стоял Гаврилыч. Здоровый, почти два человеческих роста, кожа красная, как будто залита кровью. Левой рукой он небрежно, задумавшись, мял гильзу от снаряда. Металл поддавался как пластилин. Косматая черная борода, скрывала лицо почти до самых глаз, но все равно было видно, что он хмурится.

– Привет, Гаврилыч! – поздоровался Миша. Вообще-то его звали по другому, но произнести его имя на ехиатойском, не вывихнув себе челюсть, не мог ни один человек.

– Привет добытчик, – отозвался он, увидев объемистый мешок, потом кивнул Рите – и тебе привет, красавица.

– Как поживаешь? – спросила Рита.

Гигант молчал, но с тропинки не сходил, значит, хочет поговорить. Миша скинул мешок и потер затекшее плечо. Муж с женой переглянулись, одновременно подумав, что вопрос серьезен, иначе, зачем Гаврилычу разговаривать в сторонке от остальных. В Поселке не слишком любили таинственные разговоры, еще до Сдвига, тайные общества, секретные службы и прочая муть, сильно отравляли людям жизнь. Наступать на те же грабли, было не разумно. Конечно, никто не кричал с крыши о постельных подвигах, но всю важную информацию говорили открыто. Гаврилыч не мог этого не знать, ведь это была его идея. Значит дело в другом, он хочет узнать их мнение, до того как скажет остальным.

– Появилась новенькая. – сказал наконец Гаврилыч.

– Хорошо, не переживай, – удивилась Рита – встретим, обустроим и поможем.

Миша молчал, он уже понял, что все не так просто, новенькие появлялись редко, но все же это не было из ряда вон, выходящее событие. Не стал бы Гаврилыч секретничать из-за этого. Интуиция не подвела мужчину:

– Она пришла из-за Тучи.

Миша присвистнул, он слышал, что оттуда могут приходить, но еще ни разу не видел подобного. Судя по рассказам, далеко на юге, чуть ли не в самом Содмаре, живет пришелец из-за Тучи. И вот ехиатойцы хотят, что бы они взяли такую в Поселок.

– Ты уверен, что мы справимся? – спросил Миша.