— Умница, — прошептал он, погладил мою щеку и одновременно надавил сильнее. Опираясь на локоть, он глянул вниз, наблюдая, как член постепенно погружается в мое тело. — Посмотри, какая ты хорошая.
Я позволила себе тешиться надеждой, что это последний раз, когда мне приходится терпеть эту пытку. Бен прислонился своим лбом к моему и закрыл глаза, начиная двигаться в неторопливом темпе, обдавая своим дыханием мои губы. Он наслаждался этим больше, чем мне бы хотелось. И ощущать его лицо так близко было для меня особенно противно. Лучше бы он перевернул меня на живот.
На заднем фоне тихо работал телевизор, и я попыталась отвлечься от стонов Бена, прислушиваясь к звучавшим с экрана голосам. Его губы опустились на мое горло, и мне пришлось смотреть, как его бедра двигаются на мне — слишком размеренно, слишком медленно. Холодный металл его ремня впился мне в бедро. Он не торопился.
Это последний раз. Это будет в последний раз. Я должна задержать его в этой комнате, пока он не отрубится.
К счастью, Бен явно не собирался уходить в ближайшее время. По телевизору одно шоу сменялось другим, а Бен никак не слезал с меня, по его лбу стекал пот, он тяжело дышал. Я продолжала скулить, упрашивая его не останавливаться, а он оставался все тем же надменным козлом, начисто игнорируя меня. Я цеплялась за его лопатки и закатывала глаза от каждого его толчка.
Он задышал мне прямо в ухо.
— Блядь, Рей… Я, наверное, взорвусь, когда кончу. — Его бедра изменили угол, он задвигался усердней. — Наконец-то делаешь то, что тебе говорят. Разве не стало лучше?
Я вонзила ногти ему в спину.
— Гораздо лучше.
Бен кончил через несколько минут, издав глухой стон и выругавшись. Я стиснула зубы, а он продолжал вбиваться в меня, пока окончательно не затих. Судорожно дыша мне в шею, он подался вперед еще раз, словно убеждаясь, что выпустил в меня всю сперму. Мои зубы уже ныли от того, с какой силой я их сжимала.
Бен вздохнул.
— Как же хорошо. Блядь. — Переместив вес, он выскользнул из моего тела и скатился с меня. — Отличная работа, дорогая. Теперь вздремни.
Заскулив, я повернулась и прильнула к его груди.
— Ты останешься?
— Надо… сделать пару звонков, — Бен пытался застегнуть ползунки, а я приникала все ближе, — Рей…
— Не уйдешь?
Огромная ладонь опустилась на мое бедро, и я, всхлипнув, потерлась о его лицо. Он со стоном сгреб меня, крепко обнимая. Моя улыбка погасла, едва он отвел взгляд от моего лица.
Бен похлопал меня по спине.
— Всего пару минут, малышка. Папочке нужно работать. — Это черное сердце стучало слишком близко к моему уху. Он зевнул. — Я так горжусь тобой…
Долго ждать не пришлось. Он все-таки уснул.
Я очень осторожно высвободилась из его несуразно огромных рук — как только убедилась, что он действительно спит. Бен не отреагировал, когда я спустилась с кровати и отошла, не выпуская из поля зрения его умиротворенное лицо, тщательно выискивая признаки волнения или бодрствования. Он отключился. Я запру его здесь и свалю нахер отсюда.
С колотящимся сердцем я замерла на пороге спальни. Бросив на своего мучителя взгляд, горящий ненавистью, я повернула ручку и тихо закрыла за собой дверь. Замок защелкнулся снаружи.
А он оказался в ловушке.
========== Morpheus ==========
Сначала мне захотелось взглянуть на тюрьму, в которой он держал меня. Такое странное искушение, наверное, вызванное шоком. Но я не была девчонкой-подростком из типичного ужастика, так что решила пропустить сцену с прыжком обратно в пасть ада.
Вместо этого я тихонько побрела на кухню, где и застыла в оцепенении. Я могу взять и выйти через дверь. Ведь он все еще спит. Он даже не услышит, как щелкнет замок, не осознает, что меня нет — еще как минимум несколько часов. Я вернусь к людям. Вернусь домой.
И все же я в замешательстве слонялась по дому. В гостиной были книги: «Война и мир», собрание сочинений Эдгара Аллана По, «Голодные игры». Я провела пальцами по корешкам. Удивительно. Представить невозможно, как он сидит и читает.
Наконец я дошла до входной двери и замерла в нерешительности. Ручка леденила ладонь холодом металла — круглая, крепкая, — и я была практически уверена, что она не поддастся. Но нет.
Раздался щелчок, и дверь во внешний мир медленно открылась передо мной.
Я сощурилась от яркого солнечного света, ошеломленно застыв на минуту, а потом услышала жужжание пчел, почувствовала вкус весны на языке. День был прекрасен. Передо мной было крыльцо дома в глубине мирной аллеи, где остальные дома выглядели прямо так же, как папочкин дом…
давай, малышка.
К горлу подступила желчь, я отшатнулась от двери. Может, дождаться темноты?.. Я же не хочу бегать по округе в ползунках?.. На меня все будут пялиться. Не желаю выглядеть идиоткой.
Я робко тронула треснутый брус дверной рамы и ощутила странную тягу вернуться обратно в геенну огненную. Может, выпустить его?..
— Привет, соседка!
Мимо прошагал мужчина с золотистым ретривером на поводке. Он с широкой улыбкой махнул мне рукой с улицы. Вокруг не было ни машин, ни людей, не слышалось даже пения птиц. Одетый в ветровку, он стоял у почтового ящика, дожидаясь, пока его собака пописает.
Я помахала ему. Стоп. Он пошел по улице дальше, и я осознала, что птицы поют! Но у меня звенело в ушах, а живот скручивало узлом. Мне плохо!
— Я не вернусь, — зашептала я. Дрожа, я вцепилась в раму и вытянула ногу в цветастой штанине ползунка вниз, к крыльцу. — Я не вернусь… Не вернусь…
Пальцы ног сжались, ногу болтало из стороны в сторону. Наконец я коснулась твердых досок самым кончиком пальца, а затем опустила вниз всю ступню. Внезапно я поняла, что плачу, перемещая свой вес и ставя вторую ногу к первой, но еще я смеялась. Я разжала пальцы, отпустила раму и глубоко вдохнула свежий воздух.
Вдалеке гудела газонокосилка, где-то лаяла собака. Я закрыла глаза, просто слушая звуки, ощущая, как ветер высушивает слезы, стекающие по моим щекам. Я уже за дверью. Я свободна.
Мои первые шаги казались неловкими, неуклюжими, как у новорожденной. Я спустилась по ступенькам к цементной дорожке, миновала идеально ухоженный газон с подстриженной живой изгородью и направилась прямо к черному почтовому ящику с поднятым флажком. Он рассылал письма. Старомодно.
Я провела пальцами по нагретому солнцем металлу и едва не споткнулась на темном чистеньком тротуаре. Я вольна идти, куда захочу. Я могу найти Роуз, Пейдж и все им рассказать. Я могу порвать в клочки всю его почту, бросить ее на улице — что я и решила сделать. Откинув крышку, я выхватила лежавшее там письмо, разорвала его пополам, а потом еще раз пополам, потом еще и еще.
Это преисполнило меня наслаждением. Я швырнула обрывки бумаги под ноги и побрела дальше, слыша, как барабанит в ушах пульс.
Не доберется до меня. Теперь не доберется до меня.
Я не оглядывалась. Я превращусь в соляной столп, если посмотрю назад.
Я пощелкала пальцами, бормоча под нос:
— Не доберется до меня. Не доберется до меня. Я не вернусь. Я не вернусь.
маленькая принцесса Рей хочет кончить для папочки.
Тошнота вызвала всплеск адреналина, я почувствовала дрожь в ногах. Сглотнув, я ускорила шаг, шатко продвигаясь к знаку «Стоп» в конце улицы. Я не вернусь. Я не могу вернуться.
Я до сих пор чувствовала на себе его руки и то, как горячая сперма стекала по горлу в живот. Я вздрогнула и прощупала бедра и синяки на руках. Он чудовище. Мне хочется вернуться и перерезать ему глотку.
— Не вернусь, — пробормотала я, замотав головой.
Женщина, которая, склонившись, стояла на коленях над сорняками в своем садике, откинулась назад, наблюдая, как я прохожу мимо нее.
***
…Я добрела до безлюдной детской площадки.
Наступили сумерки. Я околачивалась по округе несколько часов, избегая патрульных машин полицейских, которые наверняка искали меня. Правда, я не совсем понимала почему.
Я буквально упала в обморок на сиденье качелей. Цепи загремели, под пальцами стало холодно, но я уселась там, свесившись вперед. Было так тихо. Во влажной надвигавшейся тьме перекаркивались вороны, и я могла просто… существовать, хотя бы недолго.