Для начала надо в себе разобраться и свои возможности прикинуть. Первоначальная цель – изменение исторического процесса, будь он неладен, достигнута, и надо сказать, что моя заслуга в этом не очень велика. Теперь наступил долгожданный мир, и Войско Донское налаживает свою жизнь. И что я имею в активе?
Во-первых, родство с войсковым атаманом и многими старожилыми казаками – это само собой. Во-вторых, уважение некоторых донцов, бурлаков и запорожцев из войска Беловода, которые помнят меня по службе в Третьей армии. В-третьих, за мной пятеро подчиненных, каждый из которых, несмотря на свою молодость, по воинскому мастерству не уступит взрослому казачине. В-четвертых, я приписан к Донской Тайной Канцелярии, авторитет которой растет с каждым днем. И в-пятых, у меня имеются таланты химородника.
Это основные плюсы. Но и в минуса многое записать можно.
Серьезных денег у меня, по-прежнему, как не было, так и нет. Возраст юношеский и всерьез меня принимают пока не все. Опять же к этому можно добавить, что от меня отдаляется отец. Вроде бы все как всегда, но я понимаю, что он хочет о чем-то со мной поговорить, и по какой-то причине не решается это сделать. Знаю, что ситуацию надо выводить из тупика, однако все так складывается, один к одному, что на это не находится времени. У бати должность такая, что он в суете, да и мне некогда, то война, то в Москву пробирался, а затем возвращался обратно, то подготовка к миру.
Ладно, плюсы и минусы прикинул и возвращаюсь к основной теме. Что делать дальше? Вопрос занятный, так как вариантов превеликое множество, но основных два.
Самый логичный ход – остаться в Черкассе и помогать отцу с Лоскутом в их делах. Попутно с этим хорошо бы наладить более плотные и тесные контакты с нашим промышленником и олигархом Ильей Григорьевичем Зерщиковым. Он все-таки нашел золото на реках Керчик и Бургуста, с тех пор сильно меня зауважал и пока железо горячо надо его ковать. Задвинуть Илье Григорьевичу несколько идей насчет изобретений, а уж он-то сразу сообразит, что к чему, и выгоду свою не упустит. Ну и помимо этого, рано или поздно, придется съездить в Часов Яр и поискать амулет с душой древнего хана Кара-Чурина Тюрка. Зачем он мне, пока не знаю, но сны вещие просто так не снятся, а значит, древний артефакт все равно требуется найти.
Все это случится, если я останусь на месте, а это не факт, поскольку есть второй основной вариант.
Торговля и промышленность, дела, само собой, хорошие, и близость к войсковой избе многие дивиденды сулит. Но я нахожусь на казацкой земле и сам казак, а потому знаю, что на Дону воинская доблесть и удача всегда ценятся выше, чем способности управленца, по крайней мере, среди основного электората, который и выбирает атаманов. Вот и получается, что если мне и моим ватажникам сходить на Персию, то это хороший задел на будущее. В конце концов, не век же мне в подручных у Кондрата и Трояна ходить.
Два часа я гулял по степи и, не определившись, чем себя занять и к чему приложить силы, вернулся в Черкасск, который продолжал активно перестраиваться. Во дворе Лоскута почистил коня, поставил его под летний навес, и тут ко мне ватажники подходят, все пятеро. Я вижу, что намечается серьезный разговор и чую их напряжение. Парни волнуются, а я, уже понимая, что они хотят сказать, нет. Поэтому присаживаюсь на скошенную рано утром в лимане свежую траву, которую работники привезли для лошадей, и спрашиваю:
– О чем разговор будет, односумы?
Ватажники расселись полукругом, и вперед выступил Иван Черкас. Он оглянулся на своих товарищей и сказал:
– Никифор, ты наш командир, и все решаешь сам, но есть вопрос и мы хотим получить на него ответ.
– Говори.
– Скоро казаки на Астрахань двинутся и нам надо знать, идем мы в поход или здесь остаемся?
Посмотрел я на парней и подумал, что наши мысли движутся в одном направлении. Судя по выражению лиц, ватажники хотят сходить в Персию. И если я им скажу, что мы в поход не идем, они останутся со мной, и возражений не последует, но все равно будут думать о далеких сказочных странах, где текут молочные реки, а золото как булыжники под ногами валяется.
– Подвигов захотелось? – спросил я Черкаса. – Не навоевались еще?
– Так ведь одно дело с православными резаться, которые нам свои, а другое дело басурман бить.
Еще раз, оглядев ватажников, я принял окончательное решение и сказал:
– Тогда вот вам мое слово – идем на юг.
Парни заулыбались, и тут раздался голос отца, который неожиданно вышел из-за летнего навеса и появился рядом с нами:
– Куда это ты собрался!?
Тон, каким это было сказано, говорил о том, что батя в ярости, и я не понимал почему.
Вскочив с травы, я посмотрел на него. Кондрат стоял, чуть набычившись, лицо красное и гневное, а глаза спокойные. Так, чтобы никто не видел, он подмигнул мне и, посмотрев ему за спину, я увидел полковника Лоскута и нескольких донских старшин, которые мечтали о возвращение к старым законам: Казанкин, Соколов, Юдушкин и Турченин, знакомые все лица.
«Ясно, батя и Троян что-то задумали, а я в их задумку как игровой элемент вошел. Ну, хорошо, пойду на поводу у старших, подыграю вам».
– Батька, мы в поход на Персию собрались. На море Хвалынское пойдем, шарпальничать станем и с басурманами драться.
– Мал еще против персов ходить. Молоко на губах не обсохло. Дома останешься.
– А вот и нет! – увидев в глазах отца молчаливое одобрение, не согласился я. – Первая кровь на мне есть, так что могу и сам пойти.
– Ах, так! Да я тебя!
Кондрат вынул нагайку, которая у него была приторочена за кушаком со стороны спины, и попытался меня ударить. Но я отскочил в сторону, а к нему подошел Лоскут, который на показ закричал:
– Успокойся, атаман! Ну, неслух твой сын, но все мы такими были.
– Ладно, – бросил батя и, спрятав нагайку обратно за кушак, повернулся к старшинам, которые очень внимательно смотрели за всем происходящим, и кивнул им в сторону ворот: – Пошли атаманы-молодцы, обговорим дела наши.
Войсковой атаман и старожилы покинули двор, а ватажники отошли в сторону и я спросил Лоскута:
– Троян, что это было?
– Война с Россией окончилась, и теперь старшины в атамане слабость ищут. Вот мы и решили тебя на первый план выставить. Показать раздор между отцом и сыном, и этим отвлечь их на время.
– А откуда знали, что все так сложится?
– Ватажники твои уже третий день про поход рассуждают, и подтолкнуть их на то, чтобы они именно сегодня к тебе с этим вопросом подошли, было проще простого.
– Понятно. А про то, что я в Черкасск въехал, караул доложил?
– Верно.
– Могли бы и предупредить.
– А чего предупреждать? И так все хорошо сложилось.
– И что теперь?
Лоскут посмотрел по сторонам, ухмыльнулся и сказал:
– Теперь, Лют, для многих людей ты становишься интересен, и тебе начнут предлагать помощь людьми и деньгами. Переизбрать такого авторитетного атамана как Кондрат, это дело не на один год, а старшины уже вперед смотрят и загадывают, кто следующим власть перехватит. Но пока они думают и гадают, что и как лучше сделать, да сторонников набирают, мы их сами прижмем.
– Через три дня у сестры свадьба, а я с батей в ссоре. Нехорошо.
– Не страшно. На свадьбе отгуляете без криков, но общаться будете как можно меньше, и для гостей, среди которых и старшины будут, это верный знак ваших с Кондратом внутрисемейных дрязг.
– А вы интриганы…
– По-другому никак.
– Так что мне теперь, в поход идти или нет?
– Конечно, иди. Только не с войском, а сам по себе. Собирай вольную ватагу и направляйся вниз по Волге к Астрахани, а там как захочешь. Для всех казаков ты вожак случайных гультяев, а на деле у тебя в отряде будут люди, кто Кондрату свою преданность делами, а не словами, доказал. Оружие, одежду и припасы закупишь на деньги старшин, самому тратиться не придется, а когда вернешься, отдавать долги будет уже некому.
– Так уж и некому?