Лора снова похищает мои слова, и я не хочу, чтобы она их мне возвращала. Они принадлежат ей. Я принадлежу ей.

Лора (14 лет и 9 месяцев)

Еще одна новая школа.

Я наблюдаю за толпами подростков, которые собираются в группы, сформированные по принципу социального положения, возраста или пола. Спортсмены уже бросают мяч между собой на краю футбольного поля, а популярные девчонки сидят на ограждении, наблюдая за ними и перемывая кости всем и каждому. Ученики помладше с широко открытыми глазами испуганно таращатся на здание перед ними, выглядя так, будто оно может проглотить их целиком, в то время как прилежные и жаждущие знаний ребята, те самые, которых называют «ботанами» или «зубрилами», уже стоят на ступеньках и ждут, когда откроется центральная дверь.

К какой группе отношусь я?

Да, я новенькая, но не маленькая, как те, которые готовы начать свой первый день в старшей школе. У меня нет здесь друзей, поэтому я не с популярными девчонками. Значит, остаются зубрилы, потому что я не собираюсь подходить к спортсменам и играть с ними в мяч — это стало бы немедленным социальным самоубийством.

Мне нравится школу, нравится учиться и я уже знаю, кем хочу быть после окончания — учителем. В таком случае, мне, наверное, стоит подняться на лестницу и подождать, когда зазвенит звонок, и откроются двери? Или, возможно, буду сама по себе.

Не знаю, как долго мой отец продержится на новой работе, или как скоро его поймают трахающимся с кем-то из его офиса, и мы будем вынуждены уехать, чтобы начать все сначала.

Не знаю, почему моя мама не уходит от него. Ну, точнее, знаю. Она слабачка. Ей нравится надежность, нравятся деньги, и мама боится остаться одинокой в сорок. Хотя, если спросить ее, она ответит, что не уходит из-за меня. Ага, хорошая, хорошая мамочка. Я буду последним человеком, о ком задумается хоть кто-то из вас, учитывая всю вашу запутанную и наполненную драмой жизнь.

Я одинока.

«Лора Майлс, новая девочка, одиночка»

«Лора Майлс симпатичная, как мне кажется, но я слышал, что ее исключили из предыдущей школы за секс с учителем в туалете».

«Лора Майлс думает, что она особенная. Но она всего лишь шалава».

Это всего несколько высказываний, которые я слышала о себе в последних двух школах, где училась.

Поправляю ранец за спиной и иду к лестнице. По крайней мере, эти дети оставят меня в покое. Им не интересны школьные сплетни, пока это не касается тех, кто учится лучше всех или сдал последний тест на отлично. В них есть дух соперничества, да, но нет ненависти или стремления манипулировать людьми.

Так что я отношусь к тем, кто стоит на лестнице. В одиночку.

Как только подхожу ближе, начинает звенеть звонок, раздаваясь эхом над гулом голосов и являясь причиной всеобщего недовольного стона во дворе перед входом. Я не обращаю внимания ни на что, кроме лица мальчика, который прислонился к стене рядом с дверью.

Он смуглый, высокий, с классическими чертами лица и в очках с толстой черной оправой. Он красавчик, одетый в немодную одежду, как и все ботаны, но улыбка, которая появляется на его лице, когда звонок перестает звенеть, и открываются двери, завораживает меня.

Мальчик готов. Он знает, кем является. И хочет контролировать свое будущее. Его не волнует подъем по социальной лестнице или новые девочки с их тайным прошлым. Мальчик полностью уверен в себе, и я упиваюсь всем его образом, пока он не входит в школу и не исчезает из поля моего зрения.

Мне почти пятнадцать. Я и раньше проявляла интерес к мальчикам, влюблялась в нескольких. У меня даже был первый и единственный, не впечатливший меня поцелуй с парнем, который укусил мою губу своими требовательными зубами и продолжал слюнявить мой рот своим языком, по ощущениям похожим на слизняка.

Он был красивым — парень со слизняком вместо языка — симпатичным и чрезмерно пылким (не в лучшем смысле этого слова). Он хотел быть первым, кто сможет залезть в трусики к новой девчонке, несмотря на то, что встречался со школьной звездой нетбола (Прим.пер. Традиционно женский вид спорта, разновидность баскетбола). Ага, это она распространила слухи о том, что я трахалась с учителем.

В старшей школе бывает весело, когда ты очень стараешься разобраться во всех тонкостях отношений в ее стенах. И всегда остаешься новенькой, которая никогда не заводит знакомства, у которой нет друзей, способных прикрыть ее спину.

Это я — Лора Майлс или, как меня называли в моей предыдущей школе — «Лора унылый смайлик» (Прим.пер. Игра слов, в оригинале Laura Miles — Laura never Smiles).

Не думаю, что здесь меня будут так называть.

Я ощущаю ее.

Свою улыбку.

Из-за нее мои губы начинает покалывать, когда я иду следом за красавчиком в очках к его шкафчику. Топчусь в конце коридора и наблюдаю, как он беседует с мальчиком помладше, и когда роняет свою книгу, я уверенно бросаюсь вперед, чтобы поднять ее, чем чуть не обеспечиваю его сотрясением мозга.

А затем почти ухожу, почти. У меня сводит живот, когда он пялится на меня так, будто я неудачница. В груди что-то сжимается, когда он не берет мою руку, которую я протягиваю ему, чтобы помочь встать.

А затем мальчик улыбается мне.

Джош.

И обещает отдать мне все свои слова. Освещает меня изнутри светом, когда темными глазами ловит мой взгляд. Соединяет последние точки в череде нескончаемых точек в рисунке моей жизни, когда берет меня за руку. Образ, созданный нашим только что состоявшимся знакомством, превращает мою чистую страницу жизни с хаотично расположенными на ней многочисленными точками в великолепную арку возможностей, уходящую настолько высоко в небо, что вершина ее не видна невооруженным глазом.

Я украла все его слова.

И буду хранить их.

А взамен отдам ему одно свое.

Одинокая.

Не хочу, чтобы он мне его возвращал.

Я знаю, с ним я никогда не буду одинокой.

Глава 1

Джош (29 лет)

Три утра.

Запах твоих духов повсюду.

На мне.

На каждой вещи в нашем маленьком мирке.

Хлопковые простыни на нашей кровати пропитаны им. Он все еще держится на воротнике моей рабочей голубой рубашки, мысль о стирке, которой просто невыносима; на симпатичном фиолетовом шарфике, висящем на зеркале туалетного столика, том самом шарфе, который ты надевала несколько дней назад, когда ходила в магазин и смеялась, говоря, что он подходит по цвету к твоим отекшим лодыжкам.

В коридоре стоят твои новые туфли.

Твое пальто бесполезно висит на вешалке за дверью.

Днем, ты черная дыра, вокруг которой я маневрирую, никогда не приближаясь к ней слишком близко. Ночью же спотыкаюсь и падаю прямо в чернильную пустоту ее бездонных глубин, которая поглощает меня с головой.

Запах твоих духов повсюду.

Почему же он остался, если ты ушла?

Моргаю от яркого солнечного света, в котором утопает наша спальня. Шторы полностью раздвинуты, как в тот день, когда я нашел тебя.

Повернув голову набок, смотрю как световые индикаторы звука на радионяне с зеленого сменяются на желтые, и доходят вплоть до тревожного красного. Снова и снова загораются все три цвета индикаторов в ряду.

Тишина — три зеленых огонька.

Тишина — три зеленых огонька и еще три желтых.

Тишина — три зеленых огонька, три желтых и три красных.

Дорожка горящих индикаторов, предупреждающих о страданиях.

Он плачет, скорее всего, даже кричит.

Я не могу его слышать, потому что выключил это чувство. Отключил все свои слуховые рецепторы и заблокировал проникновение любого шума.

К тому же, я поставил радионяню на беззвучный режим.

Мне должно быть стыдно.

Я нужен ему, а меня там нет.

Ему всего восемь дней, а отец, который всегда должен быть рядом с ним, его игнорирует. Единственный оставшийся человек, благодаря которому он появился на свет. Его единственный родитель.