В Бонне высказывалось мнение, что «выход из разногласий между двумя берлинскими правящими партиями заключался бы в том, чтобы на встречу с советским премьер-министром Брандт поехал вместе с министром Барцелем».[64] Такая поездка не могла состояться – Хрущев ни при каких обстоятельствах не согласился бы на встречу с Брандтом, если бы его сопровождал кто-либо из должностных лиц федерального правительства. Это противоречило бы одному из главных постулатов берлинской политики СССР о непринадлежности Западного Берлина ФРГ.
Согласно сообщению ДПА, федеральное правительство считало, что «именно публичные высказывания правящего бургомистра Брандта вызвали приглашение его советской стороной на встречу с Хрущевым. Как сообщил … фон Хазе представителям печати в Бонне, у федерального канцлера были опасения против такой встречи. Однако Аденауэр отбросил их после того, как события стали развиваться в этом направлении. Канцлер дал понять Брандту, что при существующем положении вещей он (канцлер) может только лишь предоставить решение ему самому, Брандту».[65]
На фоне различных высказываний особенно резко прозвучало заявление бывшего министра иностранных дел ФРГ, руководителя фракции христианских демократов в бундестаге Г. фон Брентано. Выступая перед правлением фракции, он назвал поведение Брандта «неправильным». По его мнению, встреча с Хрущевым – это внешнеполитический шаг, который относится к сфере ведения федерального правительства.
Еще накануне заседания правления фракции Брентано в самой резкой форме предостерегал против встречи Брандта с Хрущевым.[66] Яне могу себе представить, подчеркнул руководитель фракции христианских демократов, чтобы «Брандт оказался единственным жителем Западного Берлина, который ступит за заградительную стену».[67]
По поводу намечавшейся встречи П.А. Абрасимов позже писал: «В то время, когда я приступил к исполнению своих обязанностей в качестве посла СССР в ГДР, В. Брандт довольно активно нащупывал … почву относительно возможности встречи с главой советской партийно-правительственной делегации, которая ожидалась на VI съезде СЕПГ … Как стало известно в дальнейшем, далеко не все в Бонне, а также в Вашингтоне, Лондоне и Париже разделяли намерения В. Брандта. Более того, во всех названных столицах, особенно в Бонне, к его замыслам отнеслись, мягко говоря, более чем сдержано. Поэтому В. Брандт действовал очень осторожно».[68]
Несмотря на все препятствия, казалось, что встреча Хрущева с Брандтом состоится. Но в последнюю минуту она сорвалась.
Хрущев так описывал происходившие события: «Вчера (17 января 1963 г. – Р.Д.) ко мне в 8 часов хотел приехать господин Брандт. Через своих людей он заявил, что он хотел бы побеседовать со мной. Я сказал, пожалуйста, я согласен и в 6 часов мне позвонили и сказали, что господин Брандт будет в 8 часов. В 7.30, или, скорее это было в 7 часов, я получил от господина Брандта сообщение, что он извиняется, но приехать не может. Его сенаторы заявили, что они немедленно уйдут в отставку, вся его коалиция развалится, если он приедет. Я сказал, пожалуйста, пожалуйста, я вас не приглашал и не обижусь, если вы не приедете».[69]
Окружение Брандта вину за срыв встречи сразу же возложило на лидеров западноберлинского ХДС. Показательна трактовка причин срыва встречи западноберлинским сенатором по внутренним делам Г. Аль-бертцом, одним из самых близких к Брандту политиков. В изложении В.И. Быкова и Ю.А. Квицинского,[70] второго и третьего секретарей советского посольства в ГДР, она выглядела так: «Мы (окружение Брандта – Р.Д.) были готовы к встрече с Хрущевым, которая сорвалась в результате „подлой” позиции со стороны ХДС. Как ему (Альбертцу – Р.Д.) стало известно позднее, руководство ХДС во главе с Ф. Амреном уже в 12.15 часов 17 января приняло решение саботировать встречу и выдвинуть угрозу о разрыве коалиции. Однако об этом решении стало известно лишь после того, как Брандт дал согласие на встречу. Нанеся этот „предательский удар в спину,” ХДС сейчас использует срыв встречи … для дискредитации Брандта».[71]
Правильное ли решение принял Брандт, отказавшись от встречи с Хрущевым? «Многие говорят, – отвечал на этот вопрос Альбертц, – что Брандт должен был пойти на встречу, даже если она повела бы к разрыву коалиции с ХДС. Я был с Брандтом в эти часы и во время принятия окончательного решения. Конечно, можно было бы встретиться с советским премьер-министром, но в этот моменте не было ясности, как среагируют на встречу партии и население Западного Берлина». Брандт опасался, что на следующий день он, не имея позитивных результатов от встречи с Хрущевым, остался бы и с разбитой коалицией, добавил сенатор. По его словам, правящий бургомистр хотел организовать встречу с Хрущевым на следующий день, 18 января, однако это оказалось невозможным «не по вине Брандта».[72]
По мнению Быкова и Квицинского, население Западного Берлина не понимало причин срыва встречи. Аргументы, выдвинутые Альбертцом, «не показались слушателям достаточно убедительными, в частности обвинение ХДС в „предательском ударе в спину.” Выступавшие (на встрече с Альбертцом – Р.Д.), по виду рабочие, заявили, что СДПГ и ХДС достаточно хорошо знают друг друга, будучи много лет в коалиции, и что Брандт должен был правильно оценить обстановку и реакцию населения и пойти на разрыв коалиции. Брандту просто не хватило мужества на подобный шаг».[73]
Западноберлинская организация Свободной демократической партии (СвДП), находившаяся тогда в оппозиции к сенату Брандта, использовала срыв встречи как повод для острых атак и против СДПГ, и против ХДС. Выступая 8 февраля 1963 г. на предвыборном собрании, заместитель председателя западноберлинской СвДП Х.-Г. Хоппе подверг резкой критике «берлинскую политику» обеих партий. Он обвинил их в том, что они оказались неспособными пойти на разумный политический риск, когда зашла речь о возможности встречи Брандта с Хрущевым. Брандт, по словам Хоппе, так и не смог дать «удовлетворительное объяснение причин своего отказа от встречи с Хрущевым».[74]
Обращает на себя внимание заявление Барцеля, сделанное 18 января – на следующий день после срыва встречи. Он сказал: «Я неоднократно беседовал с правящим бургомистром и отсоветовал ему ехать в Восточный Берлин».[75] Свою позицию Барцель обосновывал с помощью ряда аргументов. «Наряду с принципиальными политическими и правовыми соображениями, – подчеркивал министр, – которые говорили против этого визита (Брандта в Восточный Берлин – Р.Д.), нужно было учитывать момент и тенденцию Москвы и Панкова установить непосредственные отношения между советской зоной и Западным Берлином, изолировать Западный Берлин, оторвать его от союза и создать на переходный период нечто вроде суверенитета для Западного Берлина. Это было отчетливо выражено в недавних речах Ульбрихта и Хрущева». Ответом на это, по мнению Барцеля, могло быть «только еще более тесное сближение между Берлином и Бонном, а не совершение поступков, которые – хотя бы только внешне – скорее могут быть восприняты как разделяющие».[76]
Брандт о своем решении отказаться от встречи с Хрущевым сообщил в заявлении, сделанном вечером 17 января. Правящий бургомистр подчеркнул, что это решение он принял после того, как на него был оказан нажим «членами Христианско-демократического союза в правительстве Западного Берлина». Они угрожали немедленно подать в отставку в случае моей встречи с Хрущевым, добавил Брандт. «У меня создалось впечатление, – продолжал правящий бургомистр, – что решение, которое я принял, противоречит интересам города Берлин». Он заявил также, что западные державы не возражали против встречи между ним и Хрущевым. Брандт сообщил, что Аденауэр сказал ему по телефону днем 17 января: «Если бы я был на Вашем месте, я бы сделал это (встретился бы с Хрущевым – Р.Д.)».[77] Резюмируя, Брандт отметил, что христианские демократы Западного Берлина по существу предъявляли ему ультиматум, и выбора у него не было.
