Слова оставались словами, абстракция не обретала живой плоти. Шли дни, а он воспринимал Землю подлинную не более как ту, о которой ему долгие годы рассказывали видеокниги. Это было похоже на телефонный разговор, когда узнаешь голос близкого человека - и острее ощущаешь тоску разлуки; как телевизионное изображение, где все внятно и все ненастоящее.
Однажды он вышел ранним утром на балкон, и привычно, одним широким взглядом, охватил все вокруг, и впервые подумал: "Что ж, ничего не скажешь умный и, наверное, добрый человек выбрал это место для отдыха. Здесь и впрямь хорошо..."
Здесь было великолепно.
Светлые корпуса дома отдыха стояли на крутом склоне небольшой горы форпоста величественного хребта, чьи черные, такие острые пики, что даже вечные снега не держались на них, невидимые отсюда, где-то там, на севере, пронзали высокие облака. Внизу, сквозь тронутую октябрьским багрянцем, но в общем еще ярко-зеленую листву, голубело, синело, зеленело, чистой бирюзой сияло под первыми солнечными лучами совсем близкое море, которое кто-то когда-то несправедливо окрестил Черным.
Все было прекрасно: и парк, и горы, и море, и прозрачное небо. Но он вдруг ощутил чувство, которое было ему уже знакомо, пусть и не очень, потому что приходило всего несколько раз в жизни.
Впервые это странное чувство посетило его в возрасте шести или семи лет и он испугался.
Мать, обеспокоенная необычной молчаливостью мальчика, с тревогой всмотрелась в его вдруг потускневшие глаза и, видимо поняв, тихонько вздохнула. Отец рассмеялся:
- Ничего особенного! Ему просто стало скучно. Ведь он - землянин, не забывай... Это пройдет.
Коренные жители Утреннего леса не умели скучать.
И вот после многолетнего перерыва, до предела заполненного работой, Гиги Квесу, зрелому мужчине, признанному Фантазеру высшего класса, стало скучно. Он понял, и ему сделалось страшно, потому что это была не просто скука, но вместе с ней и одиночество (этого слова тоже не знали те, кто родился на Утреннем лесе).
За завтраком Гиги впервые пригляделся к соседям по столику; до сих пор он ограничивался вежливым "доброе утро", или "здравствуйте", или "приятного аппетита", и ему отвечали тем же.
Сегодня он сказал:
- Простите, но... Не правда ли, странно, что мы до сих пор незнакомы? Меня зовут Георгий Квеселава.
Он скупо рассказал о "себе". Они доброжелательно слушали. Это были муж и жена, оба старше Гиги.
- А я - Тамара Георгиевна. Между прочим, ваша землячка, только давно переехала в столицу... Все из-за него, вот этого мрачного человека.
- Федор Михайлович, - представился "мрачный человек".
Они, в основном Гиги и женщина, поболтали несколько минут. Потом Тамара Георгиевна спросила:
- Вы играете в нарды? Замечательно! Понимаете, дома у меня нет партнеров... Теперь я вас в покое не оставлю. А в порядке компенсации покажу нечто любопытное. Вы сейчас отдыхать? Нет? Я так и думала. Если на море идемте с нами.
Они спустились по серому серпантину асфальтовой дорожки, струившейся между деревьями и кустами к выходу, миновали ворота, пошли к лестнице подземного перехода, ведущего на пляж.
- Дальше, - сказала Тамара Георгиевна, когда Гиги привычно свернул в сторону перехода, над которым проносились по шоссе автомашины, троллейбусы и постукивали по рельсам, проложенным на невысокой насыпи, поезда. - Тут всего несколько шагов... - И почти сразу: - Поглядите-ка!
Он не сразу понял, что перед ним - не встречал такого ни на Утреннем лесе, ни на одной из культурных планет; на тех же, где для живого не было места, и подавно. Потом взглядом, обретшим обычную цепкость профессионального Фантазера, уверенно охватил причудливую и тем не менее законченную картину.
Гигантской змеей одно дерево сжало в объятиях другое, накренившееся под углом градусов в сорок пять. (Я говорю: "одно дерево", "другое", потому что художник, писатель, композитор, скульптор Гиги Квес, к великому своему стыду, никогда не запоминал названия растений, птиц, цветов, насекомых. Он, как уже было сказано, просто бездумно и жадно впитывал в себя все останавливающее его внимание и достойное воплощения в образы). Стволы обоих деревьев до высоты примерно четырех метров от земли были лишены веток. Дальше начиналась густая зеленая крона.
- Смотрите внимательнее! - потребовала женщина. - Вы обязаны разобраться, что к чему. Ведь вы художник...
-...Ретушер, - машинально поправил он, а сам обнаруживал все более удивительные подробности.
Дерево, сжатое мертвой хваткой другого, было лишено не только ветвей даже коры... А то, змееподобное, толщиною в телеграфный столб, заметно сплющивающееся в местах, где оно особенно плотно прижималось к своей жертве, высоко над землей словно взрывалось в буйном расцвете жизненной мощи. Гиги тихонько присвистнул. "Именно жертва!" - внутренне воскликнул он, когда что-то заставило его сунуть руку в труху прошлогодних листьев у основания того, "другого" дерева: ладонь, легко преодолев слабое сопротивление, прошла между основанием ствола и землей! То было уже не дерево - мертвое голое бревно.
- А теперь выше и правее!.. - приказала Тамара Георгиевна.
Он послушно проследовал взглядом за ее рукой и увидел два длинных гибких щупальца, которыми, выбросив их высоко вверх и далеко в стороны, хищник обнял стволы двух соседних деревьев. Они казались вполне здоровыми и сильными. Но, присмотревшись внимательно, можно было обнаружить явные признаки начинающегося угасания - на двух-трех ветвях заметно пожухли преждевременно умершие листья; они выделялись в веселой массе яркой зелени, как одинокие седые пряди в волне пышных, блистательно черных женских волос.
- Я вижу, вы в самом деле не простой художник, а художник- ретушер, поддразнила женщина Гиги. - Ну разве не позорно так мало знать о земле, на которой живешь?! Хищник - это глициния, та самая милая вьющаяся красавица, которую мы разводим на балконах наших квартир. А несчастная жертва - не что иное, как воспетый поэтами красавец южных лесов... Вспомните: "стройный, как кипарис". - Дурачась, она добавила: - Видите, до чего доводит чрезмерная доверчивость? Наверное, этот увлекающийся тип, тогда еще восторженный юноша, был пленен нежной, такой прелестной в своей беспомощности глицинией и робко предложил ей руку и сердце. Она же благосклонно приняла и то, и другое. А со временем, привыкнув брать, ничего не давая, отняла у этого постаревшего влюбленного дурака и все остальное - вплоть до самой жизни... Будьте осторожны с женщинами, молодой человек!
