Металлический пол обжигал ступни холодом, но тапочек мне никто не предлагал. И эти медицинские пеньюары творят чудеса. Вот ты вроде взрослый уверенный человек или не человек… Кому как повезет по жизни. А надеваешь на себя эту зеленоватую штуку в мелкий ромбик и хотя бы на долю секунды, но чувствуешь себя беспомощным…

Интересно, что испытывает при этом директор Ван Райан? Судя по его недавнему поведению – ничего приятного.

Первое, что сделал доктор, когда я, наконец, вернулась к каталке, это попросил меня продемонстрировать крылья. Мне пришлось завести руки за спину и развязать шнурки на пеньюаре, оставляя спину голой и ощущая неприятный холодок.

Каждый раз, когда я призывала крылья, мне всегда было больно. Но сейчас это же для науки и для Бюро, ведь так?

Снова знакомая боль, тяжесть на спине и шуршание перьев. Глаза Джеремии непроизвольно поползли на лоб, после чего он почесал затылок и зашел ко мне со спины.

Возможно, мне стоило держаться прямо и гордиться собой. Но почему-то я почувствовала себя прокаженной.

Доктор тем временем сгибал и разгибал одно из моих крыльев. Что только усиливало дискомфорт.

– А вы летать на них пробовали? – вывел меня из размышлений его бодрый голос.

– Что? Нет. Пока нет.

– Почему? – с детским любопытством поинтересовался Джеремия.

– Когда я вернулась из Англии, мне пришлось жить в несколько стесненных условиях, – перед глазами тут же встал крохотный номер дешевого мотеля, который после особняка Барбары производил самое гнетущее впечатление.

– А вы попробуйте! – все также произнес доктор. – Здесь, в Бюро, на тренировочном полигоне.

– Спасибо, постараюсь, – пробубнила я себе под нос и вдруг почувствовала боль. – Ауч! Что вы делаете?!

Передо мной появился мистер Розенфельд, внимательно рассматривающий большое серое перо, понятно откуда выдернутое. Но не успела я начать возмущаться, как оно растворилось в руках доктора серебристой дымкой.

– Хм… – протянул глава лаборатории с усмешкой. – Кажется, этот материал невозможно анализировать. Что ж, поступим по-другому.

И он открыл еще один ящик стола, чтобы выудить оттуда ножницы.

– Зачем это?! – в страхе я машинально подтянула к себе обе ноги и обхватила их руками, что привело к неожиданному результату.

Крылья сложились вокруг меня. Перья закрыли всю нижнюю часть обзора и отрезали меня от лаборатории. Я сидела на каталке, как птица на жердочке, а из крыльев торчала только голова.

Доктор не удержался и прыснул со смеху.

– Нет, кха-кха, нет! Я просто хотел попросить у вас другой образец для исследования. Кусочка ногтя или пряди волос будет достаточно.

Когда я поняла, что мне ничего не угрожает, крылья сошлись на спине и, кажется, пропали, судя по изменению в весе. Оставалось только протянуть доктору руку, чтобы он срезал ноготь.

– Поразительный экземпляр… – изрек Джеремия таким тоном, словно я была ожившим динозавром из Юрского периода.

– «Экземпляр», значит… – только и хмыкнула я.

Впрочем, да, детка, ты действительно… экземпляр.

– Не стоит держать обиду, – произнес доктор, ища на столе, куда положить срезанный «полумесяц» ногтя. – Для меня вы – нечто совершенно новое! Что-то, что еще никто никогда прежде не изучал.

Не найдя ничего лучше, он положил ноготь в пластиковую чашку Петри[27] и накрыл крышкой. После чего еще полминуты заворожено смотрел на образец.

– Сомневаюсь, что он начнет размножаться делением…

Я просто не смогла удержаться от едкого комментария.

– А жаль! – парировал док. – Было бы весьма интересно!

Не знаю почему, но я вдруг улыбнулась, и моя злость отступила. Этот глава лаборатории – ну очень странный тип! Но определенно забавный.

Вот только этот забавный странный тип раскопал на своем столе еще какой-то не внушающий доверия аппарат, похожий на металлический куб, стоящий на электронных весах.

– Что это? – снова ощетинилась я, только начав справляться с завязываньем пеньюара на спине.

– Это? – удивился доктор. – Ничего особенного. Просто аппарат для снятия отпечатков ладоней.

– Тоже для исследования?

– Да нет. В базу данных внести.

– Это не больно?

– Нет, совсем нет…

Но, к сожалению, доктор немного приврал. Больно было, хоть и слегка.

Когда я положила ладони по две стороны куба, поверхность начала медленно нагреваться. И мне пришлось пересиливать себя, чтобы дождаться, пока аппарат издаст звук, напоминающий почему-то сигнал микроволновки.

После процедуры я долго смотрела на абсолютно здоровые ладони, но не могла избавиться от ощущения фантомного ожога.

– А теперь прощу вас пройти сюда, – доктор направился через всю лабораторию к герметичной двери, ведущей в соседнее помещение с креслом.

Я еще раз взглянула через похожее на корабельное окно на кресло и странную арку, в которой издавали слабое свечение несколько кристаллов.

Меня уже второй раз за день пытались усадить в какую-то адскую машину… Дрянная тенденция. Не так я планировала проводить лучшие годы своей жизни, но давать заднюю было поздно.

Снова холодный пол под ногами. Чем ближе я подходила к этой комнате, тем сильнее чувствовала новый прилив страха и раздражения. Подопытный, мать его, кролик! Хотя в моем случае, скорее, птичка.

Даже если большую часть процедур не нужно будет повторно проходить каждый месяц, сегодняшние исследования вгрызутся мне в память, как пить дать.

И вот я стою у раскрытой герметичной двери и отчаянно не хочу заходить внутрь.

– Не бойтесь, – подбодрил меня доктор, – это действительно не больно. На сей раз я не лгу.

Я нервно сглотнула, переступила порог и быстро пошла к креслу. Металлических скоб и ремней для фиксации рук и ног замечено не было. Должно ли меня это радовать? Не знаю, но, кажется, стало чуточку легче на душе.

Доктор попросил меня сесть, а потом еще долго крепил к рукам, груди и голове какие-то датчики с проводами, идущие к стоящим вокруг арки приборам. Я могла думать только о том, как скоро это закончится.

– Как планируете провести вечер Четвертого июля? – неожиданно спросил Джеремия совершенно будничным тоном. – Успеете попасть на салют?

– А?! – я изумленно вытаращилась на него, не понимая, говорит он всерьез, или пытается разрядить обстановку.

– Ну, завтра День Независимости, – напомнил мне док.

– Я… – совсем забыла, что это уже завтра. – Я еще не думала об этом…

– Сходите к Капитолию вечером. Это очень красивое зрелище!

– Не уверена, что у нас будет время… Завтра первый настоящий рабочий день и начало обучения…

– Тогда возьмите пару пива и посидите на крыше какого-нибудь здания, – док, будто музыкант, продолжал настраивать приборы, перемещаясь от одного к другому. – Для вас же это не составит труда?

Хорошая мысль, вот только принято ли в Вашингтоне устраивать барбекю и посиделки на крышах, как в Нью-Йорке?

– Не… составит… наверное, – нахмурилась я, обдумывая перспективы и косясь на собственные руки с датчиками. – Стойте, вы только что предложили мне совершить противоправное действие?

Но было уже поздно. Когда я обратилась к доктору Розенфельду, он уже покинул помещение и закрыл за собой герметичную дверь. Я тяжело и с чувством выдохнула. Впрочем, ничего нового. Слова поддержки и отвлечение внимания.

Через пару мгновений док все-таки появился прямо напротив меня, хоть и по ту сторону обзорного окна. Он сосредоточенно постучал по микрофону, отчего из динамиков в закрытой комнате раздались громкие щелчки и фонящий звук.

Машинально я поерзала в кресле.

– Нет-нет! – Джеремия тут же обратился ко мне, низко склонившись к микрофону. – Мисс Джозефсон, я прошу вас! На ближайшие десять минут постарайтесь полностью расслабиться, иначе часть из многоступенчатых данных, полученных с маги-сканера, будет существенно искажена. Сейчас требуется спокойствие, только спокойствие и ничего больше!