– Вроде готово…

Я, весь в сомнениях, помешивал палочкой густой кисель и соображал, то ли у меня получилось? По всем параметрам должен быть напалм. Хиленький, конечно, но все-таки… Потом летуны пожертвовали маленький термитный шарик, для поджога смеси, и испытание вступило в решающую стадию. Посмотреть собрались все. Даже механики с вечно красными, как у гусей, обмороженными лапками, побросали свои железяки и толклись за спинами летунов, вытягивая шеи. От греха решил жечь не все ведро, а перелить смесь в бутылку. И, как выяснилось, правильно сделал. Вместо мишени была стена разрушенного сарая из ракушечника. Так вот – когда бутылка разбилась о нее и все вспыхнуло, это надо было видеть! Черный, густой дым был такой концентрации, что народ начал разбегаться. И жар соответственный. Хоть и было холодно, ближе метров десяти к стене подойти невозможно. И это с одной бутылки! Горело довольно долго. Сквозь дым было видно, что огненная клякса очень медленно сползала вниз, к земле. Зрелище впечатляло. Я перемещался вместе со всеми в сторону от ядовитой копоти, но даже кашляя, гордого вида не терял и многозначительно поглядывал в сторону командира полка. Когда все почти погасло и мы сходили умылись, сказал ему:

– Если такую штуку в количестве двухсот литров плеснуть на немцев, пусть даже с вышибающим зарядом в качестве зажигания, то квадратов сто пятьдесят—двести гладенькой и стерилизованной почвы обеспечено. А если туда еще добавить магния и какой-нибудь неорганический окислитель, то кружка этого – я показал на почерневшую стенку – танк прожжет. Даже твой связной кукурузник будет таким страшным оружием, что немцы, только его треск ночью услышав, будут бежать из окопов и блиндажей, теряя подштанники. Потому как ни один блиндаж от напалма не защитит.

Летун был поражен. Летун был впечатлен. Летун был готов к немедленным действиям. Связавшись со своим начальством, он рассказал о новинке. Начальство решило лицезреть это самолично. Минут через сорок прикатил полковник. Ха! Знакомая физиономия. Вместе пожар сегодня тушили. Полковник сначала удивленно разглядывал меня, идя навстречу, а потом, улыбаясь, выдал:

– Ну конечно – товарищ Лисов! А я все думаю, что за знакомый разведчик у моего комполка организовался? Это вас что – сегодняшний вечер на такую идею натолкнул?

– Почти. Точнее говоря, так точно – именно он!

Мне было неудобно за вчерашнее, поэтому постарался быстренько свернуть разговор в нужное русло. Взяв полковника под ручку, подвел к многострадальному сараю и продемонстрировал действие еще одной бутылки. Он тоже офигел от увиденного. После чего решили как можно скорее опробовать всю оставшуюся бочку в деле, расфасовав смесь по емкостям литров в пятьдесят. Полковник ходил, радостно потирая руки и приговаривая:

– Если погода позволит, то сегодня в ночь устроим румынам фейерверк! Наши ЛаГГи, конечно, с этой раскисшей каши не взлетят, а вот У-2 вполне поднимется…

Но я так и не дождался знаменательного вылета грозного кукурузника. Колычев по рации, что стояла у летчиков, вызвал меня в расположение. После Иван Петровича я опять зашел к вечно дрыхнущему Гусеву. Медсестра сказала, что Серега просыпался и, узнав, кто к нему приходил, так расчувствовался, что у него поднялась температура. Так что снова не получилось пообщаться с другом. А наутро приехал Герасимов. Блестя глазами, он возбужденно рассказывал, как лично ночью скинул на румынские расположения все емкости.

– Ты представляешь, за мной было просто море огня. А крики их даже с высоты слышал. На У-2 при планировании мотор почти не гудит, поэтому вопли снизу до сих пор в ушах стоят. – Майор передернулся и продолжил: – Сейчас двое наших умельцев твою смесь начали заготавливать в больших количествах. Как там ты ее называл? Попан?

– Напалм. И если его в заводских условиях делать, с добавкой еще кое-каких веществ, то эффект будет гораздо круче!

– Куда уж круче!

Летчик покачал головой и, попрощавшись, пошел докладываться своему начальству о ночном погроме. Эк его впечатлило. Да, наверное, любого бы впечатлило не меньше. Ну, теперь держись, немчура! Как клопов выжигать будем. Одно только расстраивало, напалм был так прост в изготовлении, что фрицы максимум месяца через два будут знать состав смеси. Потом уже нам придется солоно. Значит, надо как можно быстрее и на всю катушку использовать эффект внезапности. Причем, наверное, поливать огнем не пехтуру, хоть это было бы и логично, а постараться уничтожить как можно больше вражеских самолетов на аэродромах. Потери, конечно, у нас будут страшные, но появится шанс лишить немцев господства в воздухе. Тогда они напалм пусть хоть вручную из клизмы плещут на нашу пехоту – большие потери в самолетах компенсировать быстро не получится. Написав очередную докладную записку, я пошел к Колычеву. А тот уже собирался послать за мной. Столкнувшись с порученцем в дверях, протек мимо него в кабинет к начальству. Иван Петрович, увидев меня, нехорошо улыбнулся и, не пригласив сесть, сам поднялся навстречу.

– Ну, здравствуй, орелик…

Блин! На этот раз что не слава богу? Я такие улыбочки знаю, сейчас за что-нибудь втык давать будет. Хотя за последний день косяков за мной явно никаких не прослеживается. Командир же, подойдя вплотную, аккуратно поправил мне воротник, а потом, ухватив за шиворот, начал трясти как грушу, приговаривая:

– До каких пор? Я спрашиваю, до каких пор я о твоих похождениях буду узнавать последним?! Я тебе командир или так – погулять вышел?

– Командир, товарищ полковник!

Осторожно отцепившись от буйствующего начальства, задал встречный вопрос:

– А что случилось-то? И если вы о том, что ночью с генеральской эмки свистнули ящик сгущенки, то сразу говорю – это не я. Да и ящик на благое дело пошел, в детский дом, что сейчас в школе расположился. Но все равно – это не я.

Похоже, удалось сбить Колычева с панталыку. Запал у него вроде кончился, и он теперь судорожно пытается сообразить, о чем это я вообще говорю.

– Какой детский дом, какая сгущенка? Ты мне мозги не канифоль! Отвечай – вчера к летчикам ездил?

Во вопросики подкидывает… Сам же меня вчера у летунов по рации нашел, а сегодня что, уже забыл? Или это риторический вопрос?

– Так точно!

– И что ты там сотворил опять? Что это за напал?

– Напалм, – автоматически поправил я.

– Да хоть запал! Почему все мимо меня прошло? Ты хоть понимаешь, дурья твоя башка, что мне пришлось с утра пораньше к ним конвойную роту посылать?

Эээ… я завис…

– Конвойников-то зачем?

– И не только конвойников, там еще и контрразведчики теперь всех шерстят. Ты понимаешь – всех! Всех, кто мог видеть, из чего и как приготавливается твоя дьявольская смесь, я приказал изолировать. А видела это целая толпа народу. Это же почти весь истребительный полк по моему приказу теперь сидит у себя в расположении и готовится к отправке в глубокий тыл. Одна надежда, что там их немецкая разведка не найдет. Ты хоть понимаешь, что значит такое слово «секретность»?

Вот, блин, попал… Про это я и не подумал. То есть подумал, но уже позже, когда все произошло… Ни фига себе, целый полк. Мне стало не по себе, и я спросил:

– И как же теперь быть? Еще пару дней такая погода простоит, а потом ведь ясно будет, высохнет все. Как же мы без авиации?

– Раньше надо было думать!

Полковник наконец сел за стол и закурил. Несколько секунд глядел на меня сквозь клубы дыма, а потом буркнул:

– Садись, чего стоишь.

Усевшись, я достал из планшетки докладную и положил ее перед командиром.

– Что это?

– Здесь указан состав смеси и ингредиенты для ее улучшения при производстве в заводских условиях. А то, что я сейчас сделал из подручных средств, – детский сад получился по сравнению с тем, что должно быть. Ну и еще кое-какие мысли…

– А раньше?! Раньше ты не мог мне все это показать?

Колычев опять начал заводиться. Тут уж и я не выдержал:

– Да я сам такого эффекта не ожидал! Иван Петрович, я ведь просто попробовать хотел, а потом уже вам докладывать! А про секретность и не подумал даже, в запале.