Колени ослабли, Рейнар осел на жирную кладбищенскую землю.

Красная пелена мира спала, явив золотистый рассвет. Лето украшало Хейм. Кладбище пустовало. Десятки венков стояли у могилы Агаты Келлер, чье изломанное тело лежало у ног собственного сына. На ее бледной, чуть тронутой тленом коже, играли светлые лучики солнца.

Где же граница сна?

========== Марта ==========

Что же ты делаешь, Рейнар, почему ты создал этот кошмар?

Рейнар Келлер медленно шел по улицам Хейма. Ноги нести вперед, обратно в поместье. Он хотел вернуться в начало. Лучше раз за разом скидывать отца с крыши, зная, что он ненастоящий, что он на самом деле не существует, чем чувствовать вкус материнской крови на губах. Сидеть на жирной кладбищенской земле в окружении растерзанных тел и серых теней. Чувствовать, как звериная сущность берет вверх. Он шел обратно по главной площади Хейма, мимо фонтана, в ложе которого переливалась темная вода. Цветы поблекли, осыпались. Скамьи лежали на дорожках, перемешиваясь с телами. Они лежали, напоминая о жажде, и среди них покоились серые окровавленные шкуры. Рейнар замер на мгновение. Трупы чудовищ лежали с разрубленными головами и спинами. Чей-то топор истерзал их. Ровная дорожка крови шла по камням и уводила к главной улице. Ноги утопали в жиже. Рейнар шел к поместью, над которым зависла, словно паук, луна. Луна смотрела прямо на него, прячась за башнями поместья. Металлические флигели на крыше горели закатным пламенем.

Рычание раздалось совсем рядом, и тело Рейнара откинуло к стене ближайшего дома. Боль пронзила мальчика; дыхание сбилось; глаза залила алая краска. Он видел желтые глаза оборотня. Он чувствовал жжение царапин от когтей волка. Может, это конец? Струя крови снова ударила в лицо, заставляя судорожно облизнуть потрескавшиеся губы. Рейнар подался вперед, словно в надежде, что кровь прольется еще раз. О, с каким наслаждением он бы испил ее снова. Однако удара не последовало. Волк впереди завизжал; короткий булькающий лай вырвался из разломленной глотки и затих. На миг подняв пасть к небу, волк упал в грязь, под ноги Рейнару. Когти заскребли по земле — и больше чудовище не двигалось. Сзади, из затылка, торчало древко топора. Владелец топора стоял рядом, в паре шагов.

Рейнар схлестнулся взглядом с Охотником, что вынимал из ножен новое оружие — саблю, опасно заточенную и кривую. Одеяние защитников Хейма стало грязно-бурым, как сами земли города. Белоснежное жабо на груди и вовсе почернело от крови. Брюки по колено испачкались в кладбищенской грязи. Высокие кожаные сапоги потрепали чьи-то когти.

— Спасибо, — сказал Рейнар.

Охотник, чье лицо было настолько бледно, что алый отблеск луны казался на нем розовым, медленно навел саблю на мальчика. Рейнар прижался к стене, отступив на полшага. Грязь мерзко чавкнула под ногами, не желая отпускать. Шаг в сторону. Споткнувшись о чью-то голову, Рейнар насилу удержался на ногах.

Зачем же?..

Может, он все же проснется в этот раз?

Рейнар не хотел верить, что это не сон. Не хотел верить, что действительно стал причиной падения Хейма и собственной семьи. Пусть лучше сон — это дает надежду на утро.

Рейнар с видимым спокойствием смотрел на острие клинка, но внутри бушевал пожар. Что же будет? Смерть и воскресение? Смерть — и начало старого дня? Проткни горло, клинок, так глубоко, чтобы у жизни не было выбора, кроме как уйти. Чтобы последние тени дыхания покинули губы. Чтобы свет проклятой луны исчез из глаз. Рейнар закрыл их. Сердце чувствовало опасную близость стали. Зверь внутри забился, пытаясь взять вверх, заставить выбрать жизни. Рейнар не дал зверю этого сделать. Мальчик представлял Марту, и сам образ младшей сестры успокаивал душу.

Вдох.

Выдох.

Ожидание.

Вдох. Свет.

Сталь запела, но не с ним. Клинок схлестнулся с новым клинком. Охотник, чьи одежды уже превратились в лохмотья, бился со спасителем Рейнара, отсрочив долгожданную смерть. Они бились без жалости. Луна кошмара высвечивала безумные глаза, приоткрытые рты, раздувшиеся крылья носа и кровавые дорожки на коже Охотников. Сабля отсекла ухо, вторая тут же ответила уколом в грудину. Они бились насмерть. Вот сабля отсекла руку одного из Охотников, вот оставила красную полосу на спине. Вот взмах у самой шеи, где билась артерия, дразня Рейнара Келлера. Смерть, где же ты, Смерть? Острая боль пронзила руку Рейнара, и мальчик невольно закричал, пытаясь вырвать ее. Волк! Рейнар не заметил его, но было уже поздно. Зубы впились глубже, едва не раздробив кость. Мир потемнел, став темно-вишневым. Тонкие трещины проступили по краям. Рычание оглушило. Зверь сомкнул зубы до конца.

Тьма.

Неужели конец?

И — новый восход луны?

Нет, он просто потерял сознание от боли и упал на землю, прижимая обрубок руки к пустой груди. Собственная кровь едва не свела с ума. О, какую песню она пела ему, убившему собственную мать ради интереса. Зверь любовно грыз оторванную руку; Охотники продолжали биться, не обращая внимания ни на кого; Рейнар нашел в себе силы опереться на оставшуюся руку и пополз вперед, к воротам дома. Только сейчас ужас, страх, отчаяние поглотили его до конца. Преграда внутри треснула и обратилась в пыль. Слезы текли по лицу, горло сжалось, из груди вырывался стон. Обрубок руки болел столь сильно, что пару раз Рейнар терял сознание, падая в кровавую жижу лицом. Ему казалось, что черви и мухи уже грызут его, еще живую падаль. Они копошились внутри, выедая плоть.

Вой поднимался над Хеймом. Голоса волков раздались так близко, и им вторили крики разрываемых на части Охотников, что не смогли преодолеть ненависть к друг другу. Рейнар попытался двигаться быстрее. Грязь облепила тело, обнаженная кожа жгла душу, сознание находилось в полутьме. Быстрее, быстрее в дом — то говорила ему животная сущность. Раненое животное всегда пытается забиться в пещеру, как бы грязной и мерзкой она ни была. И когда Рейнар прижался спиной к полотну двери, он вдруг понял, каким мерзким был сам. Грязным, мерзким, прогнившим. Луна освещала и показывала все. Абсолютно все.

— Рейнар, что с тобой?

Голос Марты заставил мир позолотеть на секунду. Мальчик — ах, если бы он чувствовал себе еще мальчиком! — с усилием поднял взгляд на нее. Марта, Марта! Что ты делаешь? Почему не убегаешь? Марта… Твои нежно-зеленые глаза, мягкие, ласковые… Такие испуганные! Да, Марта, ты видишь чудовище. Твоя брат облеплен грязью, покрыт кровью. По щекам шли дорожки слез. Если бы грязь была только снаружи!..

— Твоя рука, Рей!..

И она рвет платье, пытаясь хоть как-то остановить кровь. Зачем ты делаешь это, Марта? Дай умереть чудовищу, чтобы оно увидело рассвет белого солнца — или ничего. Золотисто-зеленая ткань обняла рану. Боль. Боль. Боль! Он закричал, не в силах сдерживать себя.

— Всё, всё… всё будет хорошо, Рей, — зашептала она испуганно, в исступлении. — Хорошо, Рей! Не умирай, пожалуйста…

О, Марта, я уже мертв. Я похоронил себя в тот день.

Зачем она трогает его? Каждое касание отзывается болью. Каждое касание отзывается кровью. Зачем же, зачем? Ткань платья пропиталась зовущей Рейнара жидкостью, смешение запахов сводило с ума. Жилка на шее билась, полная крови, которой Рейнар не мог насытится. Раненое животное сделает всё, чтобы получить покой, и будет драться до конца. Он хотел ее. Плоть желала новой крови. Только сознание сдерживало зверя — и зверь все же порвал путы. Померкнувший разум сменился желанием. Зубы впились в горло, дернулись под дикий крик.

Ох, сладкая кровь, какую же волшебную песню она пела! Она попала на язык, вызвав стон, наслаждение, экстаз, которого никогда не испытывало тело. Каждая клеточка тела дрожала в феерии. Глубже, сильнее, больше… Рейнар толкнул Марту на пол, отчего череп сестры с гулким треском ударился о камень. Она не сопротивлялась. Мертва. Марта мертва. А он продолжает высасывать кровь, едва не раздирая горло на куски! Человек исчез, осталось только животное. Мало. Новый укус, в руку, не принес ничего. Голова продолжала гудеть, прося большего. Мальчик, не в силах сдержать себя, припал к полу. Кровь осталась на плитах. Как последнее животное, он припал к ней, хищный зверь. Язык скользил по полу, заставляя дрожать в экстазе. Только когда последняя капля исчезла с него, Рейнар прислонился к двери.