«Юпитер» отчалил и прошел немного на север. Вот от устья реки до стана уже ближе, дальномер показал пять с половиной до центра лагеря. У носовой трёхдюймовки собрался целый консилиум — оба наводчика орудий главного калибра, командир БЧ-2, дальномерщик. Ну и как без капитана. Выставили дальность на прицеле и на трубке — «Огонь!» Снаряд полетел хорошо, но трубка сработала поздно — почти у земли. Пятно поражения вышло небольшое, метров тридцать. Но это было сплошное поражение — пули попали почти в каждого, кому не посчастливилось оказаться в этом пятне, а в некоторых воинов попало и по две пули.

Трубку поставили немного пораньше, вот теперь сработало правильно, осыпь на сотню метров. По лагерю стали слышны крики раненых. На третьем снаряде трубка не сработала, и снаряд тяжелой чушкой ухнул в толпу войска. Четвертый и пятый снаряды ушли с теми же уставками. Лагерь пришел в движение, османы бежали вдоль реки, подальше от опасного корабля. Добавили еще два снаряда вдогон, и командир БЧ-2 задробил стрельбу — слишком далеко.

Османы отошли километра на три, там у реки тоже удобное место. Остановились, видимо тут будут новый лагерь организовывать. Больше в этот день никто не стрелял, война стихла. Османы будут ночью забирать своих убитых и раненых, а «Юпитер» вернулся к причалу, и началась высадка войск.

Прибыл еще один пехотный взвод в помощь гарнизону. Еще два отделения драгун для ведения разведки. Два 65-мм орудия, снаряды, мины к миномету. Двоих раненых погрузили на шхуну, отправились в Адлер. Осаду крепости мы сняли, но османы никуда не собираются уходить, обустраиваются в новом лагере. И мы не можем их атаковать, нет у нас таких сил. У осман не только пехота и артиллерия, там еще и конницы несколько тысяч. Позиционная война получается.

* * *

На западе Черного моря, недалеко от входа в Босфорский пролив, у нас постоянно дежурят кто-нибудь из «мелких» пароходов и две шхуны. В этот раз плавучей радиостанцией работал «Гефест», и от него пришла радиограмма. На своем леудо подошел Метин, и передал капитану сообщение. Это происходило систематически, почти каждую неделю, но в этот раз сообщение было совсем не радостным.

Несколько дней назад через Дарданеллы и Босфор шла шхуна под Андреевским флагом. Под таким флагом тут еще ходили купеческие нефы из Мавролако. Но османы знали, что именно такие шхуны — действительно в составе флота Дожа, и вооружены скорострельными пушками.

Две галеры внезапно ринулись на перехват. Османы не стреляли, а только молча сближались бортами. Наши сначала не поняли, что происходит, но даже когда поняли, что это нападение — не могли открыть огонь первыми. Да и поздно было, в каждой галере по полусотне гребцов и по сотне воинов, их надо было топить фугасными на подходе. Когда в воздух взлетели абордажные кошки, капитан шхуны дал приказ запереться в юте. Ют — кормовая надстройка, на наших шхунах еще играет роль орудийной башни. В стенах три пушечных порта — в стороны и назад. Пушка на четырехколесном лафете легко перекатывается к нужному порту.

Команда заперлась в юте, на палубу высыпали османские абордажники. Ни разу не выстрелив ни из лука, ни из мушкета, они кинулись рубить топорами дверь юта. Капитан сам схватил карабин, и через бойницу стал стрелять в быстром темпе — «пулемет». На палубу попадало более десятка убитых и раненых абордажников. Но тут появились большие щиты из толстых досок, мягкие свинцовые пули карабинов их не пробивали. Удалось подстрелить тех, кто случайно высунулся, но вскоре вся палуба была перегорожена щитами, и они приближались. Кто-то запрыгнул на площадку над ютом, и начал рубить потолок. Его тоже удалось застрелить через дыру, которую он прорубил. Но там еще кто-то есть, притаились. Щиты приближаются.

— Может откроем дверь и пальнем картечью из пушки?

— Не успеем дверь закрыть, запрыгнут сверху, навалятся.

— Надо бойницу прорубить!

— Да они уже сами почти прорубили!

Подкатили пушку.

— Высоковато, сюда руби!

— А что они не стреляют?

— Ты не понял? Живьем взять хотят.

— В полон?

— Выпытывать секреты будут. Как капсюль и взрывчатку делать, где берут электричество.

— А я не знаю.

— Ничего, сочинишь что-нибудь. У них каты умелые, все расскажешь — знаешь, не знаешь… — матроса передернуло от этих слов. Тут закончили рубить дыру, просунули ствол орудия, и почти сразу же выстрелили. Шеренга щитов была слишком близко, сноп картечи едва раскрылся и прорубил узкую просеку в толпе абордажников. Перезарядили и выстрелили еще, чуть в сторону. По сумятице на палубе добавили из карабинов. Османы кинулись в разные стороны — кто на галеры, кто в море. Некоторые запрыгнули на площадку над ютом. Послышались крики — команды. Тактика сменилась, теперь все повалили на эту крышу, начали рубить топорами ее.

Стрельбой через дыры из карабинов кого-то убило, кого-то ранило, но топоры только чаще стучат. С потолка капает кровь.

— Братцы! Что делать! Не хочу я к катам бусурманским! Уж лучше как-то… Ох! Грех это!

Артиллерист открыл замок орудия, вынул картечный выстрел, вставил фугасный.

— А мы не сами себя. Мы врагов взорвем. А то что сами при этом тоже… Так то дело другое. Капитан, возьми ОФС, упри навстречу в дуло. Два фугасных встретятся и… Каждый возьмите по выстрелу, я уже взрыватели вкрутил, можно к стволу поднести, чтобы точно сработали. Вот так, бусурмане над телами нашими не по измываются, даже если сильно захотят. А мы в море успокоимся, как и подобает морякам. Только бы помолиться успеть. Давай, капитан.

— Отче наш, Иже еси на небесах…

Сильный взрыв разметал половину шхуны. Галерам тоже досталось, они начали быстро тонуть. Османы, в большинстве своем, плавать не умеют, а тут еще взрывом оглушило. Никто не спасся, несмотря на близость берега.

* * *

Еще Метин пишет, что после этого, крепости Румелихисар отдан приказ великого визиря не пропускать чужие корабли. Босфор закрыт.

Отправлены срочные радиограммы на Родос и Лампедузу — с османами война, в Ионическое море не ходить, к османским берега не приближаться. Ну все инструкции у них на этот счет есть. От наших посольских известий нет, надеемся, что они отработают как надо.

В посольство Великой Порты в Мавролако отправил телеграфом ноту по поводу военных действий. Посол Исхак бин Ибрагим ответил, что никаких сообщений о начале войны из столицы он не получал. Что признает за Таврией право считать себя в состоянии войны с Портой. Что скорбит по этому поводу, и готов принять любую участь. На что я предложил ему покинуть страну, и оставить дипкурьера для обмена сообщениями. Отправили посла шхуной в Синоп.

* * *

Собрал срочное заседание штаба. Ситуация у Ло Вати непонятна — осаду мы сняли, но османы встали лагерем, и уходить не собираются. Их конные разъезды обследуют окрестности, уходя все дальше и дальше. Мы этому помешать не можем, все что дальше шести-восьми километров от берега — вне наших сил. Наши драгуны их обстреливали из винтовок, убили нескольких всадников. Но османы этого не замечают — у них около двух тысяч конницы.

Пока там «Юпитер», крепость они взять не могут. Да и с двумя пушками и минометом крепость может сама постоять за себя. Но там недалеко Поти, менее сотни километров. Никакой крепости там нет, несколько домиков. Гарнизон в одно отделение там охраняет причал, склад и поля, картофельные и пшеничные. Поставили там одну шхуну на случай эвакуации. Послали баржу — вывести все лишнее.

Что получается — османы могут свободно передвигаться по нашей территории, вдали от моря. Местами этому горы мешают, но в районе Ло Вати проход есть. Так что там они могут перебросить любое количество войск, и этому мы помешать не сможем.

Так, а если цель султана — Адлер? Османы могут просто обойти все наши крепости. После Песонки они упрутся в горный хребет. Тропу вдоль моря легко заблокировать кораблями, но через горы можно пройти, когда сойдёт снег. Лес там густой, но егеря говорят, что дорогу можно найти. Перебрасывать такое войско через такие горы трудно, но выполнимо. При нашем противодействии этот процесс затянется, но при таком численном преимуществе — это вопрос времени.