Кстати о золоте. Его содержание в османской бронзе оказалось довольно приличным. В двадцать первом веке это золото окупило бы все эти процессы и саму бронзу. Но в этом времени совсем другое соотношение цен, тут медь дешевле золота в 700–800 раз, а в моей реальности золото гораздо больше ценится. Соотношение цен золота и меди в двадцать первом веке уже около шести-семи тысяч раз — отличие почти на порядок.

Но тут мне это нужно для получения чистой катодной меди, а золото — вроде как бонус. Очень хороший бонус — уже более двух килограммов скопилось. Еще получаем чистое олово, серебро и немного других металлов. Кадмий и мышьяк мы точно определили, еще есть несколько непонятных солей, тут мы с Антипом думаем.

Еще надо учитывать, что электроэнергия мне тут обходится гораздо дороже. Часть моего людского и промышленного ресурса уходит на производство электроэнергии. Добыча и доставка угля — это всего лишь часть затрат. Изготовление паровой машины и генератора — вот где зарыто множество человеко-часов. Причем, далеко не каждый человек такие «часы» производит. А еще обслуживание, за локомобилями присматривают машинисты, это помимо кочегаров. Машинистами многие хотят быть, у нас это очень популярная профессия, не хуже электросварщика. Но далеко не каждому это дается — общий недостаток образования сказывается.

Еще меня не устраивает конструкция локомобилей. Мы там использовали паровики с качающимся цилиндром, как самые простые. Но такой паровик может работать с давлением пара не выше пяти-шести атмосфер, а ведь наши котлы могут дать гораздо больше.

Токарей и фрезеровщиков среднего уровня у нас стало довольно много, и мы перешли на локомобили с золотниковой машиной двойного действия, но однократного расширения. Это позволило поднять давление пара до 14–16 атмосфер. Можно даже дать двадцать пять атмосфер, мы такие эксперименты проводили — паровик работает замечательно, как от ядерного реактора. Но тут уже страшно за котел — работа превращается в лотерею, смертельно опасную.

Еще проблема повышения оборотов. Для генератора нужны обороты хотя бы раз в десять выше, чем дает паровик. На самых первых мы ставили две ступени плоскоременной передачи, и этого было мало. Затем перешли на зубчатую передачу. Но она прямозубая — КПД тоже не самый лучший, и жужжит довольно громко. Еще и подшипники скольжения с постоянной подачей масла.

Сейчас уже кругом шариковые или роликовые подшипники, бронзовые. Освоили зубонарезной процесс на станке — сделали косозубые шестерни. Редуктор сделали двухступенчатым — обороты генератора выросли, выросла мощность. С ламелями из серебряной бронзы это стало возможным. Пошел перегрев — поставили крыльчатку на вал генератора. Так что новые локомобили — на очень неплохом техническом уровне.

Это все ради электричества — передатчики, электросварка, электролиз. Электролиз стал стратегически важен, доходы от производства и продажи красителей уменьшились, а доходы от аффинажа серебра и золота вышли на первое место. Еще и получаем катодную медь, которая и нужна для этого же электричества. Замкнутый технологический круг — к счастью, положительный.

Про важность радиосвязи и говорить нечего. Благодаря быстрой передаче сообщений мы сейчас эффективно действуем в южной Европе. Радиосвязь есть, но передатчики меня совсем не устраивают. Передатчик Поулсена очень громоздкий, энергозатратный, без мощностей паровой машины работать не может. Второй недостаток еще существенней — низкая частота ограничивает возможности радиосвязи. Мы работаем на частоте около 1,8 МГц. Особенности этого диапазона — устойчивая связь круглосуточно на дальности около пятисот километров, ночью — до 1500 километров. При достаточной излучаемой мощности и правильной антенне. Дальнейшее увеличение мощности не приводит к увеличению дальности. Дальние связи бывают, но носят случайный характер, очень случайный. На Лампедузе иногда слышат Адлер напрямую, но это бывает очень редко. Нужно повышать частоту передатчика, а это возможно только на лампах, мощных транзисторов нет и не будет.

Электросварка — одно из важнейших достижений. Ее можно было бы заменить клепкой, но тут вопрос производительности и времени. У меня нет избытка людей и запаса времени. Благодаря сварке мы строим корабли с такой скоростью. Хотя по оснащению их трудно назвать кораблями, но свою роль, эти громадные стальные корыта, выполняют. Сейчас всполохи сварки освещают оба эллинга почти непрерывно, работаем в две смены, готовимся перейти на трёхсменную работу.

Но это все как-то разрозненно — в эллингах работает чуть ли не десяток локомобилей со сварочными генераторами. Только один, самый новый САГ, обеспечивает током сразу два сварочных поста. Надо бы это объединить — построить большой генератор, киловатт на сто, и пусть все от него работают. Будет больше расходов на кабеля, но и будет очень большая экономия на паровиках, кочегарах и машинистах. Но это не сейчас, тут у нас война скоро.

* * *

Баржу по упрощенному проекту строить намного быстрее, сварили стальную часть, покрасили и спустили на воду. Теперь достройкой займутся корабелы-плотники. Работать им придется под открытым небом, в бухте. Но морозов пока нет, и если дождь — делают перерыв. Спешить им не надо, пока сезон зимних штормов — баржа будет в бухте стоять. Ходить на них по Черному морю в шторм — рискованно, особенно в дальний рейс. Можно ходить каботажем, пережидать шторм в бухтах, но так сейчас можно только до Мавролако или Ло Вати. А на этих маршрутах и одной «Деметры» много. Разве что понадобится урожай картофеля из южных городов вывозить, но это через месяц-полтора.

Вторую баржу хотел назвать каким-то подобным именем, в римском пантеоне Деметре соответствует Церера. И тоже, как в случае с Юпитером, для меня ассоциируется с планетой. Но если про планету Юпитер знают наши навигаторы, то про малую планету Церера знаю только я. По астрономии мы ее с навигаторами не проходили, увидеть ее в нашу оптику нельзя, да и где она находится — я не знаю.

Так что еще одна баржа, с именем богини покровительницы земледелия сейчас достраивается плотниками. Когда над ней работали сварщики, стальной прокат они потребляли с большой скоростью, и тут еще фрегат строится. Два эллинга стали потреблять прокат быстрее, чем его производит металлургический комбинат. Это и было одной из причин медленного строительства фрегата. Ведь дело не только в объёме производимого проката, но, еще, в его номенклатуре. Прокатный стан часто перенастраивать на другой тип проката — потеря времени. А тут на одном стапеле баржа, на другом — фрегат. У фрегата вдумчиво варят шпангоуты и стрингеры, у баржи — все подряд, повторять конструкцию гораздо проще. Вот и крутились металлурги, пытаясь поспеть за сварщиками. В ход пошел прокат со складов, накопленный за прошедший год. Но его надо найти, нужный сортамент, как обычно, в самом низу. Опять работа грузчикам — вытащить, потом сложить обратно.

Но, наконец-то, баржу закончили, и начали раскладывать детали третьего корвета. Закладка, это такой период, когда кильсоны и днищевые шпангоуты тщательно выставляют согласно чертежам. Работа ответственная, ошибиться тут нельзя. Но для металлургов это передышка. Нет, фрегат своего проката требует, но уже легче.

Тут к ним на помощь пришел плановый отдел. Посмотрели оба проекта, записали, что из складских запасов можно использовать. И расписали план работы литейно-прокатного цеха на три недели вперед. Причем перенастройку прокатных станов, по этому плану, надо проводить даже реже обычного.

Это событие не прошло незамеченным. На собрании оценили работу планового отдела, премировали их белыми баллами. Да так премировали, что двое из них перешли в следующий гражданский класс.

Чтобы не отходить от темы, дал еще задание плановикам. Провести ревизию проката на складах, результаты передать конструкторам. Там проката чуть ли не двести тонн, а мы его не используем, он уже ржаветь начал. Потом с конструкторами обсудим — что можно придумать из этого проката.