Вооружение такое: на пять членов экипажа — пять карабинов и четыре винтовки. Тактика такая: на расстоянии 100–600 метров стрельбой из винтовок наносить максимальный урон врагу. Если враг приблизился ближе ста метров, переходить на карабины и интенсивно отстреливаться. Топор и копье легко пробивает броню, вплотную врагов не подпускать. Поэтому карабинов пять, будет отстреливаться и водитель тоже. Патронов надо много.

Покрасил броневик! Сделали масляную краску на «зеленке», добавили немного сурика. Получился нормальный «военный» цвет. Но большого смысла в маскировочной расцветке нет, с расстояния стрельбы из лука, броневик прекрасно видно хоть зеленый, хоть оранжевый.

Вол к стрельбе над ухом привык быстро. С ними проще, чем с лошадьми. Да и внутри не так громко, выстрел происходит снаружи. Тренируются стрелять на ходу. Если ехать по ровной степи, то качает плавно, можно попасть в ростовую на двести метров. Если остановиться, то условия для стрельбы идеальные — сидя с упора. Сильнее потряхивает если заехать в ямку передним колесом, на передней оси нет упругой подвески. Внутри лавочки соорудили. Еще сделали справа от бойниц крепления для мешков с обручами, чтобы гильзы вниз не падали. Хорошенько испытаем броневик и будем делать небольшую серию. Делать их довольно просто для нашей промышленности. Можем сделать хоть полсотни, но надо ли. Это не супероружие. Даже приличная аркебуза пробьет броню. Пушка картечью — вдребезги. Если попадет.

И мужики еще придумали транспортный режим. Снаружи запрячь пару волов, возницу посадить сверху. Внутрь добавить несколько досок, и можно перевозить два отделения солдат. Бронетранспортёр. Если засада, то под угрозой только волы и возница. Если пушек нет.

* * *

«Гефест «добрался до Воронежа, полночи переписывались, планировали. С парохода выгрузят все лишнее, и пойдут вверх по Дону, со стругом на буксире. Пройдут так сколько смогут, потом струг пойдет на веслах. Для этого берут с собой восемнадцать греков, плотники на время станут гребцами. Еще едет одно отделение солдат, как бы охрана консула Федора. Лоцманом идет рыбак с сыном, которых из полона освободили. Они из Донкова, деревня ближе чем Рыбали.

Остальные греки будут усиленно строить избы, надо иметь резерв жилья. Теперь есть кони, и пригодились две стальные грузовые двуколки. В каждую запрягли по паре лошадей, снизу привязывают бревно — довольно легко идет. Вот плуг не пригодился пока. Немного раннеспелой картошки уже посадили под лопату сразу как приехали, но это для пробы. Яровую рожь сеять уже поздно, озимую — рано. Много сеять тоже не планируем, для эксперимента только.

Собрали пилораму, начали доски пилить. Опять сырые, но с новыми городами всегда так. Кровельного железа и гвоздей привезли много.

Дон выше Воронежа заметно мельче. «Гефест» разгрузили, откачали часть балласта, чтобы винты только-только под водой были. На носу поставили двух наблюдателей с шестами — глубину мерить. Штурман пытается все мели и глубины записать, и про навигацию не забывает.

На второй день мели стали чаще, а к вечеру пришли на одну стрелку, так там мели кругом, только протока узкая. Тут наш лоцман взял слово.

— Так прямо — это не на Донков, это Сосна-река. Там волок сосновский, но то Литва уже. Дон — это сюда.

— Да он совсем мелкий! Это что, не Сосна в Дон впадает, а Дон в Сосну?

— Так оно есть.

Пароход не пройдет дальше. Струг на веслах пойдет. Но то завтра уже, ночевать будем. Сейчас только «Гефест «развернем.

Промерили все мели, стругу тоже не особо развернуться, затолкали его в русло Дона, чтобы не мешался. Спустили ял и осторожно развернули пароход, мели кругом. Ночью связались с Адлером, доложились. Штурман измерил координаты, тоже передал.

Утром распрощались — одним на юг, другим на север. Струг на веслах — это не машина везет. И плотники — это не гребцы, хоть и крепкие мужики. До Донкова четыре дня шли, хоть там и сотни верст нет. Часто отдыхали. Уже и с солдатами менялись, но тяжело с непривычки.

Рыбак с нетерпением ожидал, когда увидит свою деревню, а пацан прям подпрыгивал. И вот Федор впервые увидел русскую деревню, пройдя полторы тысячи верст от Таны. Четыре года путешествий и приключений. Из холопа в консулы. А глянул на деревню — будто и не было ни Командора, ни Таврии. Померещилось все. А он все тот же холоп. Передернулся, сгоняя видение. Прошлое то.

Деревня показалась большой, после безлюдья Дона — под сотню дворов. На берегу десяток лодок.

— Рыбаки у вас тут все что-ли?

— Не, и жито сеем. И охотники мех промышляют. Всяко живем. Но рыбка-то, да. Завсегда прокормит.

На берегу уже толпиться народ, но не очень близко — в струге люди не знакомые. Но пацан не дождался берега и спрыгнул в реку. А там по пояс, и он быстро выскочил на берег, побежал, зовя мать. Народ осмелел, зашумел. Вроде как не вороги.

А когда пацан рассказал всем, как их из татарского полона спасли грозные воины, да всех татар побили, благодарных зрителей проняло — те смотрели на пришельцев с выпученными глазами. А жена и дочка рыбака бухнулись в ноги Федору, только сошедшему на берег. Федя оробел от потока благодарностей с завываниями. Но опомнился, сделал серьезный вид и важно кивнул в ответ. Сбиваясь, начал говорить, но тут его язык вдруг переключился, и он заговорил на том русском языке, на котором говорил пять лет назад в Рязанском княжестве.

Люди выпучили глаза еще сильнее — «Грек, а говорит по-нашенски!» Он что-то говорил про Воронеж, про людей и торговлю. Но люди поняли главное — эти грозные греки никого холопить не будут, а даже деньги и работу предлагают. Тут Федя сообразил правильно, достал из сумы горсть красивых лир, погремел ими, и сказал: «Накормите нас». А про Воронеж пацан с отцом расскажут лучше него. Еще со струга вынесли мешок пшеничной муки и отдали жене рыбака — «Белого испеките!»

В тот вечер греческая делегация только ела и пила. Из пития был только квас, но и так неплохо пошло с разными видами рыбы. Хотя стол разносолами не блистал, но путешественнику поесть и такой еды — в радость.

Еще, на радость пацанам, один из солдат продемонстрировал, как карабин стреляет. Об этом тоже Командор говорил. Солдат сделал несколько выстрелов подряд по поленьям, пацаны бурно обсудили дырки в дереве. Взрослые притихли. Но Федор высказался, что пришлые — люди хорошие, добрые. Никому зла не желают, если… Ну сами знаете. Лоцман это горячо поддержал — «вот татары напали, так их всех — смертным боем. А нас из полона вызволили, накормили, в бане мылом помыли. Даже лекарь здоровье проверял!»

Наутро пошли деловые разговоры. Первым пришел лоцман-рыбак: «А бывает такое — работать рыбаком в Воронеже?» И дыхание затаил. Про чудные порядки в Воронеже он уже много узнал. Федя: «Да запросто, много рыбы лови, и тебе триста денег за год. А жена будет готовить на много людей, за то ей двести денег за год. Я ваши платы знаю. Жить пока в общей избе, но скоро отдельную поставим.» Лоцман вспомнил, что надо дышать, и пошел собираться.

Потом пошли гребцы, их тоже легко наняли. Федор платил щедро, как говорил Командор — «выше рынка». Назавтра решили идти в Рыбали, а семья лоцмана пока собирается, пойдут на Воронеж вместе.

С такой командой — гребцы плюс плотники, до деревень долетели почти со скоростью парохода. Две деревни рядом — меньше версты между ними, епифанская деревня ниже по течению. Около нее река еще проходная, а к Рыбалям струг протискивался, чиркая килем о дно. У епифанской даже не остановились — поместная деревня, без приглашения не надо.

В Рыбалях первыми сошли нанятые гребцы, чтобы народ не пугать. «Донковцы привезли кого-то. О! Греки! Вот они какие!» Люди все подходят и подходят. А деревня большая, больше Донкова. Когда люди немного поутихли, Федор выступил с речью. Повторил недавнее выступление, но уже ловчее и подробнее, опыт сказывается. Сразу немного рассказал и про далекую Таврию, и про Командора, и про Воронеж. Что Таврия, это такое русское княжество, но кроме русских там много разных живет: и греки, и армяне, и черкесы.