«Как хорошо, что начинает смеркаться», — думала я, стараясь, чтобы ты, сидящий неподалёку, не обратил внимания на моё волне­ние, хотя весь двор знал о том, что я по уши влюблена.

Я думала только о том, как бы поближе придвинуться к тебе, и молила, чтобы время замедлило ход, даруя мне ещё хотя бы час ря­дом с тобой! И вот, ты, как обычно, раньше остальных встаёшь с места и прощаешься, начиная растворяться в облаке дыма от костра. Я не знаю, что и придумать... Растерянность и страх сковывают меня, парализуя любые мыслительные процессы, и я сижу, провожая взглядом твой силуэт.

«Да что же это я?!» — возмущённо говорит во мне что-то, и я срываюсь с места.

Перепрыгиваю полуразрушенный невысокий заборчик и бегу за тобой в подъезд. Я ныряю в дверь, как проворная лисица в нору, я стараюсь быть незамеченной, но чувствую, что хотя бы одна пара глаз, моей бабушки, наблюдает за мной.

«Ей можно», — великодушно решаю я.

Ты замер, услышав чьи-то шаги, и я готова была поспорить, что ты знал, чьи они. Твой холодный взгляд обезоруживал меня, я не могла скрываться от него ни тогда, ни теперь. Ты всё знал.

— Я тут знаешь... хотела тебя спросить... попросить... ну, я... — нужно было говорить что-то, и я старалась.

Ты усмехнулся, или мне показалось? А потом случилось непред­сказуемое. Я съёжилась, как лесной зверёк, и начала часто моргать, чтобы скрыть волнение: ты взял меня за руку и повёл за собой. Так просто, что я потеряла дар речи и ощущение реальности. Мы под­нялись на третий этаж, и я сказала тебе какую-то глупость, а ты по­смеялся в ответ. Я хотела убежать вниз, от тебя, потому что боялась, что ты поцелуешь меня, что тронешь за талию, обнимешь и скажешь, что тоже влюблен. В тот миг я боялась этого больше всего на све­те! Больше, чем пауков на даче или езды на велосипеде с горки... В момент, когда ты наконец-то был неописуемо близко, когда я чув­ствовала твой запах и видела твои глаза, я не могла побороть своего страха и мне стало стыдно за свои чувства к тебе, за их неуклюжесть и простоту, за то, что я не могу казаться безразличной, стараясь рас­чётливо заполучить твоё внимание, за то, что я вообще так по-детски тебя люблю.

— Эй, Аська! Ты чего за мной побежала?

Вот бы и ответить ему, что «втюрилась в тебя», но я молчу и про­должаю сжимать его руку.

 — Что ты так вцепилась в меня?

Отчаянно хватаюсь за его плечи второй рукой и понимаю, что до поцелуя всего лишь несколько секунд. Я жадно вдыхаю и чувствую, как он касается пальцами моих рёбер, как начинает щекотать меня и смеётся. В моём подсознании мы два осенних листа, танцующих та­нец. Мы подхвачены ветром, и он уносит нас куда-то вдаль от веток дома, и мы не знаем, когда упадём и упадём ли рядом. Как щенки, начинаем кувыркаться по подъездному полу, он хватает меня за го­лень и держит, сжимая так крепко, что я готова зарычать. Я отби­ваюсь, играясь и смеясь, мы, по-детски нелепо хватаем друг друга за руки и плечи, щекочем и дерёмся. Зачем? Такое, наверное, это проявление симпатии. Я злюсь на его нерешительность, как злюсь и на свою. Но вот уже мы запыхались и часто дышим, сели на одну ступеньку лестницы, и юбка в фиолетовые ананасы собралась выше колен. Он бродит по мне взглядом, ищет слов, а я не знаю, зачем же он молчит.

* * *

 Официантка принесла тёмно-зелёную книгу из собрания сочи­нений Куприна, в которой лежал чек. Здесь всегда приносили счёт в одной из книг русских классиков, и часто это было поводом по­просить его пораньше, чтобы прочесть пару абзацев или погадать. Я открывала книгу на любой из страниц, мысленно задавая вопрос, и искала ответа среди строки, первой попавшейся на глаза. Иногда — смеха ради, но чаще искренне нуждаясь в совете.

Теперь я тоже открыла книгу на одной из страниц. Зажмурилась на мгновенье и опустила взгляд. Это был последний абзац очередной главы романа «Колесо времени»:«А утром, когда она ещё спала, я увидел на её лице тот неописуемо-розовый оттенок, который бывает на перьях фламинго перед переходом в белый цвет».

 Вопрос, заданный про себя, был очевиден. Я могла спросить в тот момент только о Руслане и о нашей совместной судьбе. Веря гадани­ям с детства, а у меня были на то все основания, я научилась доверять своей интуиции, потому что только она помогала правильно сформу­лировать один единственно важный вопрос. «Значит, наконец, всё будет правильно», — подумала я, закрывая книгу. Мне так хотелось обнять эту девушку, жаждущую отправиться в путешествие, что я едва удержалась, сомкнув руки в замке.

День обещал быть чудесным! Он снова дарил мне чувство вдох­новлённого, трепетного ожидания встречи; снова вернул мне платье, два хвостика и белые носки.

— Вас можно рассчитать?

— Да, конечно!

Я вспомнила о времени. Впервые за утро поняла, что оно тянется безумно медленно, будто впервые даёт мне шанс насладиться реаль­ностью. Оглянулась на часы на стене за моей спиной и вдруг обратила внимание на карту, висевшую под ними. Это было огромное полотно в два-на-два с половиной метра шириной с изображением всех стран и крупных городов мира. Евразия, вся усеянная разноцветными кнопоч­ками, павлиньим хвостом пестрела среди других континентов.

Бармен, заметив моё любопытство, прокомментировал:

— У нас есть кнопочки, которые вы можете прикрепить на место, откуда приехали. Но, как видите, большинство городов уже отмече­ны на карте...

Я кивнула и подошла ближе. Многие туристы из Европы, Север­ной Америки, Азии посещали это кафе. Пара кнопочек оказалось на Африке и Австралии, ещё по одной — на Бразилии и Мадагаскаре. Удивлённо я рассматривала из каких мест люди приезжали в наш го­род и гадала зачем. Хотя вряд ли стоило так удивляться, потому что в моём портовом городке всегда находилось место и для огромных меж­дународных лайнеров с многотысячным населением, и для проведения различных фестивалей, саммитов и слётов.

 Мечтая уехать подальше от дома, я с детства искала место такое же красивое, как моя страна. Приезжая на дачу, я бежала по бо­роздам и кричала от счастья, раскинув руки по сторонам. Зная, что однажды жизнь унесёт меня далеко от дома, я заранее больше всего тосковала по даче и по дому у бабушки. Но дом бабушки был связан с Русланом и, когда мы продали квартиру и пришли туда в послед­ний раз, я помню, как вышла на балкон. Зная, что семья Руслана переехала больше полугода назад, я всё равно подняла глаза наверх: туда, где под самой крышей расположился его балкон. Была глубокая осень, и листва на деревьях перед балконом давно опала в ожида­нии снега. Я видела, как машины оставляли свои следы, газуя перед светофором, как закрывали ворота базара двое охранников в синих комбинезонах, и как сорока чистила перья на проводах. Я смотрела вокруг, стараясь осознать, что с этого места в последний раз вижу и его балкон, и рынок, и себя. Впервые я ощущала себя повзрослевшей и впервые не боролась со слезами. Они ручьями текли по моим блед­ным щекам, а я хлюпала носом, ёжась от ветра.

С того вечера оставалась лишь дача. Родными были качели в саду и клубника в лукошке, костры с дедушкой по вечерам и шорох ли­стьев лимонника за окном.

— Устрою здесь ферму! Снесу этот забор, всё равно соседний участок давно заброшен, и построю там сарай! — раскачиваясь на качелях, я рассказывала бабушке о своих мечтах.

— А кто же это всё построит, Ася? Мы-то уже старенькие бу­дем, — она смеялась с моих слов, а, может быть, завидовала.

— Как кто? Выйду замуж за Руслана, и он всё построит!

Бабушкин добрый смех и скрип раскачивающихся качелей — всё,

что мне так хотелось бы услышать снова. Но, приезжая на дачу повзрослевшей, по несколько раз за год, я редко садилась на качели. Ещё реже — слышала их скрип. С возрастом перестаёшь чувствовать природу и мир так, как получалось в детстве, и начинаешь слушать только себя и свои рассуждения.

 Взглядом я бродила по названиям морей и стран на карте, осве­жая в памяти школьные уроки географии, а сердцем искала то место, которое приятным урчанием откликнется в груди. Я представляла пирамиды и пустыни, соборы и сады. Но рядом с ними не было меня, и я продолжала искать.