– Где этот гад? – троллейбус плавно удалялся, провода были в порядке, портфеля не было. – Сволочь! – я схватился за голову. – Стой! Стрелять буду!
Сложив обе руки вместе, я навел указательные пальцы на ненавистный троллейбус, и вдруг они нащупали спусковой крючок, в ладонь удобно легла рукоятка огромного блестящего автоматического пистолета с красивой гравировкой вдоль корпуса. Стрелял я четко на вдохе, затвор с каждым ходом выбрасывал горячую гильзу, которая, вращаясь в воздухе, с шипением падала на мокрый асфальт, при каждом выстреле пистолет эротично оголял кончик ствола ходом затвора назад. Семь пуль кучно, одна за другой, с минимальным интервалом бросились в погоню за своей целью. Я стоял на коленях в луже у водостока и смотрел на свои руки – пистолета не было! Внизу справа что-то шипело, опустив взгляд, я увидел лежащие в лужице гильзы, они таяли на глазах, растворяясь в потоке воды, их остатки смыло в водосток. Старушек на остановке больше не было видно, а картинка вновь стала черно-белой.
Вокруг на набережной никого не было, впереди в двухстах метрах, накренившись на правый бок, стоял троллейбус. Я бросился к нему: пулевые отверстия четко прошили кузов и остекление в семи местах, правый баллон колеса был пробит, шину растерзало ободом, торчали куски металлокорда. Видимо, троллейбус потерял управление и сшиб мачту освещения, водителя не было, лобовое стекло было выбито, мелкие осколки валялись по всему асфальту. Висели куски резинки уплотнителя. Следов крови нет, значит, он бежал. Я бросился в салон. Тускло мерцала лампа, искрило под потолком, портфель исчез!
* * *
Внутри темного троллейбуса все было завалено каким-то хламом. Мигала лампочка, что-то шипело, где-то капало. Как это могло произойти? У меня в жизни не было оружия, да и стрелял я из пистолета всего один раз в жизни на военных сборах. Пистолет такой был маленький, милицейский, помню, старшина посмотрел на результаты моей стрельбы и пробурчал под нос: «Руки бы оторвать этим студентам, следующий!» – вот и весь мой опыт обращения с оружием. И даже если предположить, что я на самом деле откуда-то взял этот пистолет, как на такой скорости в темноте я мог с такой точностью положить все выстрелы? Нет, видимо, я просто схожу с ума. Тем не менее надо было что делать, портфель пропал, Кац тоже. Может, позвонить в милицию? Мысль, конечно, была хороша, особенно меня позабавило, как я буду писать объяснения для протокола. Ну что ж, посадят в обезьянник до утра, а потом сразу – в психушку. Да, перспектива! Скорее домой! Ключи от машины и квартиры, как назло, в портфеле, утром машину эвакуируют! Кошмар! Где может быть этот мерзавец Кац? Что он там говорил про Лужники? Ну конечно! Он должен был бежать в троллейбусный парк, все сообщить, позвать на помощь.
Я выпрыгнул из салона и направился вдоль реки в сторону Лужников. Только в этот момент я понял, что за все время, как мы съехали с Садового кольца вдоль Крымского моста на набережную, там не проехало ни одной машины, ни в одну сторону, ни в другую. Я остановился. Что за ерунда? За спиной с проезжей части послышался шум, обернувшись, я увидел, что по шоссе в сторону Лужников мерно двигались два тягача длинномера, на каждом из них стоял трамвай. Аварийного троллейбуса не было, как будто мне он приснился. Я оперся на гранитный парапет, глядя на воду. Хорошо, допустим, я сошел с ума, и мне все это приснилось, в настоящей ситуации это даже очень неплохой вариант. Тогда какие у меня проблемы? Первая – я потерял портфель, что очень неприятно, но с этим можно жить. Вторая – я опять не починил розетку у мамы, стыдно, но как бы не в первый раз, что-нибудь придумаем. Третье – о, ужас! Старухи! Они все видели! Это свидетели! Наверняка они живут где-нибудь там в домах на набережной и помнят меня еще мальчиком, когда я жил с мамой. Они меня заложат, они все видели. Я лихорадочно начал вспоминать их лица. Как назло, ничего, кроме сумок, не вспоминалось, так, одна, кажется, была азиатка, а вторая – огненно-рыжая. Да, немного я запомнил.
Ход моих мыслей прервал гудок мимо проходящей баржи, я поднял глаза: мерзавец Кац стоял у штурвала под фонарем рубки, рядом с ним был мой портфель. Кац повернул голову в мою сторону, оскалился, помахал рукой и выключил фонарь. Я просто остолбенел от его наглости, а придя в себя, бросился вдогонку вдоль реки. Очень скоро мысль, что у дизеля буксира лошадиных сил больше, чем у меня человеческих, заставила меня сбавить ход. Я остановился у парапета, тяжело дыша, провожая взглядом баркас, который скрылся за опорой моста. Все, ушел, гад. К моему удивлению, баржа не появилась с другой стороны моста. Переведя дух, я подошел ближе: баржа причалила к опоре, горел свет, и что-то там шевелилось. Я подкрался еще ближе и увидел, что на внутренней части опоры моста был своего рода маленький причал, мостки, а в бетоне самой опоры виднелась дверь, она была открыта, и в потоке света я отчетливо увидел маленькую кривоногую тень в фуражке и с моим портфелем. Кац! Забыв усталость и разумные меры предосторожности, я перелез через гранит и по колено в холодной воде стал подкрадываться к месту, где в воду спускались мостки и вверх вела железная лестница. От холодной воды у меня стучали зубы и сводило икры. Только бы судорога не случилась, утону – и никто не поможет. В этот момент железная дверь хлопнула, свет погас. Послышался звук задвигаемых металлических засовов – и наступила тишина. Мокрый, грязный, с
перепутанными мыслями я стоял перед железной дверью в полной темноте, вода мерно плескалась о гранит и стекала с моих брюк на железные мостки.
«Час от часу не легче, – подумал я, – зачем я вышел из своего теплого «Ягуара», сидел бы слушал джаз, часа через два доехал бы. А сейчас? Что делать сейчас? Где я? Кто я? Я преступник? Сумасшедший? И где мои вещи?»
– Вещи, хи-хи, – прозвучал тонкий женский голосок, – ты же меня не бросишь? Хи-хи, вещи!
Я резко обернулся. В двух метрах от меня на горизонтальной металлоконструкции сидела абсолютно голая девица, ее длинные светлые распущенные волосы струились по спине. Она повернулась ко мне вполоборота и начала что-то тихонько петь. Слова разобрать я не мог, она периодически переходила к постаныванию и подвыванию, совершенно не теряя при этом мелодию.
Картинка в моих глазах опять заморгала, теряя с каждой вспышкой цвет, предметы стали как-то плыть снизу. Я понял, что уже не контролирую свое тело, вытянув вперед руки, я шел к ней, песня проникала через уши в мозг, вымывая из него всю информацию, накопленную за годы жизни, я почувствовал пустоту и холод вселенной. Мои руки коснулись моста, пальцами я мог перебирать заклепки, чувствовать грубую фактуру крашеного металла.
– Ты же меня не бросишь? – прошептала она.
Я очнулся – девушка сидела у моих ног и смотрела белыми ясными глазами снизу вверх, прямо мне в лицо. Я почувствовал, как этот взгляд полностью уничтожает мою личность, но не мог оторвать от нее глаз, во рту пересохло, язык распух и не шевелился. Тяжело дыша, я сел на корточки и приблизился к ее лицу, навстречу мне пахнуло холодом и тиной. Собрав остатки воли и сил, я положил руку на ее плечо – она была холодна, как мрамор, с голубыми и зеленоватыми прожилками вен.
– Ты такая холодная!
– Ты же не бросишь меня? – сказала она, отвернувшись.
Мой мозг окончательно перестал что-либо понимать.
– Нет, не брошу, – проскрипел я сдавленным голосом. Мой взгляд упал на ее белую, неестественно длинную шею, внимание привлекла золотая цепочка: на ней висел маленький ключик в виде рыбки.
Девушка улыбнулась, хлюпнула хвостом в воде.
– Тогда поцелуй меня.
Она посмотрела мне в глаза, белые зрачки переливались голубыми и зелеными искрами, она была идеальна: тело, как у греческой статуи, юна, на вид не старше 17 лет, волосы трепетали на ветру. Неведомая сила сжала все мои внутренности, холод прокатился по венам. Не отрывая взгляда от ее глаз, я стал приближаться к ее лицу, она закрыла глаза и приоткрыла губы. Дикий рыбный смрад ударил мне в нос, и я увидел три ряда черных гнилых зубов в прекрасном девичьем рту.
