Он начал уговаривать себя: осталось не очень много времени до наступления дня, а днем за ним пошлют поисковую группу. Они, безусловно, поймут, что он попал в болото. Но поймут ли? Они могут подумать, что он вернулся на дорогу и его подвезли до Блэкпорта или до железнодорожной станции. Он мог уехать куда угодно. Они не подумают о болоте. А если даже подумают, то смогут ли разыскать его? А если найдут, смогут ли добраться до него? Он вспомнил историю о человеке, так ужасно погибшем невдалеке от своих беспомощных спасателей. В любом случае, когда настанет день, будет ли он еще жив?
Эффингэм слегка пошевелился. Не было никакого сомнения, что он очень-очень медленно погружается. Густая, как тянучка, грязь подбиралась к его бедрам, холодная вязкая масса постепенно сжимала нижнюю часть спины. Он уже понял, что не в состоянии подняться, и боялся двинуться из страха скатиться в жидкую дыру, которая уже всасывала его левую ногу.
Эффингэм никогда не смотрел смерти в лицо. Противостояние принесло ему новое спокойствие и новый ужас. Темное болото сейчас казалось совершенно пустым, как будто над ним нависла великая тайна, маленькие злобные божки ретировались. Даже звезды скрылись, и Эффингэм оказался в центре черного шара. Он ощущал, что медленно погружается в трясину, и его охватил разрушающий, невыразимый ужас. Он был не в состоянии смотреть прямо в глаза неминуемому, но и не хотел погибать хныча. Как будто подчиняясь чьему-то повелению, он взял себя в руки и попробовал сосредоточиться, но все же его мысли были сконцентрированы только на тьме. На него нашло оцепенение, в голове была пустота.
Макс всегда знал о смерти, всегда сидел, как судья, в своем кресле, глядя ей в лицо, но как судья ли? А может, как жертва? Почему Эффингэм никогда раньше не понимал, что это единственное обстоятельство, которое имело значение, и, возможно, единственное обстоятельство, которое все определяет? Если бы человек понимал это, он мог бы прожить всю свою жизнь при свете. Однако почему при свете, и почему ему теперь казалось, что темный шар, в который он вглядывался, был полон света? Что-то ушло, что-то ускользнуло от него в момент его пристального внимания, и это что-то был он сам. Возможно, он уже умер, его potemnevshiy образ навсегда стерся. И все же что-то осталось. Так как что-то, безусловно, должно было остаться, что-то все еще существует. Его вдруг осенило. Останется все остальное, все, что не он сам, этот объект, который он никогда прежде не видел и на который теперь взирал со страстью любовника. И действительно, он мог бы знать, что факт смерти увеличивает продолжительность жизни. Так как он смертен, он -- ничто, а раз он ничто, то все окружающее наполнилось до краев жизнью, и отсюда заструился свет. Вот, значит, что такое любить -- смотреть и смотреть, пока не перестанешь больше существовать. Это была любовь, она то же самое, что и смерть. Он смотрел и ясно понимал, что вместе со смертью человека мир совершенно автоматически становится объектом совершенной любви. Он ухватился за слова и забормотал их как заклинание.
Хоть он и не предпринимал никаких попыток выпрямиться, что- то подалось под его правой ногой. Он наклонился в сторону и широко раскинул руки, невольно пытаясь вырваться. Вокруг не было ничего твердого, и руки безнадежно погрузились в грязь. Он замер, подняв перепачканные кисти к лицу. Теперь его засосало почти до пояса, и он погружался все быстрее. Охваченный предсмертной паникой, он издал несколько слабых криков, а затем громкий, вселяющий ужас пронзительный вопль полного отчаяния. Он не собирался звать на помощь, считая, что находится вне пределов досягаемости, и услышал, как вой прокатился над болотом и, казалось, вызвал эхо. Тогда из его груди снова вырвался рев, как у доведенного до отчаяния животного. Снова раздалось эхо.
Внезапно разум вернулся к Эффингэму. Казалось, на все это время он лишился себя, своей индивидуальности. Теперь же, полностью осознав ситуацию, видя, что небо освещается чуть заметными проблесками утра, он ощутил, что к нему вернулось сознание. Им овладело неистовое желание жить. Может быть, это ответный крик?
Теперь Эффингэм кричал совсем другим голосом:
-- Эй, эй! На помощь! На помощь!
Снова раздался ответный отдаленный звук. Это был, не сомненно, человеческий голос. Эффингэм продолжал звать. Свет усилился, хотя все еще было темно, но уже различались какие-то очертания, он мог смутно увидеть свои руки и пространство перед собой. Он продолжал звать, и другой человек отзывался, хотя, казалось, не приближался к нему. Затем после недолгого молчания golos раздался намного ближе:
-- Мистер Купер! -- Это был голос Дэниса Ноулана.
-- Дэнис! -- воскликнул Эффингэм. Это был самый счастливый звук, который он когда-либо издавал в жизни. -- Дэнис, Дэнис, Дэнис! -- Слезы подступили к его глазам. Его прежде не переродившееся естество снова было с ним. Он будет жить.
-- Вы завязли, сэр?
Эффингэм все еще не мог четко видеть. Тьма сменилась легкой коричневато-синеватой дымкой.
-- Да, ужасно, почти до пояса. Я не могу больше двигаться. Ради Бога, будь сторожен, а то тоже завязнешь. Здесь какая-то яма. Может, тебе лучше подождать до рассвета и сходить за людьми и лестницей. Если ты сможешь найти дорогу назад ко мне. Думаю, я смогу продержаться еще какое-то время.
Последовало молчание, а затем Эффингэму удалось рассмотреть приблизившуюся к нему фигуру Дэниса. Это было чудо -- увидеть наконец-то нечто вертикальное, увидеть человека. Дэнис, казалось, легко шел по поверхности болота, его ноги едва касались земли. За ним следовало что-то небольшое, темное, минутой позже Эффингэм разглядел, что это осел. Дэнис и ослик остановились примерно в тридцати ярдах от него. Стало светлее.
-- Ради Бога, на чем ты стоишь, Дэнис?
-- На болоте есть тропинки, старые, выложенные валежником тропы. Только их нужно знать. Это самое близкое расстояние, на которое я могу подойти по тропе.
Эффингэм застонал:
-- Ты никогда не дотянешься до меня. Вокруг трясина. Тебе лучше пойти и привести спасателей. Только, ради Бога, поторопись.
-- Я доберусь до вас. Здесь не слишком далеко. Я собираюсь проложить валежник по болоту. Это не займет много времени. Не двигайтесь и не пытайтесь выбраться.