Иеродиакоп Савва (Яков Борисович Кухарев) и монах Стефан (Димитрий Иванович Игнатенко). 1915-1920-е годы
В 1908 году Дмитрий Иванович Игнатенко поступил послушником во Второ-Афонский Успенский мужской монастырь, где познакомился с настоятелем, иеросхимонахом Герасимом (Поповым), и избрал его себе в духовные руководители15. В 1914 году, вероятно, в десятилетнюю годовщину основания обители состоялся постриг Дмитрия в монашеский чин с именем Стефана в честь преподобномученика Стефана Нового.
Богомольцев в монастыре привлекала строгая молитвенная сосредоточенность братии, неукоснительное выполнение древнего афонского устава, истовое служение монахов. Особо отмечались случаи исцеления от болезней в Святой обители. Само живописное местоположение монастыря высоко на горе Бештау, на опушке густого леса между ее отрогами, недалеко от святого источника с хрустальной ледяной водой, настраивало душу на молитвенное созерцание. Щедрая природа, поэзия преданий древности, открытость обители пленяли паломников16.
Второ-Афонский Успенский мужской монастырь на горе Бештау. 1905 год
Вседневные службы начинались в четыре часа вечера. Гудело монастырское било, призывая на молитву. После девятого часа служили вечерню, затем предлагался ужин. Поужинав, братия собирались на повечерие, слушали каноны Спасителю, Божией Матери и Ангелу Хранителю. Прослушав общее правило, вечерние молитвы, испросив благословение у настоятеля или наместника, отдыхали.
Второ-Афонский Успенский мужской монастырь на горе Бештау. 1905 год
После недолгого отдыха, в половине первого ночи будилыцик поднимал монахов на полунощницу, за которой следовали утреня с первым часом и общие утренние молитвы. После чтения первой кафизмы на утрени предлагалось первое поучение, после шестой песни канона – второе. По окончании девятой песни канона было установлено целование икон. Сразу после чтения первого часа читалось правило для тех, кто готовился ко Святому Причащению17. Божественная литургия начиналась в семь часов утра. Перед чтением часов служили Акафисты.
Храм во имя Успения Пресвятой Богородицы Второ-Афонского монастыря. 1905 год
В понедельник – архангелу Михаилу, во вторник – святому Иоанну Крестителю, в среду и субботу – Пресвятой Богородице, в четверг – святому чудотворцу Николаю, в пятницу – Страстям Христовым, в воскресенье – Иисусу Сладчайшему. После пения причастного стиха на литургии народу предлагалось поучение. В воскресные и праздничные дни богослужение имело свои особенности. Во время Первой мировой войны Второ-Афонский Успенский мужской монастырь, как и другие обители, принимал участие в уходе за ранеными, вносил посильную помощь фронту.
Святой источник Второ-Афонского монастыря на горе Бештау
Впоследствии строй жизни отца Стефана неизменно следовал монастырскому распорядку. Во время пребывания в обители на Бештау был заложен глубокий и прочный фундамент духовной жизни старца. Он исполнял самые разнообразные монастырские послушания: шил одежды и облачения, пек просфоры, работал на огородах и виноградниках, совершал чередные церковные богослужения.
В 1916 году иеродиакон Стефан был рукоположен епископом Владикавказским и Моздокским Антонином (Грановским) во иеромонаха и служил на подворье монастыря в Пятигорске18 (с 1913 по 1917 год Владикавказской и Моздокской епархией управлял печально известный впоследствии епископ Антонин (Грановский)19, чье духовное влияние на епархию принесло в недалеком будущем горькие плоды). Страну лихорадило, общий беспорядок наложил свою печать и на церковную жизнь20. Вся Россия замутилась в чудовищном водовороте 1917 года. Большевики заняли Пятигорск и буквально утопили город в крови. Горцы устраивали погромы в русских селениях. У родных отца Стефана в станице Баксан, куда он время от времени приезжал отдохнуть, и где для него всегда была приготовлена отдельная комната, отобрали полдома. Евгения Павловна, двоюродная сестра батюшки, в те годы – веселая семилетняя девчушка, вспоминала, что брат умел делать абсолютно все: ее отцу он шил одежду, для маленькой Жени плел четки. Малышка радовалась им по-детски и носила на шее, как бусы21.
Иеромонах Стефан (Игнатенко). 1916-20-е годы
На Кавказ приехали изгнанные в 1913 году со Святого Афона взбунтовавшиеся монахи-имябожники22. Много имябожников осело в горах Псху. Монашествующие, арестованные в пустыне близ села Георгиевское в 1930 году, считали имябожников раскольниками. Ослепленные страстью, невежеством и ревностью не по разуму, имябожники вели себя агрессивно по отношению к православному монашеству. Много пришлось потерпеть от них и иеромонаху Стефану23. Немногие из них, покаявшись, вернулись в лоно церкви. Одним из этих немногих оказался чтимый старец, ныне канонизированный схиигумен Кукша (Величко)24.
На скорбном эпизоде в истории Русской Православной Церкви, так называемой «афонской смуте 1912/13 года», следует остановиться подробнее.
Начало смуте на Святой горе положил выход в свет книги «На горах Кавказа». Ее автор, схимонах Иларион, происходил из лиц духовного звания Вятской губернии. Более двадцати лет он пробыл на Афоне, состоя в числе братии скита «Новая Фиваида» при русском Пантелеимоновском монастыре, отстоящем от обители на расстоянии четырех часов пути на лодке по морю. Вскоре после образования Ново-Афонского монастыря близ Сухума духовник Илариона, старец Дисидерий, вместе со своим учеником переселился с Афона на Кавказ. Однако, тяготясь жизнью в общежительной обители, старец с Иларионом удалился в горы ради большего уединения и безмолвия. Беседы с духовным отцом схимонах Иларион старался записывать. После смерти старца Дисидерия отец Иларион ушел еще глубже в горы, избрав для жительства уголок Теберды на реке Гуначхир. Используя записи бесед с духовником, свой собственный молитвенный опыт, вместе с послушником, Ефимом Ивановичем Мирошниковым, схимонах Иларион составил книгу об Иисусовой молитве под названием «На горах Кавказа»25, которая впервые была напечатана в 1907 году26.
В 1899 году на Мархотском хребте Кавказских гор между Анапой и Новороссийском, в местечке Темные буки старец Иларион основал Покровскую женскую общину, в 1904 году преобразованную в монастырь27. «Отец Иларион не имел богословского образования, но был истинным аскетом, кротким, пребывающим в непрестанной молитве. Увы! не внял он предостережению святых отцов о том, что «богословствовать так же опасно, как плавать в верхней одежде»… В силу каких-то внутренних, одному Богу известных причин, отца Илариона заинтересовал вопрос о природе имени Божия. Этот тонкий и таинственный вопрос отец Иларион решал один, поверив своему личному опыту. И тут опять встает во всей своей непреложной силе духовный закон: «Видел ты падшего? – Знай, он поверил себе». Постепенно этот вопрос совершенно поглотил старца. И, к великому прискорбию, отец Иларион стал учить о имени Господа не в согласии с учением Церкви: он начал утверждать, что «Имя Божие есть Сам Бог», как бы ввел четвертую ипостась – Имя»28
