 Но жить в отрадной тишине Дано не долго было мне. Тогда близ нашего селенья, Как милый цвет уединенья, Жила Наина. Меж подруг Она гремела красотою. Однажды утренней порою Свои стада на тёмный луг Я гнал, волынку надувая; Передо мной шумел поток. Одна, красавица младая На берегу плела венок. Меня влекла моя судьбина… Ах, витязь, то была Наина! Я к ней – и пламень роковой За дерзкий взор мне был наградой, И я любовь узнал душой С её небесною отрадой, С её мучительной тоской. Умчалась года половина; Я с трепетом открылся ей, Сказал: люблю тебя, Наина. Но робкой горести моей Наина с гордостью внимала, Лишь прелести свои любя, И равнодушно отвечала: «Пастух, я не люблю тебя!» И всё мне дико, мрачно стало: Родная куща, тень дубров, Весёлы игры пастухов – Ничто тоски не утешало. В унынье сердце сохло, вяло. И наконец задумал я Оставить финские поля; Морей неверные пучины С дружиной братской переплыть И бранной [12] славой заслужить Вниманье гордое Наины. Я вызвал смелых рыбаков Искать опасностей и злата. Впервые тихий край отцов Услышал бранный звук булата И шум немирных челноков [13]. Я вдаль уплыл, надежды полный, С толпой бесстрашных земляков; Мы десять лет снега и волны Багрили [14] кровию врагов. Молва неслась: цари чужбины Страшились дерзости моей; Их горделивые дружины Бежали северных мечей. Мы весело, мы грозно бились, Делили дани и дары, И с побеждёнными садились За дружелюбные пиры. Но сердце, полное Наиной, Под шумом битвы и пиров, Томилось тайною кручиной, Искало финских берегов. Пора домой, сказал я, други! Повесим праздные кольчуги Под сенью [15] хижины родной. Сказал – и вёсла зашумели: И, страх оставя за собой, В залив отчизны дорогой Мы с гордой радостью влетели. Сбылись давнишние мечты, Сбылися пылкие желанья! Минута сладкого свиданья, И для меня блеснула ты! К ногам красавицы надменной Принёс я меч окровавле́нный, Кораллы, злато и жемчу́г; Пред нею, страстью упоённый, Безмолвным роем окружённый Её завистливых подруг, Стоял я пленником послушным; Но дева скрылась от меня, Примолвя с видом равнодушным: «Герой, я не люблю тебя!» К чему рассказывать, мой сын, Чего пересказать нет силы? Ах, и теперь один, один,  Душой уснув, в дверях могилы, Я помню горесть, и порой, Как о минувшем мысль родится, По бороде моей седой Слеза тяжёлая кати́тся. Но слушай: в родине моей Между пустынных рыбарей Наука дивная таится. Под кровом вечной тишины, Среди лесов, в глуши далёкой Живут седые колдуны; К предметам мудрости высокой Все мысли их устремлены; Всё слышит голос их ужасный, Что было и что будет вновь, И грозной воле их подвластны И гроб и самая́ любовь. И я, любви искатель жадный, Решился в грусти безотрадной Наину чарами привлечь И в гордом сердце девы хладной Любовь волше́бствами зажечь. Спешил в объятия свободы, В уединённый мрак лесов; И там, в ученье колдунов, Провёл невидимые годы. Настал давно желанный миг, И тайну страшную природы Я светлой мыслию постиг: Узнал я силу заклинаньям. Венец любви, венец желаньям! Теперь, Наина, ты моя! Победа наша, думал я. Но в самом деле победитель Был рок, упорный мой гонитель. В мечтах надежды молодой, В восторге пылкого желанья, Творю поспешно заклинанья, Зову духо́в – и в тьме лесной Стрела промчалась громовая, Волшебный вихорь поднял вой, Земля вздрогну́ла под ногой… И вдруг сидит передо мной Старушка дряхлая, седая, Глазами впалыми сверкая, С горбом, с трясучей головой, Печальной ветхости картина. Ах, витязь, то была Наина!.. Я ужаснулся и молчал, Глазами страшный призрак мерил, В сомненье всё ещё не верил И вдруг заплакал, закричал: «Возможно ль! ах, Наина, ты ли! Наина, где твоя краса? Скажи, ужели небеса Тебя так страшно изменили? Скажи, давно ль, оставя свет, Расстался я с душой и с милой? Давно ли?..» – «Ровно сорок лет, – Был девы роковой ответ, – Сегодня семьдесят мне било. Что делать, – мне пищит она, – Толпою годы пролетели. Прошла моя, твоя весна – Мы оба постареть успели. Но, друг, послушай: не беда Неверной младости утрата. Конечно, я теперь седа, Немножко, может быть, горбата; Не то, что в старину была, Не так жива, не так мила; Зато, – прибавила болтунья, – Открою тайну: я колдунья!» И было в самом деле так. Немой, недвижный перед нею, Я совершенный был дурак Со всей премудростью моею. Но вот ужасно: колдовство Вполне свершилось, по несчастью. Моё седое божество Ко мне пылало новой страстью. Скривив улыбкой страшный рот, вернутьсяБагрили – окрашивали в красный (багряный) цвет. вернутьсяСень – то, что покрывает, укрывает: навес, шатёр и т. п. |