- О'кей, - засмеялся Тилтон.

Так было заключено это шутливое пари.

* * *

- Приближаемся, - раздается за спиной голос профессора.

Вагин наклоняется к иллюминатору. Яркий сноп света от верхнего прожектора по-прежнему теряется в густой тьме. Но вот где-то там, в глубине, возникает слабое матовое сияние. Дно!

Теперь батискаф опускается совсем медленно: профессор включил гидротормоз, видимо боясь врезаться в мягкий грунт. Легкий толчок... Это цепь - гайдроп, висящая под гондолой, - коснулась дна. "Подводный дирижабль" встал на якорь.

Тилтон снимает наушники и, с трудом повернувшись, делает шаг к креслу профессора. Один большой шаг. Таково расстояние от задней стенки до пульта управления.

Вагин не отрываясь смотрит в иллюминатор. Так вот оно какое, загадочное ложе океанской впадины... Собственно, ничего загадочного как раз и не видно. Обычный желтоватый песок. Множество низеньких холмиков, в которых виднеются маленькие круглые отверстия, Чьи-то норки... Значит, и здесь, под шестикилометровым прессом воды, есть жизнь! Вернее, была...

Профессор и Тилтон о чем-то тихо говорят, склонившись над приборами. Вагин слышит отдельные фразы:

- Видите, за сутки почти на метр...

- Невероятно!.. Выходит, скорость возрастает... Они явно не собираются посвящать его в суть дела. Ну что ж, это их право. В конце концов, он всего-навсего случайный экскурсант... И Вагин продолжает внимательно рассматривать дно.

Но тут о нем наконец вспоминают.

- Ну, какое впечатление производит впадина на нашего пассажира?

Профессор произносит английские слова, по-парижски грассируя.

- Довольно тягостное, - обернувшись, сознается Вагин. - Эта пустота...

- Да, молодой человек, на акватории, равной четверти Франции, исчезла всякая жизнь. И самое печальное, что причины до сих пор остаются неизвестными.

- Как, а метеориты? Разве не они все наделали? Ведь всюду писали, что именно после падения этих небесных глыб...

- Ерунда! - По тому, как недовольно топорщатся усы профессора, можно заключить, что ему уже не раз приходилось громить эту точку зрения в схватках с коллегами. - Из каждых трех падающих на Землю метеоритов два плюхаются в океан, - и, однако, до сих пор это не вызывало у рыб никаких жалоб. К вашему сведению, заморы рыбы в открытом море вообще очень редкое явление. И все известные нам случаи - самого земного происхождения. Недостаток кислорода или сильное осолонение воды... Небесные камни тут ни при чем.

- Очевидцы писали о болидах огромных размеров, - осторожно замечает Вагин.

- Допустим. Ну и что из этого следует? Что рыбу просто оглушило? Но ведь те же очевидцы в один голос свидетельствуют, что не было слышно ничего похожего на взрывы! И, кстати, ни один из них не мог даже приблизительно указать место падения...

Профессор сует в рот пустую трубку, с которой не расстается с начала погружения, и, пососав ее, продолжает уже более спокойно:

- Или, может быть, вы сторонник "химической" гипотезы? Не спорю, вполне логично предположить, что вещество метеоритов содержало какие-то неизвестные нам соединения, оказавшиеся смертельными для морских обитателей. Но мы взяли за это время сотни проб воды на самых разных глубинах и, увы, нигде не обнаружили никаких следов чужеродных веществ. А впадина по-прежнему мертва... Рыба упорно избегает этот район.

"Хорошо, - думает Вагин, - но что же все-таки означают загадочные фразы, которыми вы перебрасывались пять минут назад?"

А вслух спрашивает:

- Значит, все поиски пока безрезультатны?

- Ну, не совсем так... - Профессор бросает взгляд на Тилтона, делающего какие-то записи в судовом журнале.

Пауза. Видимо, разговор следует считать оконченным

- Погреемся, - предлагает Тилтон, доставая из-под сиденья большой белый термос.

Несколько минут они в полном молчании пьют горячее молоко. Это очень кстати, так как температура в гондоле продолжает понижаться.

- А теперь, - говорит профессор, энергично потирая руки, - пройдемся вдоль дна. Фрэнк, передайте наверх, чтобы они ждали нас милях в пяти западнее.

Кивнув головой, Тилтон снимает с рычажка микрофон ультразвукового передатчика.

Вот уже заработали гребные винты. Поднявшись на несколько метров, батискаф плавно трогается с места, осторожно раздвигая мрак лучами прожекторов.

* * *

Интересно, зачем они оба опять надели наушники? Ясно, что уж никак не для связи с базовым судном. Провода тянутся совсем не к тому аппарату, которым только что пользовался Тилтон. Нет, спрашивать сейчас, конечно, неудобно.

Характер дна постепенно меняется. Теперь там и тут виднеются округлые темные камни, похожие на огромные картофелины. В некоторых местах их так много, что дно напоминает развороченную булыжную мостовую.

- Слышали об этих штуках? - Тилтон трогает Вагина за локоть. - Это железомарганцевые конкреции - главный клад океанских глубин. Между прочим, существует проект...

Он вдруг замолкает. Вагин удивленно поворачивается и видит застывшее в напряженном внимании лицо. Глядя прямо перед собой невидящими глазами, американец делает нетерпеливый знак рукой. Смысл его понятен без слов: "Не мешайте слушать!"

- Это слева по борту... - слышится сзади взволнованный голос профессора. - Я поворачиваю.

Значит, он тоже что-то услышал. Но что?..

Развернувшись, батискаф устремляется на юг. Видимо, профессор включил самую высокую скорость: дно за иллюминатором так и несется навстречу судну. Все то же мертвое дно, усеянное тускло поблескивающими в лучах прожекторов желваками конкреций.

Проходит несколько томительных минут.

- Слышите?! - полушепот Тилтона - будто сдавленный вскрик. - Они определенно становятся отчетливей!.. Мы приближаемся.

- Сообщите на корабль о перемене курса, - обрывает его Орнье.

Пока американец возится с микрофоном, Вагин внимательно следит за выражением лица профессора.

- Скажите, что вы там интересного услышали? - решается он наконец спросить.

Старик рассеянно смотрит на него.

- Ах да, мы вам ничего не сказали... Фрэнк, дайте-ка нашему гостю на минутку наушники.

Сначала Вагин не слышит ничего, кроме тихих шорохов. Но вот его слух улавливает какие-то далекие, еле ощутимые звуки. Это слабые попискивания, чем-то напоминающие передаваемые по радио сигналы проверки времени. "Пи... пи... пии...". Звуки то нарастают, становясь учащенными, то вдруг обрываются долгой тягучей паузой. Словно их гасят какие-то неуловимые помехи.