Ой, слава Богу!
Он жестом пригласил ее сесть, но Ниланджане не особенно нравилось сидеть, так что она жестом показала, что лучше постоит, после чего произошел обмен жестами, которых никто из них не понял. Наконец Карлос сел, а она осталась стоять.
– Я знаю, что вам известно о доме, – начал он.
– Общее представление о домах?
– Нет, э-э, извините, о доме, который не существует. – Он развернул еще одну схему с изображением дома.
– Да, – ответила она. – Я знаю этот дом. Его не существует. Он выглядит так, словно есть на самом деле. Как будто стоит перед тобой, когда на него смотришь, к тому же расположен между двумя совершенно одинаковыми домами, поэтому гораздо больше смысла в том, что он там есть, нежели чем его нет, но…
– …На самом деле он не существует, – закончил он.
– Верно. Это странный дом. Или не странный дом. Он странный, но не дом? Трудно понять, как о нем говорить.
Все в городе знали о доме, который выглядит так, словно существует, хотя на самом деле его нет. В среде ученых часто спорили, сможет ли кто-то постучать в дверь и убежать. Сам Карлос однажды зашел в дом. Но он не очень любил распространяться на эту тему и, как только об этом заговаривали, отмахивался или же пытался перевести беседу в другое русло.
Из научных записок Карлоса Ниланджана узнала, что интерьер этого дома разительно отличался от обстановки обычного панельного жилого здания, если посмотреть в окно. Внутри в доме не было никакой мебели и никакого убранства, кроме небольшой черно-белой фотографии маяка. Дом представлял собой не строение, а вход в параллельный мир пустыни – просторный и пустынный. В этом параллельном мире стояла одинокая гора, и она была совершенно очевидной для всех, кто ее видел. На вершине горы располагался маяк с фотографии. Отовсюду исходил холодный свет, хотя солнце никогда не показывалось.
Гипотеза. Параллельный мир пустыни был холодным и пустым, и это заставляло Карлоса чувствовать себя потерянным для любимых им людей. Карлоса больше всего заботили любимые им люди, поэтому место, где не было никого и ничего, травмировало его.
С момента возвращения Карлоса из параллельного мира несколько лет назад все в лаборатории знали, что он стал буквально одержим этим домом. И, как большинство неотвязных мыслей о правде, это вызвало тревогу у Городского совета.
– Твое дело – заниматься наукой, – сообщил ему совет через ребенка-посыльного с пустыми глазами, который услужливо бросился к нему, когда Карлос встал посреди ночи в туалет. – Так что будь привлекательным и пиши статьи. Не отправляйся на поиски «правды». Ты ученый, а не сыщик.
– Господи, – ахнула Ниланджана, когда он рассказал ей о реакции совета.
– Да, это было очень неприятно, – ответил Карлос. – И, конечно же, на меня, как снег на голову, свалился этот ребенок-посыльный с пустыми глазами, а вы знаете, как много времени требуется Городскому совету, чтобы забрать своих курьеров. Кончилось тем, что мне пришлось три недели возить девочку в школу. Завтра мы собираемся на ее выпуск из восьмого класса.
– Ой, здорово.
– Очень здорово. Но я не позволю Городскому совету помешать мне в моих попытках предотвратить пагубное воздействие параллельного мира. Они ведь пытаются меня остановить.
Вот так все развивалось.
Карлос решил произвести замеры дома, который не существует, с использованием измерителя стен из его кабинета. Для замеров прибор использовал радар, микроволны и лазер, изрыгая цифры и пронзительно жужжа.
Часто, особенно в жаркие дни, окна гостиной в доме, который не существует, оставляли открытыми, и Карлос мог попытаться измерить расстояние между несуществующей внешней частью дома и внутренней частью параллельной вселенной. Проверка на входы в параллельные миры и лазерные измерения их глубин – обычные составляющие осмотра любого нового дома, так что он просто использовал этот прибор для своих экспериментальных целей. Если заглянуть в окно несуществующего дома, все походило на типичную гостиную: кресло, кушетка, громкоговоритель без регулятора громкости для распространения правительственной пропаганды, запасная кушетка. Обычная обстановка. Но он знал, что это всего лишь оптический обман, или фантазия – научный термин для обозначения лжи.
Когда Карлос включил свой прибор, все пошло совершенно не так, как он предполагал. Раздался грохот, исходивший глубоко из-под песков пустыни. Прибор потряс землю. Все очень походило на землетрясение, но не рукотворное или обозначенное в городском календаре естественное землетрясение. Вибрация и шум сделали все замеры бесполезными.
Изначально предполагалось, что наука – дело непростое. В конечном итоге, что она такое, как не сборище заскучавших людей, пытающихся бросить вызов самим себе, когда вера сделалась слишком легкой? Поэтому он снова установил прибор, тщательно его откалибровал, а потом опять включил. И снова, когда он нажал на кнопку, раздался грохот. Эксперимент провалился.
– Кто-то за мной наблюдает. Каждый раз, когда я пытаюсь провести эксперимент, раздается грохот, и все идет насмарку. Кто-то не хочет, чтобы дом исследовали. Я полагаю, что у того, кто пытается меня остановить, есть противодействующий прибор, мешающий моим исследованиям.
Карлос развернул третью схему – на этот раз карту с расположением источников грохота, представлявших собой серию оранжевых пятен в пустыне, окружающих город.
– Наряду с сейсмической активностью, сводящей на нет мои измерения, похоже, имеют место перемещения земной поверхности. Начали пропадать люди.
– Но кому нужно скрывать правду? – спросила Ниланджана. – Помимо Тайной полиции, Городского совета, мэра, неограниченного количества мировых правительств и сил вторжения из других миров?
– Вот именно что, – ответил Карлос. – Наиболее вероятно, что это Городской совет, поскольку он меня уже предупреждал.
Карлос попросил аудиенции у Городского совета, что явилось смелым шагом. Какое бы многообразное и разноразмерное чудовище ни обитало в залах совета, выпуская дым, серу и постановления, оно обладало ненасытной тягой и вкусом к человеческим существам. Но Карлос ставил науку и свой город выше всех остальных забот, поэтому он надел огнеупорный лабораторный костюм и завязал глаза, чтобы избежать ужаса созерцания извивающихся членов совета, после чего отправился в мэрию.
– Кто это делает? – спросил он.
– Что делает? – отозвался Городской совет многоголосым, звучащим отовсюду хором. – Мы недавно были в отпуске. Мы ничего не делали. В чем же ты нас обвиняешь?
– В срыве моих экспериментов с домом, который не существует. В том, что вы препятствуете моему намерению понять то, что мне нужно понять.
Совет зашипел.
– Тебе же велели это прекратить. Наше терпение не безгранично.
– Значит, это все-таки вы срывали мои эксперименты при помощи грохота из-под земли?
– Глупый ученый. Правдоискатель. Ты считаешь, что только тебя интересует этот дом? Многие хотят обладать заключенной в нем мощью и властью.
– Какой мощью и властью? Кто эти люди?
– Мы и так сказали слишком много. Нам бы следовало тебя проглотить, но есть влиятельные фигуры в средствах массовой информации, которые тебя защищают, и ты не стоишь тех неприятностей, которые мы от них наживем. Исчезни, пока тебе даруют жизнь.
– Какой мощью и властью обладает дом? Что вы знаете?
Совет взревел. Вокруг шеи Карлоса обвилась влажная рыхлая рука.
– Словотворец предупреждал нас о чем-то таком, что только и ждет, чтобы войти к нам в город. Ты заглядываешь в двери, которые не следует открывать. Прекрати свои исследования, или их прекратят за тебя.
Влажные пальцы сильнее сжали его шею. Карлос попятился. Пальцы разжались, отпуская его, и он шагнул назад, ощущая запах протекшего аккумулятора, кислую вонь, забравшуюся ему под язык.
– Словотворец? – переспросила Ниланджана. Сама того не замечая, она навалилась на стол, захваченная рассказом. – А кто это?
– Понятия не имею, – ответил Карлос. – Раньше никогда не слышал ничего подобного. Вот еще одна загадка. Загадка на загадке и загадкой погоняет. – Он потянул за шнур, и все три схемы свернулись с громким шуршанием.