Эта теория определила полное крушение военного искусства и поставила под вопрос исход войны: материально – потому, что когда Россия «сдала», исчезло превосходство в численности; морально – потому, что в войсках она привела к проявлениям слабости духа.

Обе стороны лелеяли надежду, что зарождающаяся позиционная война окажется всего лишь временным состоянием. И ни одна сторона не нашла в себе мужества отступить, чтобы найти местность, более подходящую для длительной обороны, – они боялись, что уступка земли, за которую было пролито столько крови, могла быть воспринята как открытое признание поражения.

Поэтому линия фронта застыла там, где проходили последние бои, – а при таком ее положении неизбежно требовались тщательно продуманные инженерные работы и многочисленные гарнизоны, и войска втягивались в бесконечные стычки за клочки земли, имеющие лишь местное значение. Следующим шагом обеих воюющих сторон было развертывание оборонительных систем, в которые входили стационарные, прочно укрепленные окопы для войск передовой и их резервов, дополненные коммуникационными траншеями для передвижений смены и снабжения. Эти позиции были защищены заграждениями из колючей проволоки, плотность и глубина которых постоянно росла. Тыловыми позициями пока что не занимались. Артиллерия была размещена достаточно близко от передовой, чтоб накрыть огнем как пехоту противника, так и его артиллерию, – другими словами, была выдвинута довольно далеко вперед и не эшелонирована; начать с того, что для обеспечения охраны орудий не было принято специальных мер.

Затем соперничающие армии принялись совершенствовать свое вооружение и материальную часть. Особенно значительно возросла численность пулеметов – насыщение ими войск продолжалось до конца войны и сильно повысило статус пулемета; из вспомогательного вида вооружения пехоты пулемет превратился в ее основное оружие, а в дальнейшем стал главным оружием также и в авиации. Число артиллерийских орудий тоже возросло, и каждый расчет был укомплектован беспрецедентно большим количеством боеприпасов; каждый годный ствол был пущен в дело, включая многочисленные модели устаревшей конструкции. Повысилась значимость саперных работ: уже вошли в употребление минометы и ручные гранаты, бункеры, подрывные заряды, водные преграды и препятствия всех видов все больше и больше придавали позициям характер крепостных укреплений.

Время показало, что немцы более, нежели противник, пострадали оттого, что ухватились за позиции, навязанные необходимостью момента, не приняв во внимание, насколько эти позиции пригодны для долгосрочной обороны. И опять-таки обыкновение стягивать все силы к самой линии фронта добавляло много лишних трудностей. Это сокращало количество доступных резервов, это мешало их подготовке, это резко сокращало период их отдыха, и хуже всего – это уменьшало ударную силу, в которой отчаянно нуждались другие театры военных действий, где с помощью этих резервов можно было справиться гораздо быстрее. С нашей точки зрения, ситуация у наших противников улучшилась с пугающей быстротой после того, как союзники решили больше не направлять крупные силы на второстепенные театры (как они делали в Галлиполи) и вместо этого сосредоточить все наличные ресурсы войск, снаряжения и огневой мощи во Франции. Это, однако, не значит, что такое решение было обязательно лучшим. Обе стороны убеждали себя, что только путем введения в бой чрезвычайных ресурсов они могли достичь успеха в битве на Западном фронте, и каждая из них стремилась различными средствами добиться именно этого результата.

Воздушное оружие имеет ярко выраженный наступательный характер, но совершенно не пригодно для обороны, до такой степени, что тот, кто намерен применять его для обороны, должен примириться с абсурдностью применения для этой цели воздушных сил, значительно превосходящих те, которые могут произвести на него нападение.

Во время мировой войны, хотя и не было еще точных критериев для крупных наступательных операций с воздуха, все воздушные нападения, производившиеся хоть с некоторой решимостью, удавались. Мы бомбардировали Полу каждый раз, когда это нам было угодно, а австрийцы бомбардировали Тревизо вплоть до самого дня перемирия, несмотря на то, что в последние месяцы войны мы обладали неоспоримым преобладанием в воздухе.

В приложении к воздушной войне этот общий принцип кажется жестоким вследствие нашей особой и традиционной чувствительности, которую необходимо будет изменить.

Война – все это говорят и все в этом убеждены – является уже не столкновением воинов, но столкновением стран, борьбой народов. Во время мировой войны это столкновение и эта борьба протекали в форме измора сухопутных армий, и это казалось естественным и логичным. Воздушное оружие, благодаря своему непосредственному воздействию, ставит народ против народа, страну против страны, вызывая исчезновение промежуточной брони, ослаблявшей удар. Ныне страны и народы действительно схватываются врукопашную и хватают друг друга за горло. Это возмущает нашу традиционную чувствительность, ту, которая, например, во время мировой войны приходила в волнение, когда мы получали известие об убийстве нескольких женщин и нескольких детей в результате воздушного налета, в то время как она же оставляла нас бесстрастными перед убийством десятков тысяч солдат в связи с каким-нибудь сражением. Каждая человеческая жизнь имеет одинаковую ценность, но традиция хочет, чтобы солдат был создан для того, чтобы дать себя убить во время войны, а потому убийство солдата на войне нас не смущает, хотя с точки зрения общей экономики человечества (economia generale dell’umanitа) солдат, т. е. человек молодой и сильный, представляет собой максимальную индивидуальную ценность.

Войну выигрывают, сламывая сопротивление неприятельской страны. Этой цели можно достичь с большей легкостью, в более короткий срок и более экономичным образом, т. е. с меньшим кровопролитием, путем непосредственного нападения на источники неприятельского сопротивления там, где они наиболее слабы и наиболее уязвимы. Чем более быстрыми и ужасающими будут результаты применения оружия, чем быстрее это оружие сможет достичь жизненных центров и чем более глубокое воздействие оно окажет на моральное сопротивление, тем более война будет становиться действительно цивилизованной, ибо тем более будет ограничен причиняемый ею вред по отношению ко всему человечеству в целом.

Чем сильнее сможет оружие ударить по общей массе граждан и чем непосредственнее оно сможет затронуть их интересы, тем более редкими будут становиться войны, ибо никто не сможет сказать: «вооружимся и двинемся».

В основу успеха танковой атаки были положены три непременные предпосылки: подходящая местность, массированное применение и внезапность. Они заслуживают более подробного рассмотрения, прежде чем мы сможем продолжить наш рассказ.

Бронетанковые войска часто критикуют за то, что их нельзя использовать где придется – совершенно очевидно, что они никак не могут справиться с высокими горами, крутыми склонами, глубокими болотами и реками. Но то же самое на всем протяжении исторического развития было справедливо и для любого другого транспортного средства. Проблема в том, что за неимением лучшего всегда используется то, что есть под рукой, и при необходимости нам придется преодолевать препятствия такого рода путем создания в них искусственных проходов или просто перелетать их. Правда, техника постоянно прилагает усилия для улучшения проходимости боевых машин, особенно танков; за совсем короткое время было достигнуто очень многое, и мы безусловно верим, что последует еще более значительный прогресс. Однако рельеф местности остается соображением, которое следует всегда принимать в расчет.