Пожалуй, надо четки себе смастерить – здорово помогает успокаивать нервы и убивать время. А то к образовавшейся у меня привычке от нечего делать снаряжать-разряжать автоматный магазин не все относятся с пониманием. Хотя что тут такого – в упор не пойму. Но в стольном граде Порто-Франко (и ряде других местностей) ношение оружия ограничено и карается штрафом. А зная западную привычку чуть что бежать и стучать в компетентные органы, я ни грамма не сомневаюсь в том, что меня сдадут как только я достану магазин из кармана. А пять сотен денег мне ни разу не лишние. Как и любая другая сумма, впрочем. Так что стиснуть зубы и ждать, пока местные деятели в белых халатах колдуют над привезенными мной потрохами и прочими полезными для медицины вещами.
К чести персонала порто-франковского госпиталя должен заметить, что они меня угостили чаем. Точнее – тем, что на этой забытой «Липтоном» и «Гринфилдом» земле чаем называют. Оно довольно симпатично на вкус, я не спорю, но это – не чай. А я именно чай люблю больше всех других напитков. Но на халяву сладок и уксус, а чем именно греться – особой разницы нет. Так что рассыпаюсь в благодарностях и обхватываю чашку обеими руками. Это здесь плюс двадцать пять даже ночью, а на высоте – не сильно больше нуля. И даже куртка с перчатками полностью не спасают. Я как-то, ради поддержания бодрости духа, попытался представить как в свое время через полюс летали – так мне аж нехорошо стало. Но и желание ныть тоже ушло, чего я и добивался.
Нет, все-таки в Виго дело шло побыстрее. Не знаю, отчего так, но испанские коллеги принимающей меня стороны пооперативней были. Хоть и говорят, что американцы энергичны и деловиты (а Порто-Франко – город сильно американизированный, чего стоит только типично американские планировка и топонимика), а испанцы – наоборот, весьма ленивы, но вот я этого как-то не заметил. Только в четвертом часу утра я, наконец-то, подписал акт приема-сдачи и получил на руки платежку. Пробежавшись по ней глазами я пришел к очевидному выводу: лучше работать с испанцами. Потому как получить за почти аналогичный по номенклатуре и объему груз вместо тридцати с хвостиком целых двадцать четыре тысячи – не особо-то интересно, если быть откровенным. Примирило меня с этим лишь наличие попутного груза в Куинстон – пара ящиков каких-то таблеток для тамошней больницы. А в отдельности – выделенный для его доставки на аэродром транспорт в виде буржуинского аналога нашей «буханки». Водителя которой я довольно быстро уговорил злоупотребить служебным положением и заехать в оружейный. Не бесплатно, разумеется. Но десять экю на успокоение совести моего нечаянного партнера по бизнесу я вполне могу себе позволить без какого-либо ущерба для своего финансового положения.
Неплохо получилось, в общем. И необходимость проторчать в больничке до восьми утра, когда придет материально ответственный гражданин, ведающий запасами здешней аптеки, меня нисколько не расстроила. Подумаешь – одну ночь не поспать. Бывало значительно хуже. Возможность быстро уладить дела, по минимуму светя своей мордой на улице – гораздо ценнее. Вот абсолютно не тянет меня ходить по улицам города, в котором есть довольно много людей, меня знающих.
Благодаря наличию транспорта, с закупкой патронов и транспортировкой их на аэродром я разобрался быстро. Правда, пришлось пообщаться с владеющим ормагом при отеле «Арарат» Биллом Ирвайном, с которым я раньше пересекался пару раз. Но таких эпизодических посетителей у уважаемого Уильяма Батьковича – половина Новой Земли. Так что не факт, что он меня узнал и вспомнил. Но нервишки были у меня конкретно не на месте. Купить, что ли, какую-нибудь компактную «трещотку» типа «микро-Узи» или «Скорпиона»? Ну так, исключительно для самоуспокоения. Потому что если меня опознают, выследят и соберутся убивать, то мне и десять автоматов не помогут.
Закончив свои дела в вольном городе, я убыл на аэродром. Там меня ждало такое крайне веселое занятие, как уборка самолета от потеков крови. Если в Виго данную процедуру выполнили вместо меня за вполне пристойную цену, то здесь желающих подработать не оказалось. Пришлось самому вкалывать. Причем выкладываться на совесть. Потому что если схалтурить… Довелось мне однажды побывать внутри «тюльпана»[Жаргонное название самолета-труповозки] – аромат там крайне специфический. И если это дело запустить – то поможет лишь пескоструйка. Мне до такого доводить ну никак не хочется. Так что вперед, договариваться на счет водовозки, доставать из ящика ветошь, мыло, ведро, щетки и прочий уборочный инвентарь. «Пенная вечеринка»[принятое в армии шуточное название большой уборки] сама собой не организуется.
Угробил я на приборку самолета часа четыре. Под конец разошелся и заодно помыл «Дефендер» снаружи. Ну чтоб два раза не ходить. Понял, что мне нужны щетка на длинной ручке и непромокаемые накидки на остекление кабины и тележки шасси. Потому что лень мне потом убирать разводы на стеклах с помощью газет, а мочить карбоновые тормозные диски производитель запрещает. Не знаю почему. Личный опыт подсказывает, что ничего страшного в этом нет – довелось однажды остатки какой-то безмозглой птицы смывать с тормозов при помощи шланга – но производителю, пожалуй, виднее. Не охота мне как-то личным имуществом рисковать.
Закончив помывку, оставил нараспашку все двери – пусть салон высыхает, и отправился на «вышку». Надо забрать почту, которую я обещал по пути закинуть, предупредить о небольшой задержке, уточнить порядок полетов на аэродром Центральной базы, узнать цены на топливо здесь и там, флайт-план подать, опять-таки… Хватало дел, в общем. Так что оторвал колеса от бетонки я только в 15-08.
Знакомые мне по Старому Свету летчики уничижительно именовали рейс Москва-Питер «маршруткой». Мол, не успеешь набрать высоту как уже снижаться надо. В чем-то они, разумеется, правы. Но вряд ли им приходилось, еще идя в наборе, устанавливать связь с аэродромом посадки. Мне вот пришлось. Тут лететь-то минут десять от силы. Я даже не стал механизацию убирать, чтобы не дергать ее туда-сюда. Вообще этот полет напомнил мне рассказы об одном деятеле в Африке. Этот тип, то ли от жадности, то ли по какой-то иной причине, летал один. На иркутском Ан-12 первой серии. Где бортинженер сидит на одном уровне со штурманом, правым боком по полету. И для запуска двигателей приходится между его местом и командирским креслом полоумной обезьяной скакать. Хотел бы я на этот цирк поглядеть. Так вот, данная личность летала исключительно на очень коротких рейсах, когда практически сразу после взлета уже виден аэродром посадки, для того, чтобы шасси и механизацию не убирать. Управление-то ими у инженера. Интересно, он взлетал с закрылками в посадочном положении или садился с не полностью выпущенными?
Ну да Большой Лунный Бегемот с ним. Мне сейчас не до того несколько. Надо заход на посадку строить. Сходу я явно не попадаю, ну да ничего страшного. Кружок наверну и зайду нормально. Только вот какая-то неправильность глаз цепляет. Неправильность? В голове у меня заорал ревун и замигала красная лампочка. Так, управление в нейтраль, проверить показания приборов. Хм, все нормально вроде. Сигнальные лампы не горят, стрелки на своих местах. Единственное, температура масла чуть выше, чем должна быть, но это понятно и совершенное некритично. И что мне тогда не нравится? Хм. Раз в кабине все хорошо – надо снаружи глянуть. Что-то же я заметил. Вновь вызываю диспетчера:
- Центральная-контроль, Браво-Новембер-Дельта. Разрешите еще круг.
- Разрешаю. – тут же отзывается дисп. – Что-то случилось?
