- Ага!-воскликнул с восторгом Сент-Одран.-Волластонкрафтизм!- Потом лицо его вдруг омрачилось. Он, без сомнения, задумался о родных своих вересковых пустошах.-Но, сударь, как бы там ни было, все равно никого в Англии не убедишь в правоте ваших доводов.-он тяжело вздохнул и вдруг выскочил из-за стола.-В если еще попытаешься воплотить все это в жизнь, как попытались шотландцы полвека назад, так тебя назовут и предателем, и мятежником, и еще кем похуже. А тех, кто пошел за тобою, подвергнут пыткам и казнят. В лучшем случае, отправят в изгнание. А женщины, сударь... с ними обращаются еще гаже. Женщины, дети... грубая солдатня травит их, словно дичь, потехи ради. Их насилуют и калечат, убивают, обрекают на голодную смерть. А ваши дома выжигают до тла. Я вовсе не защищаю Стюартов, но имя Карла Эдварда для меня теперь навсегда уже связано с Нортумберлендом. Красивыми словесами битву не выиграешь. Одно устремление к королевскому сану-далеко еще не образец. Там была гора трупов, у Каллодина... а они все равно бросались,-безоружные мальчики,-на английские ружья. И принц Карл виноват в смерти их точно так же, как и все, кто затеял ту бойню.-Сент-Одран так распалился, что позабыл о манерной медлительности, присущей речи его, и, хотя говорил он, понятное дело, на немецком, теперь в произношении его явственно проступал горячечный переливчатый акцент Ирландии. Он сел на место, обмахнул лицо длинным рукавом мандаринского своего халата, всплеснул руками и очаровательно улыбнулся.-Прошу прощения.-Самоуничижительный поклон, адресованный дамам, легкий наклон головы-нам с Шустером. А потом беспечная его изящная легкость вновь вернулась к шевалье.-Вот проклятие! Но так уж устроен мир: большой кормится за счет малого, сильный-слабого, и не нам подвергать сомнению волю Господа нашего и милосердие Его.-Теперь в тоне его явственно слышалась некая насмешливая монотонность, словно бы он передразнивал какой-то параграф из детского учебника по Закону Божьему. Шевалье улыбнулся и положил в рот кусочек сыру.-Погожий сегодня денек, замечательный просто.

- А что ваш воздушный корабль, герр шевалье? Не намерены ли вы сегодня подняться в воздух?-Мне не терпелось почувствовать атмосферу вышних небес, ибо сие приключение наверняка развлекло бы меня и помогло бы мне вновь достичь согласия с действительностью, к чему я весьма и весьма стремился, поскольку непрошеный образ ее, -госпожи моего сердца,-уже вставал перед мысленным взором моим, грозя поколебать давешнюю мою решимость. Все, чего я добился, посетив бордель,-и я бы уразумел это сразу, если бы не метался тогда между велениями сердца и разума, противоречащими друг другу, -лишь того, что тело мое обрело готовность и возжаждало истинного наслаждения, проникновенной удовлетворенности, каковую позвал я за минуты общения с Либуссой. Я до сих пор еще был уверен в том, что час, проведенный с нею, будет прекраснее во сто крат целой ночи в жарких объятиях искусных потаскушек из заведения миссис Слайней. Иными словами, то направление, которое принимали теперь мои мысли, грозило опять завести меня в западню, но Сент-Одран очень вовремя заговорил:

- Я уже все устроил. Сегодня утром. Местные власти не возражают. Так что в два часа пополудни я представляю свой "Монгольфье" на Малом Поле... знаете? Публичный сад сразу за Западною Стеною, у Мирошних Ворот. И намереваюсь еще продемонстрировать "ограниченный" подъем, или подъем "на привязи".

Таким образом, Сент-Одран спас меня от болезненного самокопания.

- Весь Майренбург увидит, как наш корабль поднимается в воздух,продолжал он, сопровождая слова свои грациозным взмахом руки.-И общественность уже будет знать о нас как о серьезных аэронавтах. Пробный этот полет нам послужит верительной грамотой. А если нас примут достаточно благосклонно, тогда уж нам без труда удастся заинтересовать богатых горожан нашим проектом по учреждению Компании, каковая займется строительством нового корабля, больших размеров.

- Герр шевалье,-проговорил я, весьма позабавленный его речью,- не принимаете ли вы часом за несомненную данность некое соглашение между нами, каковое еще не было заключено?

С видом искреннего изумления он откинулся на спинку стула и схватился рукою за подбородок.

- Черт возьми, сударь! Я-то думал, что мы партнеры и что желание ваше поучаствовать в демонстрации нашего корабля вполне очевидно.

- Но мы не заключали еще соглашения. Не оговаривали условий.

- Верно, сударь. Но я полагаю, мои предложения вам известны.

- Вы говорили мне о своих планах. В Хакмесшерском ущелье.

- И вчера ночью на лестнице.

- Всего лишь пару слов, сударь.

- Я предлагал объединить наши силы и средства.

- Да, вы предлагали.

- Вот я и подумал, что все уже решено...

Тут я рассмеялся.

- Боже мой, Сент-Одран, я знаю всю подноготную ваших трюков, но они все же имеют успех. И, признаюсь вам, я обдумал ваше предложение и решил, что оно мне подходит. Так что давайте, как говорится, ударим по рукам и тем скрепим наше соглашение.

Мы с ним свершили означенный ритуал, и Сент-Одран просиял.

- Прежде всего, капитан, нам потребуется прибегнуть к литературному вашему дару. Нужен хороший текст для листовок, которые мы разбросаем с воздуха. Новые территории. Золото. Богатство, что само плывет в руки.-Он нахмурился.-Вот только я сомневаюсь, стоит ли сразу упоминать о ваших тайных навигационных картах. И о Граале. Это могут счесть ересью.

- Сударь, попридержите коней. Вы о чем вообще говорите? Что-то я не пойму.

- Я говорю о фамильном предании рода фон Беков. О немалых деньгах в кошеле, проистекающих из подобного смелого предприятия. И, разумеется, об уважении к имени фон Беков, небезызвестному и в Майренбурге, как вы должны уже знать. Имени, сударь, весьма почтенному и добропорядочному. Я бы сказал-безупречному.

- Сударь?

Он улыбнулся мне искренне и открыто.

- Что, сударь?

- Я правильно вас понимаю: вы намерены эксплуатировать мое родовое имя? Сент-Одран, вы слишком много хотите. А что касается этой дурацкой легенды...

- А поскольку легенда дурацкая, то какой будет урон вашей чести, если вы ею воспользуетесь к своей выгоде?

- Вообще-то верно.-Я колебался.

- Но эту сторону дела мы можем обсудить и потом,-великодушно заметил он.-Сейчас нужно просто состряпать афиши, но с этаким поэтическим, знаете ли, размахом. А дальше уже поглядим, как пойдут дела.

Поскольку тут я ничего не терял, я согласился с этим его предложением.

Сент-Одран ушел в город,-как только оделся подобающим образом, и весьма, надо сказать, элегантно,-а я остался у "Замученного Попа" набрасывать текст для афишек, которые в надлежащее время будут сброшены с борта воздушного корабля. Мне вовсе не требовалось изобретать какие-то особые изыски, однако я промучился целый час, выбирая между Зевсом и Юпитером,-кому из них быть номинальным возницею небесной нашей колесницы,-и в конце концов я отказался от них обоих и остановил выбор свой на Донаpе как божестве, наиболее соответствующем местному нордическому климату, хотя можно было бы предположить, что свитавианские боги были еще даже суровее и мрачнее, поскольку происходили они из славянских верований и имели имена типа Граака или Кога. Сержант Шустер проявил самый искренний интерес. Он спросил меня, видел ли я полеты парижских аэронавтов, и мне пришлось признаться, что я пропустил их все, хотя, разумеется, в ходе разыгравшихся там боев к услугам воздушных шаров прибегали не раз. Сам он видел воздушный корабль в полете только однажды, сказал мне Шустер. Он должен был совершить перелет из Зальцбурга в Базель, но ветер не вовремя переменился. Аэронавтов нашли потом аж в Болгарских горах; разбойники тамошние растащили по кусочкам весь яркий шелк воздушного шара, да и сами аэронавты дрожали от хода, сидя в чем мать родила в своей корзине.

- Так что, выходит, познания в области отклонений течений ветра, коие даже коварней течений морских, могут весьма и весьма пригодится.