— Да, я понимаю. Удачи, — видимо мужчина решил не связываться с супругой командира и её полоумной подружкой.

Мы ещё недолго посидели, со временем на нас перестали обращать внимание. Люди вокруг ели, общались, играли в карты, пели, кто-то возился с оружием, кто-то просто сидел, разомлев от тепла костра и гула вокруг. Когда я поняла, что мулатка не начнёт чувствовать себя здесь спокойно, я просто увела её. Даже когда мы уходили бедолагу колотила дрожь, девушка так и не смогла успокоиться после обращения к ней Купера.

Германа в землянке ещё не было, и я взялась поговорить с подругой:

— Слушай, а в лечебнице ты так же себя вела? — написала я ей.

— Сначала да. А когда привыкла — то поспокойнее. Сегодня я даже могла с ними разговаривать, уходя я их поблагодарила, — Кара притулилась на софе и ковыряла пальцем обивку, — я стараюсь вести себя нормально, но сразу у меня не получается. Я должна привыкнуть к окружающим…

— Пойми — это ненормальная реакция! Именно по ней начнут в тебе подозревать выращенную!

— Я понимаю, — шепотом ответила девушка, — я стараюсь, но у меня не получается…

Вот что с ней сделать? Устало переставляя ноги, я ходила от стены к стене, отчасти я так делала, чтобы не заснуть, что неизменно произошло бы со мной, если бы я села, а с другой стороны нервы требовали какого-то выхода. Промотавшись по комнате так какое-то время, я принялась за мелкие домашние дела, лишь бы не уснуть. Ложиться, не дождавшись мужа мне не хотелось. Он пришел поздно, когда мулатка уже умиротворенно сопела, свернувшись калачиком на софе, а я не могла придумать чем себя занять, потому что, даже стоя, глаза закрывались. Сказать, что он был зол это ничего не сказать, его взгляд метал молнии, а лицо было похоже на маску. Он плюхнулся на диван, рядом со спящей Карой и уставился на полку. Я подошла к нему сзади и положила ладони на плечи, даже через свитер я ощущала тепло исходящее от его тела. Он легонько сжал мою ладонь своей и тут его прорвало.

— Да что они вообще думают! Болваны безмозглые! — он вскочил и подошел к кухонному шкафу, бесцельно открыл и тут же захлопнул дверцу, — вот ты мне скажи, какого чёрта они ждут? Две группы молчат, словно бы их нет, с последним отрядом перебои связи, складывается ощущение, Общество глушит её. И нет, чтобы отозвать её обратно, мы продолжаем гнать лошадей вперёд! Я чую, что это ловушка! Это очень плохо, что нет ответа, спорить готов третья команда не откликнется завтра. Будь моя воля, я бы прямо утром снялся отсюда и ушел, но этот дурак Тэкэо твердит, что всё нормализуется, что, если сюда придёт Общество — мы их разгромим. Сколько, мол, можно бегать? Мы, говорит, принимаем бой. Бой они принимают, волки недоделанные — выговорившись, он сел на софу и уткнулся носом в ладони. Проснувшаяся Кара испугано таращилась на него, забившись в угол дивана. Я подошла, обняла, прижала его голову к своей груди и погладила её, успокаивая.

— У меня чувство, что мы влезаем в такую клоаку и не в моих силах остановить это, — глухо пробормотал он. Той ночью не было массажа, мы легли на полу и я, устроив его голову у себя на груди, поглаживала её, пока муж не забылся беспокойным сном, мне же, не смотря на усталость, сон не шел. Любимый всю ночь что-то бормотал, вздрагивал, каждый раз будя меня. Но на утро всё вернулось на круги своя или мне так показалось.

Вечером, ужиная, врач веселил нас смешными историями из похода. В Лагере почти не оказалось людей Общества, они, заранее прознав о наступлении повстанцев, решили сбежать. Конечно, я знала, что за всеми смешными неурядицами, что он рассказывал, кроются боль и переживания, но старалась не думать об этом, ни отряды, ни друг, ни я не могли это исправить. Я не сомневалась, что он сделал всё, чтобы выжило как можно больше пациентов.

Когда мы доели, супруг увёл друга на улицу, чтобы поговорить о вчерашнем собрании, спустились к нам они не скоро, оба хмурые и не разговорчивые, но я всё же выбрала момент и рассказала Риши о нашей с подругой прогулке накануне. Он покачал головой:

— Я этого опасался. Она держала себя в руках пока я был в лечебнице, и пообвыклась, тем более это можно было списывать на страх связанный с Лагерем и прочее, но долго на это ссылаться не получится.

— Ты пойми это вообще не её реакция на людей. Когда мы жили в городе, она была агрессивная, напористая, задиристая, сейчас любой зайчишка храбрее её. Но и прятать мы её не можем, это выплывет, и я её не смогу защитить, — писала я, — Риши, как быть?

— Вы сегодня мастаки спрашивать меня, что делать, не знаю я! Ну давай, что ль выгуливать ее, чем больше, тем лучше? Возможно тогда ей люди примелькаются, и она трястись хотя бы не будет?

— Это ты мне как врач советуешь?

— Ася, я не психотерапевт. Я — хирург, реаниматолог, да хоть медик общей практики, в конце концов, но не мозгоправ. Я в этом разбираюсь постольку-поскольку, что-то где-то слышал, кто-то что-то обронил в беседе. Искать решение проблемы придётся методом тыка, тем более, что она выращенная и способы решения психологических проблем, рожденных тут не подходят, а мы с тобой рожденные и первые способы у нас с тобой естественные для нашей психики. Мой вердикт — прогулки и смотреть, что будет. Ты её гуляешь до и после тренировки, я заскакиваю в промежутках. На Германа она не научилась нормально реагировать, так что его пока не подключаем. Можно я пойду на боковую? Мне очень хочется поспать без экстренных побудок.

Я кивнула, и сама ретировалась на пол к мужу, который уже расстелил одеяло.

— Что это, вы мне кровать уступаете? — поинтересовался Риши.

— Разберитесь с Карой сами кто, где будет. Мы с Асей на этой кровати спать не можем, спины болят, нам здесь удобнее, — ответил муж, разминая мою поясницу, — так, сегодня мне понравилось гораздо больше, как ты стреляла. Завтра я считаю надо попробовать в движении и настоящими патронами, чтобы ты чувствовала разницу… — его речь сливалась для меня в однородный гул, после вчерашнего рваного сна, стоило мне прикрыть веки, как я очутилась в объятиях Морфея.

60

Вот уже несколько дней Риши и Герман ходили нервные, о чём-то подолгу беседовали на улице, не посвящая нас с подругой в свои разговоры. Мы не лезли, помочь, наверное, не можем, раз нашим мнением не интересуются. Мулатка почти всё время торчала на свежем воздухе, потому что мы с другом за неё серьёзно взялись. Результат был, слабый, но был. Теперь её хотя бы не колотило, когда с нами кто-то заговаривал, подозреваю, что врач специально чуть ли не всю их прогулку общался с разными людьми. Мне эти «выходы в свет» тоже пошли на пользу, хотя это и была дополнительная нагрузка я начала в лицо узнавать некоторых повстанцев, приятно, верите ли, видеть знакомые фейсы, перестаёшь себя чувствовать чужаком.

Мы с супругом шли с очередного занятия борьбой, и я представляла, как Кара нас накормит вкуснейшей похлебкой с курицей, вчера врач хвастался, как её раздобыл, и я уговорила подругу сварганить простенький вермишелевый суп, каюсь было непереносимое желание попросить сварить суп не её, а любимого. Во мне всё ещё живо было восторженное воспоминание о том кушанье, которым он меня отпаивал после болезни, но совесть не позволила: муж и так пашет как лошадь, обучая меня, у меня теперь что-то получалось и возиться со мной стало сложнее, а ещё эти пропавшие группы, как Герман и предвидел, третий отряд не вышел на связь на следующий день, в общем, ему только ещё кашеварить.

У брёвен, на расчищенной для костра поляне как всегда были люди, это место никогда не пустовало, здесь всегда кто-то был, глядя на них появлялось чувство, что всё в порядке, хотя я допускала мысль, что они просто не в курсе о трёх пропавших отрядах. У выхода из леса на отшибе сидел один из тех мужчин, который был с Купером в наш первый с Карой поход к костру, и точил нож. При виде Германа он поднялся и окликнул мужа. Я же увидела с другой стороны поляны Риши с мулаткой, они разговаривали с Айрис. Коснувшись руки любимого, я указала на друзей, подразумевая, что пойду к ним. муж, чмокнув меня в макушку, кивнул.