Когда я поднялась в отделение, за окном уже смеркалось, но на стуле для посетителей все равно кто-то сидел, быстро-быстро перелистывая страницы в смартфоне. Парень. Совсем еще молодой, лет пятнадцать. Взъерошенный. Одетый в спортивные штаны, водолазку и почему-то в кроссовки.

Заслышав шаги, он приподнял вихрастую голову, а затем подскочил, как подброшенный пружиной, и с надеждой уставился на меня. Крепкий, хорошо сложенный, русоволосый, кареглазый и весьма симпатичный паренек, чье лицо мне определенно кого-то напоминало.

– Ольга Николаевна? – спросил он, едва я подошла к двери. – Здравствуйте. Можно с вами поговорить?

Я остановилась.

– Слушаю.

– Меня зовут Андрей. Моя сестра лежит у вас в реанимации…

Что?! Еще один Лисовский?!

Я воззрилась на юношу с плохо скрываемым раздражением.

– Мы не пускаем посетителей в палату реанимации. По крайней мере, до тех пор, пока существует угроза жизни пациентов.

– Знаю, мне уже объяснили, поэтому я ни на чем не настаиваю, – торопливо проговорил паренек и убрал телефон в карман. – Вы просто скажите ей, что я здесь, ладно? Пусть она знает… пусть не волнуется… Спасибо.

Я поколебалась, но все же кивнула, и мальчишка, облегченно выдохнув, снова сел на стул. Правда, на этот раз Лисовский-младший сидел как на иголках. Он выглядел встревоженным, его взгляд беспокойно перебегал с меня на дверь и обратно. Однако верхней одежды при нем не было – в отличие от отца, он, похоже, знал больничные правила. И сидел тут уже давно: мокрых следов возле входа я не увидела, а значит, за ним или кто-то помыл, или же прошло несколько часов с того момента, как он сюда явился.

Так и не придя в отношении его к какому-то выводу, я толкнула дверь и, махнув рукой выглянувшей из-за стойки обеспокоенной медсестре, направилась в палату реанимации. Не в общую, где лежали самые тяжелые, а в отдельную, куда мы на время помещали тех, кому уже не требовалось находиться под круглосуточным присмотром, но и переводиться в отделение было рановато.

Алиса выглядела гораздо лучше, чем вчера: она порозовела, отек с правой половины ее лица почти спал, но зафиксированная челюсть почти не давала ей говорить. Так что при виде меня она лишь приветливо улыбнулась краешком рта.

– Привет. Ты как, солнышко?

Девочка шевельнула пальцами правой руки, где не было жесткой фиксации магическими лубками, и сложила их буквой «о». Типа о’кей, не волнуйтесь.

– Ничего не болит? – осведомилась я, глянув на монитор, а затем потянувшись к лежащей на столе истории болезни.

Так. Все, что нужно, девочка получала в полном объеме, хотя ее пребывание в клинике обходилось довольно дорого. Поскольку питаться сама она не могла, то кормили ее через капельницу. Понемногу, но круглые сутки в нее вливали питательные растворы, в том числе жизненно необходимые ей аминокислоты.

– Там к тебе брат пришел, – обронила я, внимательно отслеживая реакцию лисички.

Та удивленно замерла, моргнула свободным от фиксатора глазом. А потом вдруг так явственно улыбнулась, что у меня отлегло от сердца.

– Хочешь, я его сюда приведу? – неожиданно даже для себя предложила я.

Алиса улыбнулась еще шире и едва слышно выдохнула:

– Да!

Ободряюще ей улыбнувшись, я вернулась в коридор и, поманив пальцем подпрыгнувшего от нетерпения парня, строго на него посмотрела:

– Ты почему без бахил?

– Я в сменке, – к моему удивлению смутился Андрей Лисовский. И стал еще больше похож на отца. Только на его гораздо более мягкую и намного более приятную версию. – Но если надо, то сбегаю вниз!

Я покачала головой и, открыв дверь пошире, кивнула.

– Заходи. Алиса сказала, что хочет тебя увидеть.

– А можно? – неожиданно забеспокоился брат. – Вдруг она… вдруг ей хуже станет?

– Не станет. Я буду следить. А если она утомится, ты немедленно уйдешь.

– Конечно! Сейчас! Я только сумку захвачу!

Я задержалась в коридоре, чтобы набросить на плечи мальчишки медицинский халат, и, проведя его к сестре, осталась у входа в палату. Нередко случалось, что при виде ран и горы бинтов родственники пугались, теряли присутствие духа, кому-то даже становилось плохо, и зачастую свидание оказывалось очень коротким. Но при виде искалеченной сестры Андрей замешкался лишь на мгновение. А затем стянул со спины увесистый рюкзак, небрежно швырнул его в угол, подошел к постели и, придирчиво оглядев Алису, так же небрежно бросил:

– Ну и видок у тебя, Лиска. Вот скажи: какой трактор умудрился тебя переехать? Или ты с колеса обозрения грохнулась? Переломала по пути всю конструкцию, а потом тебя сверху железками завалило?

В глазах девчонки промелькнули слезы, но она по-прежнему улыбалась.

– Так, – деловито распорядился парень и, поискав глазами куда бы присесть, решительно подвинул к постели стул. – Раз говорить ты не можешь, то придется делать это мне. Ты как? Что-нибудь болит? Нет? А руки чувствуешь? Хочешь, я тебе персика дам? Ну нет, целый ты не заслужила… зато сок выжму. Хочешь?

Я собралась было возразить, но тут парень коснулся кончиков пальцев лисички и очень бережно их сжал.

– Давай, сестренка. Тебе нельзя долго болеть. Скоро сессия, помнишь?

Девочка тут же сникла.

– Но есть и хорошая новость: я принес тебе учебники! – радостно ухмыльнулся Андрей. – Здорово, да? Сама ты читать, конечно, не сможешь, но я могу почитать для тебя вслух! Согласна?

Я удивленно воззрилась на лисичку, но Алиса и впрямь обрадовалась.

– Она у нас жуткая зубрила, – доверительно сообщил ее брат, ненадолго обернувшись. – Прямо жить без своих книжек не может. Зачет для нее – это праздник. А экзамен вообще… вот ведь сумасшедшая, да? Ольга Николаевна, можно я немного ей почитаю?

– На кого она учится?

– Онкологом хочет стать.

– Ого, – я взглянула на будущую коллегу совсем другими глазами. – Это сложная профессия. Не каждый решится.

– Алиска у нас смелая, – кивнул Андрей. – И, что самое главное, ей нравится. Так что она сама нашла репетитора, сама подготовилась к экзаменам и сама поступила, хотя отец был категорически против.

Я нахмурилась.

– Почему это он был против?

– Быть врачом не престижно, видите ли, – фыркнул молодой лис. – А то, что Алиска с детства медициной бредила, это он из виду совершенно упустил. Но ничего. Лиска сильная. И умная. Намного умнее меня. И запоминает очень быстро… мы со всем справимся, да, сестричка?

Он вдруг хитро ей подмигнул, и девочка снова улыбнулась краешком рта.

– А отцу потом скажем, что он сам дурак. Я знаю, у тебя получится. И если Ольга Николаевна не против…

– Нет, конечно, – твердо сказала я, подходя ближе и заглядывая в лицо девочке. – Ты поправишься, солнышко. Обещаю. И экзамены свои сдашь на отлично. Какой у тебя курс?

– Второй, она на год раньше закончила школу, – ответил за сестру Андрей. А потом кивнул на тянущиеся к руке сестры трубки. – Что вы ей капаете?

– Витамины, минералы, аминокислоты…

– У нее аллергия на сырой белок! – немедленно встрепенулся молодой лис.

– Мы знаем, – против воли улыбнулась я и только после этого окончательно успокоилась на его счет. – Ее данные есть в общей базе, так что всю необходимую информацию о здоровье Алисы мы уже получили. Выздоравливать она будет недели две. Кризис уже миновал, но шевелиться ей нельзя еще три дня.

Парень тут же расслабился и, потянувшись к рюкзаку, с наигранным энтузиазмом спросил:

– Ну что, Лиска, с чего начнем? Анатомия, микробиология или нормальная физиология? У тебя впереди две недели строгого постельного режима. И горе тебе, несчастная, если за это время ты не вызубришь все до от корки до корки!

По щеке девочки скатилась крохотная слезинка, но она все еще улыбалась. Той искренней, теплой и полной благодарности улыбкой, которую можно подарить лишь очень близкому человеку.

Оставив детей одних, я, раз уж пришла, пробежалась по палатам и проверила, как поживают остальные наши пациенты. Как руководителю отделения, мне положено было знать, как ведут своих подопечных лечащие врачи. Поэтому иногда на выходных я действительно сюда забегала. И, кстати, хорошо, что сегодня тоже пришла, потому что в одной из палат обнаружила, что наш повторно прооперированный волчонок снова втихомолку пожирает принесенное кем-то сырое мясо!