Моя должность сотрудника реанимации предполагает выполнение странной гибридной роли – профессиональной медсестры и реаниматолога в одном лице. Наша бригада в основном состоит из опытных медсестер, в прошлом работавших в отделении интенсивной терапии (как я) или в отделении неотложной помощи, но иногда в нее попадают также сотрудники службы скорой помощи или специалисты из хирургического отделения (высококвалифицированные ассистенты, работающие в операционных). Мы обучаем медсестер, врачей и других медработников тому, как проводится реанимация, и у каждого из нас есть пейджер для получения сигнала о возникновении экстренной ситуации, который может отправить нас в самые разные уголки больницы – в палаты, операционные, в кафе, на лестницу, в психиатрическое амбулаторное отделение, на парковку или в палаты для престарелых пациентов. Мы работаем в команде и помогаем персоналу в экстренных ситуациях или в случае остановки сердца.
Я переодеваюсь, стоя за самодельной ширмой. Такие ширмы здесь используются уже много лет: другого места, чтобы переодеться, в кабинете нет, а в уборную идти некогда. Срабатывает пейджер, он мигает и издает сигнал: «Срочный вызов, взрослый, главная столовая». Иногда пейджер может молчать весь день. А иногда – срабатывает пять или шесть раз. Сотрудники больницы передают сигнал, звоня на номер 2222 и уточняя вид экстренной ситуации: взрослый пациент, педиатрия, акушерство, новорожденный или травма. Даже в больнице случаются экстренные ситуации, представляющие опасность для жизни пациентов – они хоть и редки, но бывают ужасны. Однако чаще всего такие вызовы оказываются, как мы говорим между собой, полнейшей чушью – какой-нибудь пациент упал в обморок или симулирует припадок, а как-то раз причиной и вовсе послужил осиный укус.
– Лично я, – сказала мне одна из коллег в первый рабочий день, – советую тебе бежать очень, очень медленно. Никогда не знаешь, что тебя там ждет, а ты уж точно не хочешь первой оказаться на месте случившегося и толком не знать, что нужно делать.
Но теперь у меня уже есть кое-какой опыт, так что я отвечаю на вызов: «Сотрудник реанимации» – и бегу вниз по лестнице, перескакивая через ступеньки, и дальше – через центральный холл больницы, над которым возвышается гигантская статуя королевы Виктории. Я несусь через огромный зал, где стоит рояль, на котором порой играют люди, которых совсем не ожидаешь здесь увидеть. Сегодня за него сел какой-то строитель в светоотражающей куртке – он играет Моцарта. Мимо медленно шагающей женщины и светящегося от счастья мужчины – он катит перед собой сияющую новизной коляску с крохотным младенцем, к которой привязаны воздушные шарики с надписью: «Поздравляем: у вас мальчик!» Около отдела корреспонденции поток людей увеличивается, и мне приходится замедлиться. Из маленькой комнатенки вырываются звуки ругани и работающего радио, а время от времени оттуда высовывается чья-то рука и швыряет почту людям, ждущим в очереди снаружи. Я быстро шагаю по направлению к вечно не работающему банкомату и больничной столовой, где страдающие от похмелья сотрудники едят свой завтрак[5].
Женщина с грустным взглядом и в теплом красном пальто выглядит крохотной и слабой. Без пальто она кажется еще меньше. Под ним рубашка в цветочек, пуговицы застегнуты наискось. У нее сморщенная и сухая кожа, а волосы – седые и редкие. Глаза слезятся, а губы потрескались, полуприлизанные волосы неприятно пахнут. Прямо над ключицей на серебряной цепочке висит обручальное кольцо. Ее взгляд прыгает с одного человека на другого, а тело бьет дрожь. Она находится в столовой – она в сознании, сидит на стуле, ее уже окружили некоторые члены бригады по оказанию экстренной помощи: старший врач, врач-ассистент, анестезиолог и старшая медсестра. Не похоже, что они встревожены. С медсестрой мы дружим, ее зовут Тайфи. Она много лет проработала в ОНП. Я всегда рада ее видеть: она, как всегда, совершенно спокойна. Тайфи где-то откопала одеяло (это, казалось бы, просто, но не тут-то было) и, встав на колени перед пациенткой, прикрепляет к ее пальцу небольшой датчик для считывания уровня кислорода в крови.
– Доброе утро, – говорит Тайфи.
– Привет. Извините, я переодевалась.
Санитар привозит каталку для экстренных ситуаций. Его вызывают, как только срабатывает сигнал, и обычно он прибывает в то же время, что и члены врачебной бригады. На каталке огромное количество всяческого оборудования – целая палата на колесах. Кислород, отсос, дефибриллятор, использующиеся в экстренных случаях медикаменты и большие сумки, где можно отыскать все, что только можно себе представить, от приборов для измерения уровня глюкозы в крови до кислородно-дыхательной аппаратуры.
– У нашей Бетти тут немного закололо в груди. Все показатели в норме. Правда, она очень мерзнет. Можешь достать одноразовый термометр? – Она поворачивается к врачам: – Если вам надо идти, мы отвезем ее в ОНП.
– Нужно сделать ЭКГ в двенадцати отведениях, – отвечает доктор и уходит, не успев заметить, как младший врач закатывает глаза и бормочет себе под нос: «Правда, что ли?»
– Можно передать это вам? – спрашивает он меня, убегая. Они не только состоят в бригаде оказания экстренной помощи, но и постоянно заняты своей работой, поэтому им приходится все бросать, когда срабатывает пейджер, в том числе оставлять пациентов на операционном столе с младшим медперсоналом.
Я киваю: «Привет, Бетти». Дотрагиваюсь до ее руки – холодная как лед.
– Меня зовут Кристи. Сейчас я усажу вас на каталку, и мы поедем в ОНП. Беспокоиться не о чем, но лучше вас осмотреть. Кажется, я видела вас, когда поднималась. Около регистратуры.
– Бетти пришла к нам сегодня утром, чтобы навестить медицинского координатора, но было слишком рано, поэтому она пошла выпить кофе, и в столовой у нее немного закололо в груди. Все показатели в норме, но ей пришлось нелегко, так ведь, Бетти?
Я замечаю выражение на ее лице. Она в ужасе.
– Бетти недавно потеряла мужа – у него был инфаркт.
– Мне жаль это слышать, – говорю я, плотнее подтыкая под нее одеяло. У нее угрожающе низкая температура. – Боль утихла?
Она отрицательно качает головой.
– Я не хочу поднимать суматоху, – говорит она. – Все не так плохо. Может, съела что-то не то.
Не похоже, что у Бетти действительно сердечный приступ (инфаркт миокарда), хотя у женщин в ее возрасте не всегда проявляются типичные признаки – боль в груди, онемение, теснота, покалывание, – а иногда они и вовсе не чувствуют боли. Ишемическая болезнь сердца – самая распространенная причина смерти в большинстве западных стран и самая частая причина поступления в стационар. У пациентов часто случаются сердечные приступы прямо в больницах, хотя многие изначально оказываются в них не по этой причине. Они приходят на прием к стоматологу, навестить родственника или сдать кровь на анализ, и вызванного больничной атмосферой стресса, похоже, бывает достаточно, чтобы толкнуть человека в пропасть. Инфаркт миокарда и остановка сердца – это не одно и то же. К инфаркту приводит атеросклероз, то есть утолщение артерий, в результате которого происходит нарушение кровоснабжения тканей и возникает недостаток кислорода и глюкозы, необходимых для поддержания жизнеспособности тканей. Остановка сердца возникает, когда оно полностью перестает биться, какой бы ни была причина. Но Бетти не вспотела, у нее не землистый цвет лица, и, хотя у нее слабый нитевидный пульс, он равномерный и легко прощупывается.
С нашей помощью – моей и санитара – Бетти медленно залезает на каталку, я усаживаю ее, как можно плотнее оборачиваю одеяло вокруг ее хрупких плеч, а на лицо ей надеваю нереверсивную кислородную маску, с которой свисает мягкий мешок. Такая маска помогает поддерживать высокий уровень кислорода в крови. Кислород может быть опасен в случае сердечного приступа, поскольку он заставляет сужаться и без того суженные кровеносные сосуды. Но в экстренных ситуациях, когда пациент в критическом состоянии, кислород абсолютно необходим. Еще он незаменим при похмелье. Но пахнет он отвратительно, он сухой, а когда на лице маска, то ничего толком не видно, и из-за этого страх усиливается.
