– Новенькие, видимо, на Земле. Они про меня ничего не знали. Хорошо, один из них русский знал, я думал, наш, переметнулся, сука, оказалось, нет, какими-то своими средствами выучил, а сам из Содружества, как ты и говорил. В общем, долго мы не общались, выяснив все, что им нужно, поудивлялись, конечно. Они, сволочи, отключили мне сеть и ушли.
– Хоть не убили, – проговорил я.
– Да, хотя бы не убили, – эхом отозвался старик.
– Так ты, значит, без сети столько протянул? Это сколько получается?
– Да почти тридцать лет. Двадцать семь, если быть точным.
– Включить?
Вот тут Алексей задумался, причем надолго. К тому моменту, когда он очнулся от явно тяжелых размышлений и кивнул, тихо сказав: «Давай», пришли в себя и остальные бойцы ОМОНа. Под их взглядами я вытянул из планшета шнур, воткнул его в разъем на руке Алексея и активировал сеть. Кстати, те самые мини-камеры на лестничной площадке из него были. Планшет у меня на руках был пятого поколения, причем армейский, офицерский. У него была небольшая открывающаяся ниша на боку, туда на заводе-производителе укладывается с десяток камер, примерно на такие же случаи. Правда, в моем планшете оставалось три камеры, кто-то ими пользовался. Но главное, они были рабочими, и я использовал две из них, одна осталась в запасе. Те-то две я вряд ли смогу снять. Хотя почему нет? Сниму, есть одна идея, как уйти.
Тут стоит отвлечься, чтобы немного прояснить ситуацию с сетью Алексея. Ранее я об этом не упоминал. Общий язык Содружества Алексей, конечно же, не знал, однако все описание и меню на рабочем столе сети и в разделах было на нем. Пока изучал его в капсуле, я поменял интерфейс, влив на сеть знание русского языка. И все символы сменились на русские, что позволило Алексею достаточно свободно пользоваться нейросетью. Он об этом даже не подозревал. Не думайте, что эта программа для нейросетей была написана мной, это не так: нашел на рабочем месте программиста работорговцев с захваченного судна. Там были программы для адаптации на разных языках, но я взял именно на русском. Когда вторая группа работорговцев поработала с сетью Алексея, скачав все записи, они невольно или специально удалили эту программную установку на русском языке. Так что, активируя сеть и разобравшись в настройках, я снова ее установил, благо копия осталась на моем планшете.
– Я сейчас войду в управление доктора сети и настрою его на полную диагностику организма с последующим лечением. Во многом он поможет, еще лет двадцать протянешь.
– Хорошо, – кивнул Алексей, наблюдая, как я быстро работаю с настройками его сети.
В принципе я сказал ему правду, потому что действительно поработал с доктором сети, однако также скачал архив записей «под протокол», что тот накопил за свою жизнь. Интересно посмотреть те, где были записаны бои.
– Кстати, у тебя память сети переполнена, – сказал я ему. – Импланта памяти у тебя нет, а память сети не бесконечна. Советую часть записей, из тех, что неактуальны, удалить.
– А помнишь, как мы с тобой в сорок первом тех немецких диверсантов уничтожили? – вдруг с повлажневшими глазами спросил Алексей, пока я продолжал копаться в настройках его сети.
Видимо, после активации сети он увидел запись с дрона, которую я вел, вот и вспомнил. А вот вся четверка бойцов, что молча сверлили нас взглядами, насторожились, развесив уши.
– Я тебе и тогда говорил, и сейчас говорю, что ты идиот. Это кто же поднимает в атаку бойцов на изготовившегося к бою противника? Скажи спасибо, что несколько стрелков-танкистов были опытными, видимо, повоевали. Как упали, кто где стоял, так и поддержали вас огнем. Если бы не они, покрошили бы вас. И ты бы не отделался двумя пулями в живот. Да ты и сам, с таким-то опытом, это понимаешь.
– Понимаю, от этого и вдвойне обидно. Молодым был. Что там, летеха зеленый, что впервые прибыл на фронт, да еще когда наши отступали, даже драпали, а немцы наступали.
– Что есть, то есть. Кстати, готово. Улучшение почувствуешь через пару дней, что-то ты подзапустил себя. Капсула бы помогла, да нет ее пока.
Отсоединив шнур, я вернул его в планшет, а тот оставил рядом со включенным экраном, камеры-то на лестничной площадке продолжали работать. Кстати, там пополнение прибыло. Только не пойму, то ли ментовский спецназ, то ли контора. Больно снаряжение добротное. Хотя вряд ли, меньше часа прошло с момента неудавшегося штурма, рано что-то им.
– А помнишь старшину нашего батальона, что диверсанты перехватили перед той атакой? – продолжал вспоминать Алексей.
– Помню, такой крепыш невысокий, перетянут командирскими ремнями. В светлой, почти белой гимнастерке со старшинской «пилой» в петлицах. Помнится, тогда еще немцы сработали под патруль, остановив машину вашего батальона, водителя на нож взяли.
– Точно, он. Я ведь потом его встретил, и знаешь, где? В колонне военнопленных. Летом сорок четвертого. Власовцем, сука, оказался. Мы у моста стояли, я из «виллиса» вышел ноги размять, пока артиллеристы тяжелого дивизиона переправу пересекали, ну и поглядывал на них. Старшина морду прятал, надеялся, я его не узнаю, а я узнал. Крикнул бойцов из личной охраны, те вывели его наружу, тогда я и убедился, что не ошибся. Он-то меня сразу узнал, вот и пытался пройти незаметно, в форме немецкого ефрейтора был, без власовских нашивок. Ну, я его в особый отдел нашего корпуса и отдал, меня как раз особист их сопровождал. А те уж вытянули из него все что можно да по приговору военного трибунала и шлепнули. Сам я на повешенье не был, потом от того особиста узнал подробности. Он, тварь, через месяц в плен попал после моего ранения, в конце сентября. Я его не осуждаю, все же не сам, подняв руки, к немцам драпанул, со слов очевидцев, отстреливался до последнего, контуженым попался, а вот в лагере сломался, за лишнюю пайку пошел служить к немцам. Вот такие дела.
– Каждый получает то, к чему стремится. Ну что, Алексей, пора прощаться? – Я посмотрел на него и неожиданно улыбнулся. – Гляжу на тебя, а видится тот молоденький лейтенант-танкист, которого встретил в сорок первом в брянских лесах.
– Отбился от тех, что тебя брали? – также вставая, поинтересовался тот.
– Можно и так сказать. Вернее, просто сбежал, бой мне был не выгоден, результаты непредсказуемы, да и не в форме я был, как, в принципе, и в данный момент, так что там был только один выход. Тот, при котором очень быстро пятки сверкают. Как говорил мой инструктор по рукопашному бою, лучший прием самозащиты на его памяти – это попеременные удары подошвой ног о землю с быстрым удалением от противника. Всегда стопроцентный результат.
Алексей задумался на миг, прикидывая, что это за прием. А вот пара бойцов из ОМОНа зафыркали, пытаясь погасить усмешки. Сразу поняли, о чем я.
– Ладно, Леша, хотя мы с тобой уже давно не виделись, но пора и честь знать. Чую, тут скоро будет шумно, и чтобы не довести дело до больших жертв, я первым уйду.
Алексей, на лице которого повисла грустная улыбка, поднялся, и мы обнялись. Нам не нужно было слов прощания, лишь перед уходом, когда я надевал рюкзак, застегивая ремни на груди, тот спросил:
– Что им говорить? – кивнул он на с все большим интересом слушающих нас бойцов.
Особо мы при них голос не понижали, да и не стеснялись говорить о своем. Мне лично было все равно, похоже, такое же отношение к происходящему было и у Алексея.
– Да что хочешь.
– А про работорговцев? – ткнул тот пальцем в потолок.
Бойцы синхронно проследили взглядами, куда тот показывал, и вернулись к заинтересованному наблюдению за нами. В этот раз уже более настороженному.
– А думаешь, они не знают? Я вот более чем уверен, что знают. Хотя бы подозрения имеют.
– Все же я им ничего не скажу. Нашим подумал бы, прикинул, но наши закончились с перестройкой. Этих я за своих не считаю.
– Убежденный коммунист, значит? – усмехнулся я, поправляя рюкзак и примериваясь к сумке (бросать что-либо мне не хотелось – хомяк не давал, тот, что жабу задушил).
