«Конечно, — кивнула Василиса, — все очень похожи, но абсолютно разные… Моя бабушка до сих пор не гнушается козырять подобными хитростями. Никак она не поймёт, что я уже давно вышла из восьмилетнего возраста, — Огнева положила голову на подставленное Захаррой плечо и закрыла глаза. — Тогда бабушка тоже пришла, присоединилась к нашему с папой разговору. Поохала, поахала, строго вычитала меня за непослушание, выгнала отца из комнаты, снова отчитала меня за джинсы со свитером, в которых я собиралась идти в тот самый пресловутый театр. В сотый раз рассказала, что именно в театре познакомилась с дедушкой, — Василиса судорожно цеплялась за остатки самообладания, которое стремительно покидало её измотанный постоянными нервами и волнениями организм. Девушке казалось, что вселенная смеётся над ней, ровно через десять лет посылая надежду на то, что убийцу ее родителей всё же удастся отыскать. Василисе и хотелось этого, и не хотелось, так как девушка прекрасно понимала: месть не принесёт ей ничего, кроме новой порции отменной боли, а ведь так не хочется страдать снова. Хочется, чтобы кто-то просто был рядом и, держа за руку, шептал, что всё будет хорошо. Да, до невозможности банально, но необходимо до разноцветных звездочек перед глазами. — Ей казалось, что я могу повторить её судьбу: найти любовь, смотря представление. Она почему-то не думала о том, что мне тогда было всего восемь лет…»
Василиса обняла себя руками, чувствуя внутри странно обжигающую пустоту. Наверное, горечь, растекшаяся по языку во время рассказа, каким-то образом спустилась чуть ниже, разрезав до крови своими ледяными когтями сердце. Огневой казалось, что стучащий орган кровоточит. А иначе как объяснить эту всеобъемлющую, всепоглощающую боль? Девушка никогда не славилась особым понимаем своего внутреннего мира, она не желала принимать себя такой, какая она есть, вечно пыталась стать кем-то другим. Кем угодно, но не собой. Василису бросало из крайности в крайность, болезненными всполохами вышибая дух из ослабевшего тела и отнимая последние душевные силы, трепетно сохраняемые ею долгие годы для борьбы: банального сражения с самой собой ради того, чтобы не потерять себя в мире.
— Ну, а что? Всё в этой жизни реально, Огонёк. Карма или как там её?.. — невесело хмыкнул Фэш, сцепив руки в замок и смотря на подругу из-под длинной чёлки. Василиса повернулась, поднявшись с плеча подруги, и внезапно накрыла ладонь Фэшиара своей. — Не кисни. Бабуля у тебя отпадная, — добавил Фэш, чуть удивлённо косясь на пальцы подруги, лежащие поверх его. — Мы недавно познакомились… Никогда не встречал более ехидных и любящих поиздеваться над людьми личностей, хотя, постойте, я знаком с тобой, а тебя никто не переплюнет, — парень неловко улыбнулся, взлохматив свои волосы рукой под внимательный взгляд Лисы. — Так что да… ты могла отыскать своего любимого родного человека и в театре.
«Могла… но я так и не попала туда в тот день, — призналась Василиса, мгновенно понурившись и опустив голову на руки, сцеплённые в замок на коленях. — Так получилось… бабушка оценила моё чёрное платье, которое сама же попросила надеть, осталась довольна… Ещё раз рассказала, как полезен театр для детей, дверь закрыла, и мы вышли в подъезд. Я так наивно спросила, правда ли, что в театр ходят только самые взрослые, но бабуля не ответила… — Огневой казалось, что с каждым словом сердце бьётся все медленнее, замирая в груди холодным камнем. — Вышли так быстро… а там родители стояли… Они смеялись, кажется, — Огнева несдержанно всхлипнула, судорожно вздыхая и понимая, что со стороны выглядит банально ревущей дурой. Попыталась собраться, поймать все утекающие, словно вода, мысли, но у неё мало что получилось. — Мама разрешила мне, когда я канючила, самой перейти дорогу… А потом машина… Чёрная такая. Огромная… Папа закричал. Он прыгнул и… — Захарра испуганно прижала ладони ко рту, уже догадавшись, что случилось дальше. Лиса подняла на неё заплаканные глаза, практически задушенная странным чувством. Все эти слова, все эти фразы, жесты и эмоции, реакция подруги, всё-всё-всё казалось Огневой жуткой банальностью. Глупостью. Всё должно было быть совершенно не так. Она не понимала, почему в её жизни всё настолько странно-просто, — и умер просто…»
— Лиса, пожалуйста, не продолжай, — прошептала Захарра, обнимая подругу за плечи, но Фэшиар, давно откинувшийся на спинку дивана, внезапно приподнялся и покачал головой.
— Не затыкай Огневу, — неожиданно для обеих девушек заявил спокойным тоном он. — Ей нужно выговориться. Я считаю, что должно стать легче, если она расскажет нам то, что убивает её. Сорри за тупые сравнения, метафоры или как там они называются?.. — парень приподнял одну бровь под разбито-насмешливый взгляд Василисы. — И не бесись, что я про тебя говорю так, будто тебя тут нет. Просто привычка, — он практически раздражённо выдохнул. — Я слушаю тебя, даже если со стороны кажется, что мне плевать. Уверен, ты думаешь, что мне похрен, но… ты должна понимать, что это далеко не так, — подобное признание далось парню нелегко. Он сам не ожидал, что слова подруги заденут его настолько, чтобы ощутить в области сердца знакомое жжение. Это была боль, простое человеческое сочувствие. Ему было жаль Василису.
— Но я…
«Он прав… Мне, кажется, становится легче, — солгала Огнева, цепляясь пальцами за края дивана и вымученно улыбаясь. — Понимаешь, тогда было так страшно… Мне даже казалось, что я умираю, глупо так… Все плакали, кричали, всё кружилось, как в карусели. А понимание происходящего будто треснуло тогда… Одни стёклышки остались. Я никак не могла понять, что вообще происходит. Голова болела… А потом крик. Много крика… Выстрелы. Мама, лежащая на асфальте, и бабуля, сжимающая её руку… Мама умерла тогда, кажется, но я этого не знала… — Василиса показывала и показывала, не замечая, что её трясёт настолько, что даже строящий из себя безразличную холодность Фэш подсел ближе и легонько тронул подругу за плечо. Она ничего не почувствовала, продолжая гипнотизировать взглядом одну-единственную точку на противоположной стене. — А я просто пыталась спросить, что с родителями. Пыталась… но челюсть сильно болела, воздуха не хватало… Я почувствовала, что падаю куда-то, ещё слышала, как надрывается бабушка, но слов разобрать не могла, — судорожный вздох заставил Огневу надолго замолчать. Девушка с удивлением поняла, что успела заплакать. Это было странно, ведь она даже не ощутила привычной горечи, поднимающейся из самого сердца. — А потом темнота. Конец и хеппи энд. Очнулась в больнице… Ну, а потом… потом билась в немой истерике, после того дня не сказав больше ни единого слова. Вот такая вот весёлая история, — криво усмехнулась Огнева. — Весело…»
— Я… я просто не знаю, что… — запинаясь, начала Захарра, но внезапно замолчала. Её глаза сухо заблестели, выдавая внутреннее напряжение. — Прости, но я не могу! — Драгоций-младшая подскочила с дивана и убежала, зажимая рот рукой и несдержанно икая. Фэшиар посмотрел ей вслед, глубоко и медленно выдыхая ставший внезапно ледяным воздух, проследил за безумным взглядом Огневой и, не на шутку испугавшись, переборол себя, неловко обняв девушку и без особо напора потянув её к себе. Она поддалась, доверчиво прижимаясь, цепляясь пальцами за воротник рубашки, без единого всхлипа, без слёз и причитаний. Просто и почти что безэмоционально, но Фэшиар понимал, что ей сейчас сложнее, чем им всем. Парень помнил эту историю со своей стороны. Он тоже присутствовал там, наблюдая за тем, как джип и мужчина в маске расправляются с двумя взрослыми людьми — мужчиной и женщиной. Тогда маленький Фэш даже представить себе не мог, что это родители какой-то девочки по имени Василиса, но кошмары с того момента преследовали его все десять лет. Он замкнулся в себе, уговоры матери и отца не помогали. Сестру парень вообще слушать не хотел, потому что предпочитал справляться со своими эмоциями самостоятельно.
— Держись, рыжая, — серьёзно произнёс Фэшиар. — Ты сильная. Я знаю, о чём говорю, поверь мне. Ты сможешь победить себя, свою боль. Я тоже прошёл через это. Я всё прекрасно понимаю… Не смей расклеиваться, не смей жалеть себя!
