Поворачиваюсь на снисходительно — нагловатый голос уверенный, что он может задавать мне вопросы. Так и есть — Кельт Рассветный нарисовался. А в положении стоя он оказывается — мне едва-едва до плеча достает. С утра этот парень показался мне более внушительным, хотя сейчас Рассветный выглядит попрезентабельней, чем во время первого знакомства: вместо сиротского комплекта холщового нижнего белья, на нем длинная кольчуга, опоясанная широким поясом, сурово поблескивающие поножи, стальной шлем и сапоги на высоченном каблуке. За спиной круглый щит, на поясе длинный меч с широким лезвием, на надменном, задиристом и одновременно неуверенном лице — презрительно-циничная кривая ухмылка. Усмешка эта адресована не только мне, а похоже — всему окружающему его миру. Знакомо. Доводилось встречать подобных персонажей. В образе парень. Тертого калача и прожженного мизантропа отыгрывает по-жизни. И, похоже, вжился в роль до полного погружения. Бывает…

Сейчас Кельт не один. За его широкими борцовскими плечами трется парочка игроков близкого уровня: высокая на фоне Кельта девушка, в короткой серой кожанке, с длинным луком, беспокойными острыми глазами, быстро бегаюшими по сторонам и землистого цвета лицом. Куница Молли, эльфийка 27го уровня. Рядом с ней смазливый блондинчик, тоже в кольчуге с большим громоздким щитом и внушающим боевым топором: Змей Артур, орк 28го левела. Наверное, и без корректировки этот малый был слащавым до приторности, а при создании перса, по-любому, все возможные изменения произвел для придания себе просто беспредельно сусально-конфетного образа. Рядом с ним чай пить возможно — исключительно без сахара. Вприглядку! Ну, чистый херувим! Как говорится: это было бы гламурно, если бы не было готично. Мог бы и с подружкой — своей не знающей краев милотой поделиться — ко взаимной пользе, кстати…

Куница Молли неприязненно зыркает в сторону моей спутницы… Ну, тут все понятно и без выяснений…

… -Ого, какая красотка! — тоже обращает внимание на Тилу, Рассветный, — не думал, что в здешних борделях такие экземпляры столичного уровня попадаются, — или ты её на улице подснял? Дорогая, небось? И откуда у нуба восьмиуровневого, деньги на такое? Не поделишься?

За почти дружелюбными — улыбкой и словами, заметно проглядывает не очень-то и скрываемое второе дно. Их можно расценить по-разному. Как просьбу поделиться информацией, так и деньгами или даже девушкой…

— Нет. Не поделюсь. Самому мало.

— Что, такой жадный?

— Бережливый.

— Да ладно — не накаляйся! Шучу я так. И все-таки: кто она?

— Сам не видишь? — и чтобы не обострять окончательно, чуть смягчая, добавляю все же, -

— Задание выполняю. На этом все. Нам пора.

— Задание в здешних краях, на твоем уровне? — навязчивый знакомец недоверчиво ощупывает меня сузившимися глазами, — что за задание?

Пожимаю плечами и, кивнув Тиле, иду в сторону.

Итак, каков все же план ближайших действий? Вижу всего два возможных варианта: возвращаться поближе к стартовой, более подходящей под наши уровни локации, либо искать третьего в группу — желательно танка и…

…Мой рассеяно и расслабленно скользящий вдоль неширокой улицы взгляд — неожиданно спотыкается о стальную бритвенную остроту чужих глаз. Фокусируюсь на хозяине волевого и даже властного, горящего досадой и злостью взора. Что за чепуха? Двое солдат из княжеской армии неспешно и даже вальяжно конвоируют какого-то, явно нищего старика — оборванца, лениво и беззлобно, больше по-обязанности, периодически погоняя — подталкивая того древками алебард в не по-старчески широкую и вовсе не согбенную годами спину.

Обтрепанный, бахромящийся неопрятными лоскутами у земли, должно быть переживший не одного владельца, грязно — коричневый плащ с капюшоном. Острые быстрые рысьи глаза и величественная густая львиная грива, венчающая высокий лоб. Прохудившиеся и едва живые — стоптанные почти вдрызг, разбитые сапоги. Горделивая посадка головы и скупые властные жесты. Неимоверно грязные руки с, тем не менее, ухоженными ногтями. Взгляд человека привыкшего повелевать — обращенный чуть выше уровня голов. Стоицизм и досада в глазах. Отсутствие ника над головой. А так бывает? Что же ты за птица? Ясно лишь что высокого полета… Никак не того уровня, за который пытаешься сойти. «Не верю!» — как сказал бы один всемирно известный на Земле театрал. Заметив мой интерес, поравнявшийся с нами старик — арестант скупо усмехается. Широкий шрам на переносице прибавляет ему сурового мужского шарма. Ох, и не прост ты, дядя..!

— Господа гвардейцы! — провинциально непосредственно, напористо и восторженно возникаю перед глазами вояк, неосторожно отпихнув старика в сторону от их алебард. — Позвольте мирному путешественнику, прибывшему издалека, засвидетельствовать вам свое уважение и выразить искреннее восхищение доблестью и отвагой вашей победоносной армии! К сожалению, я немного опоздал и не успел лично пронаблюдать за подробностями прошедшей эпической битвы и освобождением этого прекрасного города от трусливого сброда, называющегося войсками узурпатора. Надеюсь, господа гвардейские офицеры не откажутся разделить со мной радость этой блистательной победы и славно выпить с путешествующим по вашим чудесным краям иноземцем? — от своей торопливой велеречивости я даже сам охренел малость. И откуда что взялось-то?

— Ну, мы вообще-то, не совсем офицеры, — нерешительно решается вставить своё слово в этот бурно извергаемый поток, один из солдафонов, — мы, всего лишь…

— Уверен, что это лишь досадное упущение вашего командования и вопрос самого ближайшего времени, — с шизоидной убежденностью вытаращился на него я, — Так как насчет хорошей выпивки, господа гвардейцы? Я угощаю!

Ни один солдат, никогда не откажется, выпить на халяву. Это аксиома. Ох, и сколько же бедолаг на этом погорело…

— Н-уу, в общем-то… можно немного, — предсказуемо решается на грубое нарушение воинской дисциплины, более разговорчивый конвоир. Его молчаливый напарник лишь молча кивает. Он увлечен крайне захватывающим делом — впившись бараньими глазами в блистательную Тилину красоту, вероятно, представляет себе, что и как сотворил бы с девицей, предоставься ему такая возможность.

— Ну, вот и прекрасно! — с энтузиазмом воскликаю я, незаметно убедившись, что арестант воспользовался моментом и таинственным образом, но вполне ожидаемо, исчез. Должно быть скрылся в одном из многочисленных близлежайших переулков. — Пойдемте же, господа! В самый достойный кабак этого славного города. Прошу вас!…Что же вы господа? Решительнее…

…До недалеких «господ гвардейцев» наконец-то доперло, что бдительно охраняемый ими обьект, каким-то странным образом благополучно просохачен. Переглянувшись глазами незаслуженно обиженных псов, служивые моментально скисают и, досадливо отмахнувшись, от назойливого приставучего переселенца, устремляются в ту сторону, откуда появились. Сдаваться на суд и расправу грозному начальству, видимо.

Мы с Тилой коротко рассмеявшись, продолжаем свой путь. Девушка, без лишних пояснений, поняла суть моей затеи и она, видимо, пришлась ей по душе. Это ведь, как ящерку от когтей кота отбить. Зачем это нужно было мне? Сам не знаю. Это произошло внезапно для меня самого, спонтанно и импульсивно. Считайте произошедшее проявлением арестантской солидарности, что ли.

Выходим из города. Любопытно, конечно было бы понаблюдать за предстоящим штурмом замка, но — увы. Как-нибудь в другой раз. Не сейчас. Таймер на паузу не поставить, да и помимо квеста на призвание божества — вопросы, ожидающие решения копятся: встреча с Варей, передача адресату таинственного баула, от которого из сумки так и тянет тревожным запахом чужих интриг и не самых безобидных тайн, розыски бесследно пропавшего капитана Грасса и поиск информации о загадочных родителях, потеряшки Тилы. И конечно — моя месть.

Дорога ныряет в живописный лес, широко раскинувшийся по обе её стороны. Но романтического путешествия — прогулки под сенью шелестящей листвы, не случилось.