“Нет,”- тут же возразил я себе. “Он просто это делает, чтобы насолить Кате… А через нее и мне”.
Катя! Перед глазами встал облик моей помощницы. Скромное создание в нелепых одеждах, в очках и с косицами, торчащими как у первоклашки. На совещании она мастерски разгромила доводы Ветрова, а по офису бродила, как тень, стараясь оставаться как можно менее незаметной. Когда она только пришла, меня шокировал ее внешний вид и манера одеваться. Но за пару месяцев не представлял, как обходился без нее раньше. Она была всегда под рукой.. как компьютер, или записная книжка… У нее всегда все было четко, как по часам, и разложено по полочкам, и я всегда знал, на какой полочке что находится.
Я задумался над словами Малины. Друг утверждал, что она в меня влюбилась. Меня снова стал разбирать смех. Нет, этого просто не может быть, потому что быть не может, и разговаривать тут не о чем.
Я закрыл воду, наспех вытерся и отверг предложенный Кирой завтрак. Оделся за 45 секунд, как солдат-новобранец, наскоро проглотил безвкусный кофе и улизнул, сославшись на то, что должен лично присутствовать при подготовке к показу. На самом деле я хотел избежать очередного разговора о свадьбе. В последнее время мою девушку не интересовало ничего другое, кроме этой дурацкой церемонии.
По дороге на работу черви сомнения заползали мне под кожу, отравляя душу. Ну, а вдруг, что-то пойдет не так? Откровенно говоря, мне и самому не нравились ткани, которые я закупил в “Ай-Ти”. Синтетикой разило за версту, и даже гениальный крой может не “проканать”, как говорят в определенных кругах… Ну, ничего, нужно смотреть, как выглядит одежда “в носке”, пусть даже и на моделях.
Я сжимал руль так, что побелели костяшки пальцев. Вот и Катя говорила, что план сомнительный и хорош только в теории…
Но я должен был рискнуть! Иначе Зималетто никогда бы не вырвалось из совковых принципов работы. Это поставило точку в моих сомнениях, но пока я доехал, настроение было хуже некуда.
***
День прошел в такой же бестолковой суете, и я не мог дождаться начала показа. Сказав приветственный спич, я с облегчением плюхнулся на крайний стул в первом ряду, рядом с маминым. Стул, приготовленный для отца, пустовал. Что же, тем лучше. Меньше всего мне сейчас нужны его нотации. Свет софитов, музыка, и на подиум выпорхнули бабОчки Милко. Стройные бесконечные ноги, мелькающие перед носом немного подняли мое настроение, однако содержание синтетики в одежде слишком бросалось в глаза. Модели выглядели дешево, как будто их сшили на фабрике “Красная Заря”. Да уж, оторвался, называется, от совковых методов работы! Спасал оригинальный крой и какие-то чисто Милковские фишечки. “Красная Заря” себе такого не позволила бы - как бы невзначай сползающая шлейка, обнажающая атласную кожу плеча, или юбка, немного более, чем положено, оголяющая бесконечные стройные ножки и манящая проверить, а что же находится под ней. Что же, остается только ждать. Напротив я видел знакомые всё лица конкурентов - “Фонтана”, “Ромашка”, и несколько владельцев модных магазинов всех мастей. Среди них Крамер, на которого я возлагал особые надежды. Он владел крупной сетью магазинов одежды в Европе. Эти люди с интересом взирали на происходящее на подиуме, Крамер тоже. На его лице я видел неподдельный интерес. Он провожал взглядом каждую девочку, досконально изучая все нюансы, то ли модельных параметров, то ли гениального кроя.
Однако все станет ясно после банкета. На банкетных показах царило негласное правило - по положению приборов можно определить, заинтересован ли клиент в сделке. Если приборы были оставлены вдоль - сделке быть, а если крест-накрест - тогда всё. Если же вилка лежала вдоль, а нож поперек - можно было попробовать потенциального покупателя уговорить. Были случаи исключения, когда удавалось уболтать клиента, оставившего приборы крест-накрест, но это персональная заслуга Киры и Малиновского. Да и приборы накрест на наших показах были чрезвычайно редко, модели Милко обычно улетали как горячие пирожки.
Вздохнув, я снова поднял глаза на подиум, случайно зацепив при этом мамин взгляд. Ее глаза раскрыты были до немыслимых пределов и напоминали пятикопеечные монеты. Конечно, она сразу заметила, что с тканями не все в порядке. Но мама просто молча смотрела показ, и я решил дать ей время на осмысление перемен.
И вот, заключительные аккорды, овации, выход Гения на сцену… Он купался во внимании, аплодисментах и цветах. Под шумок я решил улизнуть домой и не оставаться на банкет, сославшись на плохое самочувствие. Малиновский потом мне все расскажет. Но Кира твердо взяла меня за локоть:
- Там пресса, - процедила она сквозь великолепный белоснежный оскал. - Ты не можешь просто взять и уйти, это неприлично.
Пришлось остаться, позировать фотографам и отвечать на идиотские вопросы журналистов. Кира охотно позировала и всем представлялась как “невеста господина Жданова”. Когда же пытка прессой закончилась и я был одной ногой у выхода из зала, меня кто-то аккуратно тронул за рукав пиджака. Обернувшись, я увидел пожилую Ольгу Вячеславовну, неизменную помощницу Милко.
- Андрюша, - тихо сказала она. - Маргарита у нас в мастерской… Зайди, пожалуйста.
Внутри все оборвалось. Значит, мать заметила подвох и сейчас меня ждет скандал. Спасало одно, мама была вспыльчивая, но отходила быстро. И я поплелся за Ольгой Вячеславовной.
Маргарита перебирала ворох одежды на полу. Это модели, переодеваясь, сваливали все в кучу, затем Ольга Вячеславовна тщательно все отбирала, отправляла в химчистку, а потом вся эта одежда с показов хранилась на складе. Как выставка. Там уже скопилась целая коллекция коллекций, начиная с 1991 года, и к 15 летнему юбилею компании я планировал устроить показ-ностальжи. Но до юбилея оставалось полгода, и мне сначала нужно было, чтобы эта коллекция принесла ожидаемый доход. Кровь из носу. Иначе все…
Увидев меня, Марго сказала:
- Андрюша, что происходит? Я не верю своим глазам! Это же сплошная синтетика! Материал искрит только от одного прикосновения! Я удивляюсь, как Милко вообще выпустил девочек в этом?
- Я его уговорил, - буркнул я. - И не сплошная это синтетика, мама. Просто я в этот раз купил ткани немного дешевле, чем обычно. Мне нужны деньги на реорганизацию, и я вынужден экономить, чтобы в итоге выйти на совершенно новый уровень.
- Но Зималетто всегда славилось качеством! - воскликнула мама. - Господи, что я скажу отцу?
- А зачем ему что-то говорить, мам? Его интересуют только бабки. Скажем, когда получим прибыль с продаж.
- Сынок! Ты же знаешь, что это не так! Отец всей душой болеет за дело, а это такой удар по репутации! Он создавал ее годами! Я считаю - это неправильно, и он должен быть в курсе происходящего!
Мама выглядела расстроенной, и у меня сжалось сердце. Уж лучше бы она кричала, только бы не видеть ее такой.
Я обнял ее за плечи.
- Мам! Ты же знаешь - папе нельзя нервничать. А нервничать он будет, потому что не доверяет мне! К тому же, мне кажется, что ты делаешь поспешные выводы! Давай подождем первых отчетов, а потом будем расстраиваться? И папу расстроим заодно?
- Да какие отчеты, сынок!? - воскликнула мама. - Коллекция выглядит дешево! Я это вижу и без твоих отчетов. И не нужно так об отце! Он любит тебя, просто очень болеет душой за свое дело, которое стоило ему…
Она замолчала, пропуская сквозь пальцы ткань небесно-голубой блузки, у которой на воротнике был отшит золотой нитью причудливый узор. Все изъяны ткани были как на ладони в буквальном смысле слова. Изделие выглядело стеклянным.
Я забрал блузку и отложил ее в сторону.
- Мама, пойми, - терпеливо начал я. - Я должен был пойти на это! Мне нужна реорганизация, а для этого нужны деньги! Быстрые деньги! А эта коллекция разойдется очень быстро! Ты посмотри, какой крой! Эта одежда будет отлично сидеть на любой фигуре! Кому, как не тебе, этого не знать!
