Чем ближе она подходила к больнице, тем менее уверенно себя чувствовала. Раздвоенная душа, раздвоенные мысли, все в ней было каким - то двойственным и размытым. Убивала сама мысль о невозможном. Сплошь и рядом только и слышишь: "Невозможно, невозможно, невозможно!" "Невозможно служить двум господам - говорит Библия, - ибо одному служишь с усердием, другого же предаешь". "Невозможно иметь двух мужей". - утверждает государство, потому, что это противоречит Конституции. "Невозможно жить, так как тебе хочется!" давит социум сверху на совесть. И всюду, всюду одно "невозможно"! Оно злило и приводило в отчаяние бунтарский, новаторский дух Иовы. Вовсе не хотелось жить по чьим - то писаным законам, но и своевольничать она тоже побаивалась.

"Ох уж эта свобода выбора! Кроме боли и страдания не приносит ни малейшей пользы!" - тяжким грузом вертелось в голове. Около часа петляя вокруг больницы, Иова никак не решалась зайти на ее территорию.

- Что ж, - вслух проговорила она себе, - тебе придется одному из двух сказать "Нет"... И в любом случае ты умрешь от тоски и горя... Тогда какая разница с кем? Пусть страдает один, нежели все!- с этими словами она направилась вперед.

Вскоре показался пожелтевший от времени, старый фасад двухэтажного строения. Сердце Иовы Штельман сильно затрепетало. Каждый шаг давался с трудом, ведь он приближал ее к тому, кого она хотела увидеть больше всего на свете; но в одночасье и сбежать. С усилием преодолев недолгие ступени, женщина остановилась перед длинным коридором и перевела дух. Белоснежные, стерильные коридоры, пустовали. Больных было мало. В основном туда-сюда размеренно прохаживался персонал. И лишь один человек, во всем коридоре, прилип к стеклу, внимательно вглядываясь в сторону остановки. Иова сразу его узнала. Эту сухощавую, высокую фигуру, она узнала бы из тысячи! Тихонько подошла сзади и хрипловатым, срывающимся голосом, почти прошептала:

- Привет, Макс!

Тот резко обернулся.

- Ты уже здесь? Неужели я тебя пропустил?- в его словах звучало скрытое напряжение. Оно не сокрылось от Иовы.

- Думаю, нам стоит прогуляться! Погода сегодня просто супер! Так и шепчет: "Пока живешь, наслаждайся!" - Иова старалась говорить весело и непринужденно, но Нардипский был не идиот. Он сразу понял: с ней что-то не то!

- Ну как дела у нашего мальчика? - затронула Иова проходившую мимо медсестру. Мы можем немного выйти проветриться?

- Можете, но только недолго! С утра у Макса поднялось давление... Кроме того, скоро процедуры и обед!

- К обеду мы обязательно будем, сестричка! - заверила ее Штельман.

Когда они оказались на улице, Макс тоном, не терпящим возражений, сказал:

- Ты плакала!Это из-за меня, да? Из - за меня, или все же из - за него?!

- Не выдумывай, Макс! - нервно отворачивалась от него Иова. Ей совсем не хотелось, чтобы он сейчас рассматривал ее лицо.

- Нет, ты плакала! Я вижу! Я хорошо изучил твое лицо и знаю, когда ты лицемеришь!

- Макс, я...

- Не говори ничего! - возбужденно затараторил Нардипский.- Я многое передумал... Все скажу сам! Тебе сейчас нелегко. Как бы ты ни хотела, ты не можешь выбрать меня. Ты слишком правильная, чтобы отдаться первому попавшемуся порыву любви! Ты готова мучиться, страдать, отдать себя в жертву ради других... Но только не ради меня! Ты остаешься с ними... Я прав?

Иова молчала. Лишь крупные слезы подтверждали правоту его слов.

- Я знал! - не переставая тарахтел Нардипский.- Мог ли я на что- то претендовать, болван?! Для тебя я раз и навсегда останусь всего лишь зеленым, несерьезным пацаном, который по своему идиотизму смог втюриться в свою лидершу! Идиот! Какой же я идиот! Размечтался! Ага! Так тебе и надо, кретин! Ты раз и навсегда останешься в одиночестве! Ведь так, Иова? Разве можешь ты нарушить церковный обет? Нет, ни за что на свете! Ты слишком правильная для этого! Сколько не старайся, тебе никогда не понять молодежь... Не понять меня! Истинные причины падения и взлетов! Ты привыкла к стабильности. Твоя жизнь устоялась... К чему тебе головная боль? Не лучше ли выбросить меня как ненужный мусор?!

- Ты не прав! Ты моя любимая головная боль! - состроив непринужденную мину, пыталась разрядить обстановку Штельман. Но ни тут - то было!

- Уте-ша-ет! Оч-чень утешает!- Нардипский метался по больничному крыльцу, как загнанная лошадь, привлекая взгляды немногочисленных окружающих.

- Макс, давай пройдемся по парку! Все - таки люди кругом!- Тяжело вздохнув, предложила Иова, изображая спокойствие и уравновешенность, каковых не было и в помине.

К реакции Макса она была готова, но привлекать внимание посторонних было ни к чему. С беспокойством вглядываясь в лицо Макса Иова очень боялась, что парню снова станет хуже, поэтому уговаривала его как могла:

- Макс, родненький, успокойся! Тебе нельзя волноваться! Вот увидишь, все образуется, надо лишь чуточку потерпеть! Ну будь, пожалуйста более сдержанным! Ради себя, ради меня, ради матери твоей в конце концов! Ну нельзя же быть таким агрессивным! Угомонись, прошу!

Их перепалка привлекла внимание прогуливающихся вдоль аллеи, больных. Недовольно посматривая по сторонам, Иова видела их косые взгляды. Некоторые из них откровенно смеялись, что привело Иову в сильное негодование.

- Хватит, Макс! Хватит истерик!- выйдя из себя, наконец, громко выкринкула Иова. И чтобы немного привести молодого человека в чувство, влепила ему хорошую пощечину. Но тот и не думал угомоняться!

- Да мне плевать! Бей сколько угодно! От тебя я готов терпеть все! Подумаешь, пощечина! Да бей! Можешь даже убить! Это только в кайф, буду премного благодарен! Но тебе меня не заткнуть! Пусть все знают о моих чувствах к тебе! - ни на шутку разошелся парень. Иова с беспокойством заметила, что постепенно вокруг них стал образовываться круг наглых, любопытных зевак, которых хлебом не корми, дай покопаться в чужом дерьме.

- Что стали? Неужели не видете, человек ни в себе! Расходитесь, не создавайте столпотворение!- раскрасневшись от стыда и гнева, пыталась разогнать толпу Иова.

- Что ты их гонишь?! Пусть стоят! Пусть слушают! Пусть все слышат о том, как я тебя люблю! В отличии от тебя, я свободен от мнения других! Живу так как хочу... И свысока плюю на все этические и нравственные кодексы вместе взятые...

- И на Бога тоже плюешь? - неожиданно тихо спросила его Иова.

- Во-от оно в чем дело! Мы боимся Боженьки!

- Боимся. - серьезно ответила Штельман, тихим, размеренным тоном. Она поняла, что иначе сейчас нельзя. - А ты разве нет?- изо всех сил Иова хотела перевести разговор в другое русло, отвлечь Макса от его чувств и переключить все внимание на Того, Кто сможет его утихомирить.

Спокойный тон Иовы заставил парня сбавить обороты. Чуть остепенившись, он надменно произнес:

- Я с Ним сам разберусь... Он единственный, кто меня понимает. Но Он меня предал....

- Макс, - умоляющим тоном, словно уговаривая ребенка, сквозь слезы бормотала Иова, - ты большой мальчик... И сам только что доказал, что вполне рассудительный и здравый... Ты все понимаешь... Не мучь меня, Макс! Ты - молодой, красивый, перспективный... А я - старая, глупая кляча! Серая и невзрачная! Еще немного и совсем превращусь в сгорбленную старуху! Если мы останемся вместе, вскоре ты увидишь, мои морщины и тебя неизбежно потянет к молоденьким девочкам... А ...я ... Я умру от горя и тоски! Я не хочу быть в твоем доме прикроватным ковриком, пойми! Воспринимай меня проще... Как очередное увлечение... Или как кляксу в школьной тетрадке... Вырвал лист - и ничего нет!- схватив парня под мышку Иова тем временем, незаметно уводила Макса вглубь парка, подальше от прочих глаз.

- Как у тебя все просто: вырвал и ничего нет! - зло, вырвавшись, буркнул парень.

- А что ты хотел, чтобы я рвала на себе волосы, билась в истерике и кричала: "Макс, я твоя навеки!"? Нет, дорогой, извини! У нас с тобой нет будущего! И мы оба это знаем! И потом, какие твои годы? Сегодня я, завтра другая... Не все ли равно с кем спать?- теперь не на шутку разошлась и сама  Иова. Ее возмущали эгоизм и беспардонность этого сопляка. Он никак не мог понять чем она сейчас жертвует. Приводя, как ей казалось довольно веские доводы, она почти кричала и не могла устоять на одном месте, бегала взад- перед. Наконец ее словесный поток иссяк и женщина просто замолчала.