Туристам подобные праздники удовольствия не принесли, понятное дело, но аборигенам понравилось. Потому рано утром туристы начали прощаться друг с другом, конечно, а не с аборигенами. Группа врачей на одном катамаране отплывала вниз по Чусовой, намереваясь двигаться дальше в Россию, в Москву. С собой они увозили весь запас золота, переплавленного в фигурки в виде рыбок. На общем собрании все решили, что золото больше пригодится в цивилизованных местах. Те, кто остается, смогут прожить натуральным хозяйством, чем, собственно, и собирались заняться. А врачи все из цивилизованных мест, привыкли к большому городу… Да и чем в тайге займётся учитель рисования?
Прощание получилось тяжёлым, за неполную неделю сдружиться, конечно, не успели, но все понимали, что расстаются с близкими людьми. Других, настолько близких по духу людей туристы уже не встретят. Да и друг с другом, скорее всего, не встретятся до смерти, просто не смогут. Такая обречённость пугала россиян, привыкших к сотовой связи, интернету, скайпу и прочим авиалиниям. Женщины всплакнули, а мужчины пообещали поддержку в трудный момент. Семь человек на одном катамаране отправились вниз по течению Чусовой, а двадцать остальных туристов на трёх катамаранах пошли вверх по реке Ярве. Именно пошли, ведя катамараны на верёвках вверх против быстрого течения, как бурлаки.
Идти пришлось почти весь день, пусть и какой-то десяток километров. Извилистая речка с каменистым дном, вроде и мелкая, не способствовала быстрому продвижению. Сами мужчины береглись, памятуя о том, что все врачи уплыли, и простейший вывих может привести к инвалидности, а перелом – к смерти от заражения крови. По общему согласию, в ходе подъёма по реке часть мужчин расчищали русло реки от упавших деревьев, что не ускоряло движение. Однако все понимали необходимость создания быстрого и простого пути к Чусовой. Враги всё равно пройдут, а самим туристам расчищенный путь поможет всегда. Да и время не поджимало, его у бывших туристов впереди было много, четыреста с лишним лет до своего рождения. Такие мрачные шутки бродили в коллективе, хотя настроение немного стабилизировалось, даже какая-то определённость способствует спокойствию, особенно у женщин. Павел Аркадьевич, как мог, поддерживал народ рассказами о местных достопримечательностях, о ближайших залежах меди и железа.
Когда наконец туристы добрались до своей поляны, сил едва хватило поужинать и разбить лагерь, установить палатки и спрятать продукты от зверей. Караул на ночь не выставляли, решили жить, как дома. Даже бывшие пленники были выпущены на свободу, вогулы установили себе шалаш на краю поляны. Николай договорился с ними, что те подождут посланцев от хана месяц, если не дождутся, вернутся к Кучуму, вернее, не к самому Кучуму, а его наместнику на Урале. Так, сказать, «смотрящему» за уральскими селениями вогулов, заодно и собиравшему дань с уральских племён, царевичу Маметкулу. Со слов Павла Аркадьевича, именно Маметкул до прихода Ермака станет самым активным борцом против русских. Лишь вмешательство казаков положит конец карьере царевича.
Утро началось с самых неотложных работ, нет, не с постройки жилья, до осени было ещё далеко. Самыми неотложными стали посевные работы по вскапыванию поля для картошки. Высадить решили лишь её, шла середина июня, и картошка вполне могла вызреть до первых заморозков. А семена помидоров, подсолнуха и огурцов оставили до следующей весны, с ними ничего не случится. Даже всхожесть, говорят, у огуречных семян повысится через год. Потому первым делом вскопали по очереди одной штыковой лопатой сотки две, на которых рассадили всю картошку, разрезанную частично на глазки, частично целыми клубнями. Занимались этим трое мужчин, под присмотром опытной огородницы Алевтины.
Остальные мужчины всё-таки приступили к постройке крепкого жилья, тут руководил Павел Аркадьевич, как признанный авторитет в сельском строительстве. Учитывая отсутствие тягловой силы в виде лошадей, деревья на брёвна пилили выше по склону, чтобы была возможность их скатывать. Вроде и бензопила была, и пять топоров, а дело шло медленно. Слишком на большой острог замахнулись горожане, да и опыта никакого не было. Практически никакого. Только Владимир, муж Алевтины, простой механик с сельской автобазы, построивший для своей родни два дома и четыре бани, был практиком в строительстве рубленых домов и валке строевого леса, кроме Павла Аркадьевича. Остальные имели об этом чисто теоретическое представление, чего не стали скрывать.
К счастью, у мужчин хватило здравого смысла не спорить с авторитетом, а выполнять все указания Павла и Владимира. Увы, опыта не хватало катастрофически, и постройка убежища затянулась надолго. Хорошо хоть фундамент не пришлось выкладывать, бутовый камень начинался с полуметровой глубины. На него и клали лиственничные брёвна, вечно пролежат. Венеция на сибирской лиственнице тысячу лет стоит. Основной периметр удалось возвести только через две недели, внутри которого приступили к строительству общежития. Да, именно общежития на двадцать человек. Где на первом этаже будут жить одинокие мужчины, а на втором – семейные пары и женщины. Надежда, главный химик, в это время занималась изобретением печей. Именно изобретением, а не постройкой.
Глины поблизости не было никакой, а уральские зимы без печи невозможно пережить. Топить очаги, как в чумах, туристы не собирались. Нет, если ничего не удастся придумать, придётся каждый день топить дом по-чёрному, а потом греться при тепле остывающих камней. Но это было слишком, при наличии детей и женщин. Поэтому Надежда в сопровождении вооружённого Толика изучала почвы окрестностей в поисках глины или материала для цемента. Одновременно она искала упомянутую Павлом Аркадьевичем железную и медную руду, желательно ближе к жилью. А Толик оказался одним из немногих свободных мужчин, выдерживавших разговорчивого химика в течение дня. Так, явочным порядком и сошлись учительница с офицером, день в июне долгий, читать им мораль никто не собирался.
Быстро наступил июль, близилось к концу короткое уральское лето. А успехи новосёлов оставались, мягко говоря, слабыми. Не дождавшись своих, бывшие пленники ушли на восток, рассказать «смотрящему» о чужаках, осевших на реке Ярве. Дети ловили рыбу, женщины собирали грибы и ягоды. Всё это сушили, запасая впрок. Хотелось бы ещё солить, но соли было мало, её берегли. Холодильников не было, оставалось только сушить. Хотя к началу июля сделали коптильню, ежедневно выдававшую до ста килограммов копчёностей, как правило рыбных. По совету Павла Аркадьевича охоту на горных козлов отложили на конец осени, когда наступят холода, чтобы запастись мороженым мясом. Он же торопил строителей, не уменьшая высоту стен, однако. Народ набирался опыта, наращивал мозоли на руках, рвал кроссовки и штаны об острые камни и сучья.
Короткие летние ночи проходили одна за другой, дело шло настолько уныло в постоянных плотницких работах, что молодёжь стала терять терпение. Пошли разговоры, бросить, мол, всё да уплыть по следам врачей в Россию. Эти разговоры всё нагнетали атмосферу тесного общежития, пока не приплыл с низовьев реки военврач Валентин. Один, без жены, но с сыном. Он рассказал, что у врачей всё неплохо сложилось. Верительные грамоты вызвали у строгановских приказчиков доверие, невиданные сувениры были неплохо проданы и подарены. Довольно обеспеченные врачи отбыли на запад, в Москву. А сам Валентин не выдержал и вернулся, почувствовав, что его место, как офицера, на передовой, то есть в уральской тайге. В Москве ему будет душно.
Жанна, жена Валентина и сестра Алексея, наотрез отказалась возвращаться. Одна перспектива написать портрет самого Ивана Грозного, князя Курбского, Бориса Годунова и других исторических персонажей, вскружила художнице голову. Наталья, жена Алексея и сноха Жанны, полностью поддержала золовку, обещая предоставить ей видеосьёмку и фотопортреты всех интересующих персонажей. Результатом стал семейный скандал, вылившийся в раздел имущества и расставание супругов, со словами: «Раз мы не венчаны, в этом веке не считаемся супругами, будем жить, как свободные люди!» В принципе, это в характере Жанны, уже дважды уходившей от мужа и возвращавшейся обратно. Потому родственники расстались достаточно мирно, Алексей обещал Валентину не давать сестру в обиду.
