Позднее Петро и Толик хохотали, вспоминая ту ночь. Перепившихся татар можно было вытаскивать за ноги, они бы не проснулись. Однако офицеры всё равно быстро связали полумёртвых от браги и ударов кучумцев. Затем при свете издыхающих фонарей обыскали чум, прихватив найденное оружие и пару связок с собольими шкурками. Вроде всё, можно идти дальше. Но перед этим оба вернулись на берег, отдали трофеи Серёге, успокоили парня.

К яме, в которой жались друг к другу замерзающие пленники, подошли через полчаса.

– Православные, вы живы? – негромко произнёс Петро. – Татар мы побили, выходите, кто живой.

Из неглубокой ямы раздались всхлипывания, и женский голос ответил:

– Мы связаны, не можем выйти.

Пришлось Толику лезть в яму, заполненную нечистотами, разрезать кожаные ремни на руках и ногах пленников. На ногах мужчин уже были набиты деревянные колодки, их разбивали сами рабы, едва им разрезали путы на руках. Все были полуодеты, дрожали от холода, в грязи, сырые, это в октябре… Каково? Как только все пленники выбрались из ямы, Пётр отвёл их к берегу, на котором вдали от воды стояли пять больших лодок, накрытых сверху шкурами. Тут командир быстро разобрался с трофеями, заставив пленников одеться, возможно, в свои же полушубки и онучи.

Мужчины под руководством подполковника организовали три костра, на которых трясущимися руками принялись варить каши, сразу в трёх больших котлах. Всё это время пленники жевали, запихивая в рот горсти муки, крупы или другой провизии. Надо полагать, что поднятый шум разбудил вогульское селение лучше любой тревоги. Глядя на осоловевших от тепла и непривычной сытости освобождённых рабов, Петро напомнил Толику об осторожности и старосте-предателе. Оба офицера осмотрели свои поджиги, приготовились к непростому разговору с вогулами. Ибо как никто другой понимали их. Вполне возможно, что в дремучих умах аборигенов, запуганных Кучумом, может возникнуть мыслишка спастись от его гнева.

Схватить чужаков, убивших кучумовских воинов, да выдать их хану. Сразу все получат милость и благодарность от хана, заодно непонятных соседей уберут. Долго бродили по стойбищу вогулы, не решаясь подойти к берегу. Уже пленники сварили кашу и наелись, если не досыта, то достаточно, чтобы сыто дремать. Солнце поднялось, осветило пять связанных кучумцев, лежащих возле чума. Толик расшевелил пятерых мужиков, сходил с ними до связанных татар, которых те притащили волоком до лодок. Сам Пётр не собирался вступать в разговоры с вогулами, пока не определится с освобождёнными русскими крестьянами.

– Ну, православные, давайте решать, как жить будем, – начал разговор командир, которому Павел Аркадьевич рассказал за прошедшее время особенности общественных отношений на Руси. – Мы татар побили, теперь домой пойдём, вверх по Ярве. Там наш острог стоит, кузня выстроена, там предлагаю и вам поселиться. Место есть, избы срубить до холодов успеете. Холопить вас не буду, живём мы обществом, дружно и спокойно. Но сразу скажу, что общество скажет – выполнять беспрекословно. Тогда мы любых врагов побьем, как нынче татар побили, что вас пленили. Мы люди хоть и православные, но царю Ивану не служим. Царство наше далеко на востоке, а мы живём по чести, по справедливости. Без бояр и попов.

– Оружие наше огненного боя, мастера делать его умеют, и вас научим, и детей ваших. Читать-писать на-учим, нам толковые люди нужны, – подлил масла в огонь Толик, заметивший интерес в глазах детишек. Для женщин он добавил: – Мастера наши стеклянную утварь делают. Во всех домах и банях печи по-белому. Голодать не голодаем, но командира нашего слушаем, аки отца своего.

– Неволить никого не буду, те, кто не хочет с нами жить, волен прямо сейчас отправляться в любую сторону. Топор и нож дадим. Остальные решайте, полчаса вам на размышление. – Петро кивнул головой Толику и направился в сторону стойбища. Пора было поговорить со старостой.

Подойдя к дрожавшему от испуга вогулу, командир долго давил того взглядом, пока староста не начал оправдываться, путая русские и вогульские слова. Он говорил-говорил, жаловался на татар, на русских, почему-то на плохую охоту, на больную жену, затем иссяк. Тогда приступил к разговору подполковник. Парой фраз обрисовав текущий политический момент, он чётко сказал, что враги и предатели в соседях не нужны. Поэтому предлагает старосте выдать своего племянника в качестве аманата. Тогда, мол, мы будем уверены в том, что о нападении врагов соседи предупредят, да и сами поможем, случись чего. Иначе всех пленных татар выпустим и предупредим, что их вогулы предали. До запуганного старосты доходило не быстро, но в полчаса уложились.

Ведя за руку первого заложника, командир вернулся к трофеям и бывшим пленникам.

– Ну, что решили?

– Мы идём под твою руку, господин, – дружно поклонились все в пояс. – Будем жить, как общество велит, но в кабалу не пишемся, ты обещал.

– Согласен, будете жить с нами свободными людьми, но по нашим законам, понятно?

– Да, господин, – вновь поклонились крестьяне.

– Не господин, а командир, – ухмыльнулся Толик, с интересом наблюдавший процедуру.

– Тогда быстро грузим лодки и отплываем! – громко скомандовал подполковник.

Обратная дорога заняла не так много времени, когда лодки полны гребцов, а русло реки изучено и расчищено. Часам к двум пополудни плавучий табор причалил к родным берегам. Пока женщины с детьми выгружали трофеи на берег, Петро провёл мужикам экскурсию по хозяйству. Показал заготовленные брёвна под строительство, сводил в баню, продемонстрировав белую печь. Всех поразили оконные стёкла и главный литейщик – женщина. После экскурсии все восемь семейств русских переселенцев получили топоры, ножи, котелки и немного продуктов, большей частью отобранных татарами у них же.

Сытно пообедав, православные приступили к обустройству. За пару часов до темноты соорудили времянки, в виде небольших шалашей, устланных лапником. Учитывая, что они спали там, тесно прижавшись друг к другу, под ворохом шкур, не замёрзнут. Пускать же аборигенов в общежитие магаданцы побоялись, слишком много насекомых было на одежде пленников да и в шкурах, которыми те укрывались. Интересно, что никто из освобождённых пленников, включая детей, не простыл и не заболел. Пока новые соседи отстраивались, у магаданцев хватало забот с пленниками. Да и с умершими и убитыми татарами тоже. Ну, убитых и умерших от ран татар на следующий день сплавили на двух трофейных лодках до Чусовой, где ниже вогульского стойбища сбросили в воду. Пусть плывут в голом виде, кормят раков и налимов, все православные поймут и возрадуются при виде такого утопленника.

А выжившие пленники получили себе на ноги кандалы, но без цепей. Каждому пленнику Толик подбирал объём железного обруча на ногу индивидуально. В результате ходили татары вполне спокойно, без неприятных ощущений. Но при попытке прыгнуть или побежать опорные сухожилия резко расширялись, наталкивались на железо, и ногу схватывало от сильнейшей боли. Учитывая, что татары использовались на классическом лесоповале, таких мер безопасности вполне хватало. Правда, пришлось по очереди дежурить на охране этих «забайкальских комсомольцев», по двое мужчин с оружием на весь день. Что же, издержки средневековья, шутили инженеры, становясь конвоирами. На всякий случай топоров выдавали пленникам всего шесть штук, а деревья они валили обычными двуручными пилами, выкованными в «своей» кузне.

Всю неделю, под присмотром Валентина, женщины-крестьянки пропаривали свои и трофейные одежды, шкуры от блох и других насекомых. С ними приучался к чистоте и гигиене аманат, толковый подросток. Татары и крестьяне пытались возмутиться, но с военврачом не поспоришь, в баню ежедневно загоняли всех пленников и примкнувших крестьян. Будут они мыться, не будут, баня и без того топилась ежедневно до красного каления. Отдельная, большая баня, её крестьяне выстроили за один день, пока подсыхала печь, топили очагом. В магаданскую баню пленников и аборигенов пускать не стали, брезговали даже мужчины. Однако и карантинной бани хватило, чтобы через неделю вопрос о насекомых сняли с повестки дня.