– Ох! – Он скомкал телеграмму и принялся подкидывать комок на ладони. – Каролина. Пишет, что никак не ожидала, что я хочу поселиться тут навсегда. Пишет, что, если это всерьез, придется пересмотреть нашу помолвку.
Эстер скривила губы.
– Ну, до Бостона далеко. И если допустить, что твой дом не совсем мертв…
Пол засмеялся и подбросил бумажный шарик в воздух.
– Точнее, совсем не… И в настоящий момент меня больше всего волнует вот что: люби меня, люби меня, мой дом. Кстати о домах… Назад, сэр! Назад, я сказал!
Пока он говорил, дом сползал вниз по склону, выставив вперед эркер и поджав заднюю часть. Теперь, услышав этот резкий окрик, он резко втянул эркер в стену, бочком отполз на свое место на вершине холма и замер, слегка подрагивая. Соло на трубе сменилось печальным мотивом.
– И… И часто он такое проделывает?
– Каждый раз, когда я отхожу от него, – ответил Пол. – Можно, конечно, запретить ему делать это раз и навсегда, но мне нравится. И потом… как-то не хочется обижать такое милое, теплое существо. Не хочется делать ему больно. Эй, Коннор, а ты что думаешь?
Толстяк доктор, весь в испарине, доковылял наконец до них и подозрительно уставился на дом.
– Вот так, с ходу… Должен признаться, не знаю, что и сказать.
– Лучше прими все как есть, Коннор, – посоветовала Эстер. – Если не хочешь, чтобы у тебя крыша поехала.
Пол хлопнул его по спине.
– Пошли внутрь, поговорим за парой кружек пива. С таким пересохшим горлом я плохо соображаю.
Пять кружек пива спустя черные бусинки глаз доктора Коннора Кунца внимательно следили за тем, как на их гостеприимном хозяине форма охранника с легким мерцанием сменилась прекрасно пошитым смокингом.
– Конечно, я верю своим глазам. Что есть, то есть. Живой дом, да. Остается решить, что нам с ним делать.
Пол Маркус поднял взгляд. На нем уже частично был светлый габардиновый костюм, но лацканы, все еще от смокинга, на мгновенье «заколебались»; потом собрались с энергией и завершили превращение.
– Что нам с ним делать?
Кунц встал и стукнул кулаком по ладони.
– Ты абсолютно прав, не желая распространения информации; одно неосторожное слово, и сюда хлынут назойливые толпы любопытных туристов. Мне нужно посоветоваться с доктором Дюфейлом из Квебека; это сфера его компетенции. Хотя в Университете Джона Хопкинса есть еще один человек… Что ты можешь сказать о структуре дома?
С лица молодого физика сошло негодующее выражение.
– Ну, дерево ощущается как дерево, металл как металл, пластик как пластик. А когда дом создает предмет из стекла, это на самом деле стекло, насколько я могу судить без химического анализа. Эс взяла тут…
– Это еще одна из причин, почему я решила прихватить с собой Коннора. Биологически и химически вода абсолютно безвредна… слишком безвредна. Абсолютно чистая аш два о. Что ты думаешь о моей хлорофилловой теории, док?
– Не исключено. В любом случае имеет место какая-то форма трансформации солнечной энергии. Но ботаническая природа дома никак не объясняет всех сложных и разнообразных процессов, которые в нем происходят. К примеру, он манипулирует металлами, которых нет или очень мало в этом регионе, что наводит на мысль о субатомной перестройке материи. Эстер, нужно взять образцы этого… существа. Будь хорошей девочкой, сбегай к вертолету и принеси мою сумку. Справишься сама? Мне хотелось бы побродить тут, посмотреть что к чему.
– Образцы? – неуверенно переспросил Пол Маркус, когда Эстер направилась к двери. – Это живое существо, знаешь ли.
– Ну, мы просто возьмем маленький кусочек из… из какого-нибудь не имеющего жизненно важное значение места. Все равно как соскрести немного кожи с руки человека. Скажи-ка, – доктор стукнул кулаком по столу, – у тебя, как у первооткрывателя, есть какая-то теория, хотя бы самая приблизительная?
Маркус откинулся в кресле.
– Если на то пошло, это даже чуть больше, чем теория. Помнишь, на Четырнадцатой шахте внезапно появилась большая рудная жила после того, как долгое время шла только мелочь? Отсюда до Четырнадцатой шахты ближе всего. Адлер, главный геолог, тогда еще высказал предположение, что шахту когда-то уже разрабатывали – около шести тысяч лет назад. Либо это, либо ледниковый сдвиг, других объяснений Адлер не видел. Но поскольку доказательства ледникового сдвига в этой местности отсутствуют, а предположение о доисторических урановых разработках носит и вовсе гипотетический характер, он сказал, что остается лишь развести руками. Думаю, этот дом и есть недостающее доказательство тех самых древних разработок. Я почти уверен, что на всем пути отсюда до шахты мы встретим радиоактивную руду.
– Для тебя все складывается совсем неплохо, если это так. – Кунц встал и перешел на кухню. Пол последовал за ним. – Именно на этом месте стоит твой дом.
– Ну, наша археология шесть тысяч лет назад еще лежала в пеленках, и уран никого на Земле тогда не интересовал. Остается предположить, что шахту разрабатывали инопланетяне – с одной из планет Солнечной системы или откуда-то еще. Может, здесь у них была заправочная станция для кораблей, а может, это было место приземления на тот случай, если требовался непредвиденный ремонт или дозаправка.
– А дом?
– В доме они жили, пока разрабатывали шахту, а когда ушли, то оставили его здесь. Люди ведь тоже покинут свои дома, когда уйдут из Литл-Ферми. Он оставался здесь, все время ожидая чего-то, – скажем, телепатического сигнала от тех, кто захотел бы здесь поселиться. Эта мысль могла послужить своего рода спусковым крючком для того, чтобы он начал функционировать…
Отчаянный крик Эстер заставил их выскочить наружу.
– Я только что сломала второй скальпель об этот иридий, притворяющийся хрупкой плотью. У меня определенно есть подозрение, Пол, что я не смогу отколупнуть от него ни кусочка без твоего разрешения. Пожалуйста, скажи своему дому, что ничего страшного с ним не произойдет, что я просто хочу отрезать от него крошечный кусочек.
– Да… Так и есть, ничего страшного, – смущенно сказал Пол и добавил, обращаясь к Эстер: – Смотри только, долго его не мучай.
Оставив девушку брать образцы – длинные, тонкие срезы со стены в угловой части дома, – они спустились по лестнице в подвал. Коннор Кунц все время оглядывался по сторонам, надеясь обнаружить что-то, подтверждающее теорию биологического происхождения дома, но находил лишь цементную побелку.
– Предположим, его функция… – заговорил он наконец. – Его функция – служить! Мой дорогой друг, как тебе кажется, этот дом имеет пол?
– Пол? – Маркус даже подскочил, так поразила его эта мысль. – В смысле, может ли он размножаться, порождая множество маленьких бунгало?
– Ох, не в репродуктивном смысле, вовсе не в репродуктивном! – Доктор шутливо ткнул в бок своего коллегу и начал подниматься по ступенькам. – Я имею в виду пол в эмоциональном, психологическом смысле. Как женщина хочет стать женой мужчины, как мужчина ищет женщину, для которой сможет стать подходящим мужем, – точно так же и этот дом желает стать домашним очагом для живого существа, которое будет и нуждаться в нем, и владеть им. Осуществляя себя в таком качестве, он становится способен на добровольные поступки – демонстрацию привязанности в тех формах, которые естественны для существа, которому он служит. Мало-помалу он также может теоретически стать удачливым посредником в разногласиях, возникающих при устройстве семейной жизни в двадцатом столетии, с которыми вы с Эстер свыклись, воспринимая их как беспорядочное скопище случайностей. Этакая ненавязчивая любовь и одаренное богатым воображением служение.
– Он такой, да. Если бы только у Эс не было привычки цапать меня за нервы… Хм-м. Ты заметил, как хорошо она сегодня выглядит?
– Конечно. Дом подрегулировал ее личность для увеличения общей суммы твоего счастья.
– Что? Эс изменилась? Ты с ума сошел, Коннор!
– Наоборот, мой мальчик. Уверяю тебя, в Литл-Ферми и всю дорогу сюда она спорила со мной, как никогда. Потом она увидела тебя и внезапно обрела черты традиционной женственности – при этом ни на йоту не утратив присущей ей тонкости восприятия. Когда кто-то вроде Эстер Сакариан, начисто отвергающий позицию «Ты, как всегда, прав, мой господин», приобретает ее столь мгновенно, это невозможно без посторонней помощи. В данном случае без помощи твоего дома.
