Весь день, почти всю ночь рассказывал Женя о пережитом. Назавтра начали строить времянку, возили на колхозной лошадке лес, тесали бревна. Через неделю, прослышав о первом в селе отпускнике, приехал в Оздятичи райвоенком, познакомился с Женей и попросил его заняться с призывниками. Женя стал командиром, учил боевому мастерству тех, с кем играл когда-то на курганах в войну, учил строевой подготовке, стрельбе. Учил ползать по-пластунски и даже брать «языка».
Провожали Женю в воскресенье. Не пробыл он положенного срока: завладела тоска, стал не спать ночами, все думал, как там его однополчане, как Вольбикас.
…Наступил долгожданный день — 16-я дивизия с боями. вошла в Литву. Всюду — в сел ах и городах — их встречали объятиями, цветами.
В августе 1944 года 2-я гвардейская армия, в составе которой теперь находилась литовская дивизия, вела кровопролитные бои за Шауляй. Фашистские войска предприняли ряд контрнаступлений, но литовские полки стояли твердо. Многие бойцы покрыли себя неувядаемой славой. Снова в дивизии прогремело имя Дануте Станелене. Она отбила тринадцать атак, уничтожила из пулемета десятки гитлеровцев. За эти бои Дануте получила орден Славы I степени и стала обладательницей солдатского ордена всех трех степеней. Отличились братья Станкусы, Харитонов.
Не менее жестоким было сражение за Клайпеду. В октябре сорок четвертого дивизия была награждена орденом Красного Знамени, ей присвоили наименование «Клайпедская».
Потом форсировали Неман, штурмовали Кенигсберг, уничтожали Курляндскую группировку.
День Победы Савин встретил в Юрмале, куда был послан Вольбикасом учиться на курсы младших лейтенантов. Девятого мая утром курсанты должны были сдать последний экзамен и тут же, получив офицерские погоны, отбыть в свою часть. Экзамен отменили — праздновали Победу. Все обнимались, не стыдились слез. Радость переполняла сердце Жени, и ее не омрачило сухое письмо Клавы, в котором она сообщала, что выходит замуж.
Савин не хотел расставаться с армией. В 1949 году он поступает в пехотное училище. Учиться было и легко, и трудно: суровую практику войны Савин познал с лихвой, а вот теория давалась не просто. И все же осилил он теоретический курс, сдал не хуже других.
Так случилось, что женился он на петрозаводчанке, красивой немногословной девушке, которую звали Нина. Их сблизила любовь к песне, тяга к книге, сблизило тяжелое детство — все годы оккупации Нина провела в Петрозаводске в концлагере.
А назначение лейтенант Савин получил в Заполярье. Началась кочевая гарнизонная жизнь, и всюду с Евгением Антоновичем была Нина Ивановна — заботливая, нежная, добрая. Рождались дети — Валерий, Светлана, Ира.
В 1957 году Савин стал командиром подразделения аэродромного обслуживания. Охрана аэродрома, служба ремонта авиатехники и многие другие обязанности легли на Савина. Жили в военном городке, в стандартном двухквартирном доме.
Приветливая хозяйка, хлебосольный глава семьи, какая-то особая обстановка дружбы, царившая в квартире Савиных, притягивали к себе многих летчиков, техников. Дни рождения, праздничные вечеринки всегда устраивали у Савиных.
Прибывали после училища на суровый Север молодые летчики, набирались опыта, получали новые звездочки на погоны, улетали служить в другие края, а Савины провожали их, встречали новеньких. Все шло по кругу, как и положено.
— Впервые я увидел этого парня на аэродроме, — вспоминает Савин, — после приземления. Стояла ненастная погода, мы включили фонари на полосе, и он пошел на посадку. Все вокруг переживали: новичок ведь, как сядет — снег, обледеневшая полоса. Но все обошлось. После полета пошли вместе домой, разговорились, познакомились. Оказалось, что Юра получил квартиру как раз против моего дома. Он был женат, девочка у них потом родилась. Юра стал заходить к нам по вечерам. Играли в домино, вспоминали всякие веселые истории — у летчиков есть что вспомнить, говорили о былом. Выяснилось, что Юра в прошлом тоже окончил ремесленное училище. Это нас как-то сразу сблизило, подружило. Частенько вместе возвращались с работы, с собрания.
Юра был крепкий малый. Любил колоть дрова, мы соревновались с ним, кто больше за воскресенье дров заготовит. Выходило всегда не в мою пользу. Когда Юра махал топором, заглядишься: войдет в азарт — не остановишь. Не курил, других отучал от этой вреднейшей привычки. Сколько вечеров на меня потратил, убеждал, отговаривал, а я все — завтра, завтра.
Летом он любил играть в футбол, благо стадион был у нас под боком. Зимой этот стадион летчики под командой Юры превращали в хоккейную площадку. Сумерки у нас в Заполярье ранние, уже темно, хоть глаз выколи, а Юра все клюшкой стучит — готовится к матчу. Занимался он спортом серьезно, потому и здоровьем обладал завидным. Характер у него был веселый, не умел долго сердиться, прощал человеческие слабости.
Жена Юрия Валентина Ивановна, худенькая, тихая, спокойная, больше дома бывала с дочуркой, с Леночкой. Весной, помню, Юра купил детскую коляску, стал возить Леночку на прогулки. Мой сын Валерка очень привязался к дяде Юре, все спрашивал про полеты, про устройство кабины истребителя, часто гулял с ними по двору. Привязался он и к Леночке, катал коляску, гордился, что ему доверяли, бегал к ним домой, нянчился с Леной, а Валентина Ивановна тем временем то в магазин сходит, то по каким другим делам.
Соседствовали мы так два года. Много вечеров за домино провели, за беседами. Помню вечеринку, когда отмечали мое награждение орденом Красной Звезды. Юра хорошо тогда сказал и о моем детстве в солдатской шинели, и о том, за что дают ордена в мирное время. А закончил он памятными словами: в жизни всегда есть место подвигу.
Я не раз чувствовал неподдельный Юрии интерес к моей фронтовой биографии. Рассказывать о прошлом я как-то не любил, но у Юры был подход к людям, умел разговорить. Он подолгу расспрашивал, как я ходил в разведку, что переживал в те страшные минуты под пулями, как относились ко мне взрослые. Тут я всегда вспоминал добрым словом Гену Беляева, сержанта Харитонова, подполковника Вольбикаса, заменивших мне братьев, отца. Юра интересовался, поддерживаю ли я связь с бывшими однополчанами. Признаться, я тогда еще не искал своих боевых друзей, думал, успеется, все еще свежо было в памяти.
— Фронтовым братством надо дорожить, Женя, — говорил он частенько. — Пиши, ищи через архив. Опоздаешь — никогда себе не простишь…
Капитан в отставке Е. А. Савин.
…Однажды приходит вечерком Юра, веселый, улыбка не сходит с лица. Позже об этой его улыбке будут говорить во всем мире.
— Поздравь меня, Евгений Антонович, уезжаю, берут летчиком-испытателем.
Помню проводы, помню, тосты поднимали, слова разные хорошие говорили, желали новых высот. Так и вышло: поднялся наш Юра Гагарин на недосягаемую высоту.
В шестидесятом году уволился я в запас, прослужив в армии с выслугой 25 лет, приехали мы и Петрозаводск, на родину жены, дали нам хорошую квартиру. Через год большой телевизор купили, дети на первых порах не отрывались от голубого экрана. Вдруг Валерка мой как закричит:
— Папа, мама! Наш дядя Юра в телевизоре! Он в космос полетел! Ура!
Мы с Ниной глядим и глазам не верим: наш Юра, наш Гагарин — первый космонавт планеты.
Давно сменил Евгений Антонович Савин офицерский китель на гражданский костюм. Но есть в его сегодняшней жизни нечто такое, что роднит его с армией — в рабочие дни он надевает синюю форму, а на боку у него пистолет. Уже пятнадцать лет трудится Савин инкассатором в Карельской конторе Госбанка. Навсегда полюбил он этот прекрасный озерный, лесной край. Карелия стала родиной. А Ленинград и Курск? Вильнюс и Минск? Разве это не Родина?
…Евгений Антонович сел к столу, включил настольную лампу, надел очки, еще раз прочитал строку в газете, набранную большими буквами: «Где ты, отважный разведчик?» И стал писать большое письмо красным следопытам Белоруссии.
