Во-вторых, лавры Кутузова с его вынужденным маневром образца 1812 года не дают покоя. При этом о сдаче Москвы Наполеону никто не вспоминает. А в-третьих, Германия ответила в 1911-м введением чрезвычайного военного налога и новой могучей программой вооружения.

В 1912 году российской военный министр, в свою очередь минуя председателя правительства и Думу, которая утверждает военный бюджет, напрямую выходит на Николая с требованием денег. Ввиду быстрого вооружения Германии нам нужен единовременный кредит в 350 миллионов рублей плюс добавлять министерству 100 миллионов рублей ежегодно. Имя министра финансов Коковцова, который считает, что гонка вооружений подрывает финансовую стабильность страны, – синоним врага народа. Министр финансов отвечает военному министру: «Хорошо, у меня есть свободные 450 миллионов рублей, я отдам их, но я попрошу помощи у государя. Пусть государь повелит своим именем всем гражданским министрам, чтобы они не просили денег». Это означало – деньги пойдут только на войну. Государь ответил очень просто: «Представьте мне завтра проект моего повеления об этом всем министрам, и я подпишу его с большой радостью».

Через год в Петербурге, во время встречи начальников генеральных штабов России и Франции, генерал Жоффр в светской беседе с российским министром финансов Коковцовым не без ехидства заметил, что завидует русскому военному министру Сухомлинову, потому что тот всегда может получить денег столько, сколько хочет. В ответ Коковцов показал Жоффру один финансовый документ, и генерал Жоффр собственными глазами увидел, что у русского военного министра налицо 200 миллионов рублей, то есть 500 миллионов франков, неиспользованных кредитов. Раскланиваясь с генералом Жоффром, Коковцов заметил: «Если должностное лицо не крадет деньги – это еще не достижение, потратить их вовремя и на дело – вот искусство».

В 1913-м на совещании у государя по вопросам внутренней и внешней политики с участием премьер-министра, министра иностранных дел, министра внутренних дел, начальника Генштаба и пары великих князей военный министр поставил вопрос об увеличении призыва. Премьер, он же глава Минфина, был против: «Призыв составляет у нас 570 тысяч человек. Увеличение на 120 тысяч гладко не пройдет». Тут от силовиков поднялся министр внутренних дел Маклаков. Его речь свелась к следующему: не следует бояться увеличивать призыв, наоборот, надо стремиться к тому, чтобы все молодые люди проходили через армию, потому что армия воспитывает и возвращает народу окрепшие физически и морально кадры.

К лету 1914 года, то есть к началу войны, Россия пришла с армией мирного времени в 1 миллион 423 тысячи человек. После мобилизации она составила 5 миллионов 338 тысяч человек. У Германии до объявления войны армия насчитывала 761 тысячу человек, после мобилизации – 2 миллиона 415 тысяч. У России на момент войны было 7088 артиллерийских орудий, а у Германии – 6528. Винтовок у России – 5 миллионов штук, у Германии – столько же. У России – 263 аэроплана и 4100 автомобилей, у Германии – 232 и 4000. Если сравнивать экзотические средства ведения войны, то у России – 14 дирижаблей, а у Германии – 15. Правда, у Германии 12 000 пулеметов, а у нас – 4100, да тяжелых орудий у Германии 2076, а у нас – 240. Но это пустяки. Нагоним.

Мысль о военном паритете с Германией создавала ощущение государственного благополучия. Хотелось чего-то дерзкого и великого. Масла в огонь подливали союзники: «Россия – европейский паровой каток». Кавалерийская лава казаков производит сильнейшее впечатление на европейские умы. Газетные художники рисуют казаков в подробнейших деталях. «Русские ресурсы настолько велики, что Германия будет истощена без нашей помощи России», – сказал министр иностранных дел Великобритании сэр Эдвард Грей в апреле 1914 года президенту Франции Пуанкаре.

Надо сказать, что сэр Эдвард Грей в это время уже катастрофически быстро терял зрение и к тому же находился в глубокой депрессии после смерти жены. Российский лидер Николай Романов был бодр, жена была рядом, но политическое зрение было никудышным. Из всех возможных целей он сфокусировал его на мысли, что Россия – великая военная держава. Эта мысль была очевидна и его отцу, императору Александру III, но тот 14 лет своего правления не втягивал страну в военные конфликты. Как-то раз, когда Александр III ловил рыбу на берегу Финского залива, адъютант принес ему телеграмму из Европы, на что государь кратко и емко ответил: «Когда русский царь ловит рыбу, Европа может подождать». По наследству вместе с троном своему сыну Александр не передал выдержку рыболова.

Экс-премьер Витте высказал крамольную мысль: «В интересах России не следует пытаться играть лидирующую мировую роль, целесообразнее отойти во второй ряд мировых держав, организовывая тем временем страну, восстанавливая внутренний мир». Но уж чего не было у Николая, так это связи между внутренней и внешней политикой. В остальном все просто:

26 июня в Сараеве убит австрийский эрцгерцог Фердинанд.

20 июля – во Франции прекращены отпуска командного состава.

23 июля – Австро-Венгрия предъявляет ультиматум Сербии.

25 июля – Сербия объявляет мобилизацию.

Все еще надеются на мирный исход, а Ленин 25 июля уже пишет Инессе Арманд: «Мой дорогой, очень дорогой друг, все мои помыслы – о революции, которая начинается в России». В тот же день, когда Ленин написал это письмо, а французский президент Пуанкаре находился с визитом в Петербурге, свое письмо бабушке Марии Федоровне, жене Александра III, написал ее внук Алексей, сын Николая II: «Милая бабушка, президент Пуанкаре подарил мне чудный письменный прибор. Сегодня все – мама, папа, сестры – на параде. Любящий тебя Алексей».

28 июля – Австро-Венгрия объявляет войну Сербии.

29 июля – бомбардировка Белграда.

29 июля – Россия объявляет частичную мобилизацию.

31 июля – начало всеобщей мобилизации в России и Австро-Венгрии.

31 июля – Германия предъявляет России ультиматум: не прекратите мобилизацию – будет война. Ультиматум истек 1 августа в 12 часов дня. Николай не дал Вильгельму никакого ответа.

1 августа 1914 года Николай и его сестра великая княгиня Ольга присутствовали на смотре войск в Красном Селе. Ольга спросила у брата, следует ли ей остаться, чтобы в случае объявления войны лично проводить на фронт Ахтырский гусарский полк, шефом которого она была.

«Не беспокойся, душка, – ответил император. – Войны не будет. Поезжай домой».

Великая княгиня Ольга уехала в Петербург. Она принимала ванну, когда от Николая прибыл курьер и сообщил, что Германия объявила войну.

В 19:10 германский посол Пурталес явился к российскому министру иностранных дел Сазонову и от волнения вручил ему два варианта германского ответа. В случае, если Россия прекращает мобилизацию – мир, если не прекращает – война. Российский министр иностранных дел ответил:

В ночь с 1 на 2 августа Николай вызвал к себе английского посла Бьюкенена и работал с ним с 11 вечера до часа ночи. В его присутствии он составил длиннейшую телеграмму английскому королю Георгу. Во втором часу ночи Николай зашел к императрице выпить чаю, после чего принял ванну и направился к себе, когда его догнал камердинер Тетерятников с телеграммой от императора Вильгельма. Через несколько часов после объявления войны России Вильгельм все еще в последний раз пытался убедить Николая не втягивать Россию в войну.

Судьба под видом камердинера Тетерятникова окликнула Николая в момент, когда он взялся за ручку двери своей спальни. Почему же фаталист Николай не прислушался к судьбе, когда она схватила его за рукав? Он же обязан был знать, что армии Самсонова и Ренненкампфа, которые пойдут в Восточную Пруссию для отвлечения германских сил с Западного фронта, то есть для спасения Парижа, так вот, эти две русские армии пойдут без координации, без связи. По радио сообщения будут посылать открытым текстом, что называется клером, чему немцы крайне удивятся и будут черпать из них полную информацию. Генералы Самсонов и Ренненкампф не разговаривали друг с другом еще со времен Русско-японской войны. Николай лично остановил дуэль между ними. Николай должен был знать, что связь между командующим Северо-Западным фронтом Жилинским и командующими армиями будет осуществляться невероятным образом. От Жилинского адъютант на автомобиле едет на почтамт в Варшаву, отправляет телеграмму генералу Самсонову, потом опять за сотню километров едет туда же за ответом. Великий князь Олег Константинович, воевавший у Ренненкампфа, напишет в дневнике: