- Дерьмо случается? - он изумлен, стоя там с гвоздевым пистолетом в руке, готовый бросить его, - Куинтон, ты ходячее чудо.

Чудо? Чудо? Он что, блядь, издевается? Один фунт. Два. Три. Гвоздь заходит так далеко, что дерево начинает раскалываться вокруг него. Но я не могу остановиться, пока он не перестанет говорить.

- Ага, попробуй сказать это родителям Лекси, - говорю я, вытирая пот со лба рукой, а затем перехожу к другому гвоздю, - или Райдер. Они скажут тебе, насколько ты бредишь.

Он качает головой, а затем хватает меня за руку, когда я отворачиваюсь, пытаясь снова ударить по гвоздю.

- Куинтон, ты не можешь ожидать, что они будут думать по-другому, - говорит он, глядя мне прямо в глаза, - они потеряли своих детей и, вероятно, никогда не простят тебя.

Его слова резкие и острые, как осколки, которые разрезали мою грудь и чуть не убили меня.

Я выдергиваю руку. Я не злюсь на него, но во мне столько паники и муки, что я не могу найти другого выхода, кроме как повысить голос на него.

- Я должен сказать им, извиниться, по крайней мере... я никогда не делал этого.

- Не думаю, что тебе следует, пока ты не разберешься с тем, что, вероятно, произойдет после того, как ты это скажешь, - объясняет он, когда я бросаю молоток на землю, - думаю, что тебе лучше работать над тем, чтобы простить себя, потому что это все, что ты можешь сделать, и жизнь станет легче, когда это произойдет. Все должно закончиться хорошо.

Скрещиваю руки на груди, желая свернуться калачиком и стереть последние несколько минут, вернуться домой и повесить фотографию обратно на стену.

- Я не уверен, что смогу сделать это. Простить себя.

- Конечно, сможешь, - уверяет он меня, поднимая молоток и протягивая его в моем направлении, чтобы я мог его взять, - но это займет некоторое время.

Я не беру молоток и ухожу, нож в моей груди вонзается все глубже, когда я думаю о том, как хотел извиниться перед мамой Лекси, надеясь, что что-то из этого получится, но теперь он говорит, что я не должен этого делать, потому что то, чего я хочу, вероятно, никогда не произойдет. Тогда я думаю о том, как снял фотографию и убрал ее, и начинаю сожалеть об этом.

- Куинтон, вернись, - кричит он мне вслед.

Я качаю головой, продолжая идти.

- Мне нужно прогуляться и подумать, - говорю я ему, спускаясь по лестнице на нижний этаж. Кроме нас на стройке есть еще несколько ребят, но я едва обращаю на них внимания, даже когда они мне машут.

Когда я выхожу на улицу, то бросаюсь через парковку к тротуару. Потом иду по направлению к повороту. Я не оглядываюсь, смотрю прямо перед собой, когда иду навстречу неизвестности, шаг за шагом, сосредоточившись на своих чувствах. Я даже не совсем уверен, чем я расстроен. Думаю, что это может быть сочетание всего, что случилось сегодня и проблемы, что просто приходят в жизнь.

Жизнь.

Это чертовски трудно.

В одну минуту все нормально. В следующую все может превратиться во что-то болезненное. Каждый день происходит движение. Все меняется. И я не справляюсь. Это то, что я хочу? Проживать день за днем именно так? Как на качелях, то вверх, то вниз? Я не уверен, что могу сделать это.

Во всяком случае, не трезвый.

Последняя мысль направляет мои ноги к месту, где я могу найти решение. Не останавливаясь, иду не менее часа, проходя мимо кварталов, пока не оказываюсь перед домом Маркуса, уставившись на дверь с цветочным венком на ней, как гребаный психопат. Я не могу заставить себя уйти, но в то же время не могу поднять руку и постучать в дверь. Я так зол на себя за то, что пришел сюда. Почему я это сделал? Я не хочу быть здесь.

Чего я хочу?

Что мне нужно?

Почему я чувствую себя так?

Почему я не могу заставить себя уйти?

Вопросы проносятся в моей голове так быстро, что я почти ничего не осознаю. Это как я и то, что по ту сторону этой двери - единственное, что существует. Вот и все. Мне нужно уйти. Мне нужно постучать. Уйти. Остаться. Уйти. Остаться.

В кармане начинает вибрировать телефон, и звук выводит меня из оцепенения. Я не хочу этого - я помню. Я уже был в этом месте, и, хотя это нелегко, я решил оставить его по той причине, что выбрал жизнь.

Поворачиваюсь, чтобы уйти, хотя мое тело настолько неуправляемое, что кажется, оно расколется. Но когда я уже поворачиваюсь вполоборота, входная дверь в доме внезапно распахивается. Маркус выглядит немного испуганным, спотыкаясь в дверях. Он одет в белую футболку и джинсы, на ногах нет обуви. Его черные волосы реже, чем в последний раз, когда я видел его. Не от возраста - ему всего двадцать два. Он стал принимать более сильные препараты с тех пор. Струпья на лице и руках и значительное снижение в весе являются доказательством этого. А также то, что у него есть то, что мой разум жаждет в данный момент.

- Ух ты, откуда, черт возьми, ты здесь взялся? - говорит Маркус, почесывая руку, оглядываясь на двор, украшенный гигантским надувным Санта-Клаусом, -Куинтон, дружище, как ты?

Для него это, наверное, такой обычный вопрос, но для меня ответ более сложный.

- Я хорошо, - лгу, и затем обмениваюсь с ним рукопожатием, - как у тебя дела?

Он пожимает плечами, заглядывая через плечо в дом.

- Не так уж плохо. Просто живу.

Я киваю, нервничая.

- Это хорошо, - я собираюсь попрощаться и уйти, потому что чувствую себя очень неловко.

Но потом он оглядывается на меня и говорит:

- Хочешь зайти ненадолго? Дэн тут расслабляется.

Твою ж мать. Вот дерьмо. Что я делаю?

- Я ...да. Конечно.

Уходи.

Маркус делает шаг назад, чтобы впустить меня, и я смотрю вниз на порог, наблюдая, как в замедленной съемке, как я поднимаю ногу и захожу внутрь. Так просто я вхожу в мир, который чуть не убил меня.

Пытаюсь понять свои чувства по этому поводу, следуя за Маркусом по коридору в сторону подвала, где я обычно проводил много времени под кайфом. Маркус о чем-то болтает, но я едва слышу его, потому что слишком отвлечен тем, как мой разум и тело реагируют на резкий запах, поднимающийся по лестнице. Я уверен, что многие, вероятно, его даже не почувствовали бы, но мое обоняние обострено.

Я знаю, на что иду, а значит, мне следует вернуться. Но я этого не делаю. Я иду прямо туда. Часть меня хочет этого. Нуждается в этом. В поисках тишины.

Дэн сидит на кожаном диване, когда я вхожу в комнату внизу лестницы. Он выглядит примерно так же, как в последний раз я видел его, может быть, немного неряшлив и его волосы немного короче. В одной руке у него бонг, а в другой зажигалка. Он поднимает на меня взгляд, когда я вхожу.

- Куинтон, какого хрена, - говорит он с удивленным смехом. Дым сходит с его губ и попадает в воздух вокруг меня, и я беспомощно ощущаю, как жажду его. Он встает на ноги, положив все на стол:

- Где, черт возьми, ты был последний год или два?

- Неподалеку, - говорю я ему расплывчато. Общение с людьми, которые находятся под кайфом имеет свою специфику. Ничто не имеет для них значения. Будущее. Прошлое. Если вы хотите уклониться от вопросов, они позволят вам, потому что слишком зациклены на получении следующей дозы. Так отличается от разговора с Новой. Или даже Уилсоном.

Он кивает, будто я сказал что-то, на самом деле значащее:

- Круто. Круто.

- Слышал, ты был в Вегасе, - говорит Маркус, обходя меня и плюхаясь на диван, потянувшись к бонгу.

- От кого ты это слышал?

Он пожимает плечами, хватая зажигалку.

- Я слышал, как об этом мама говорила. Думаю, она узнала это от твоего отца или еще кого.

Мой отец говорил с кем-то обо мне? Это меня немного бесит.

Подхожу и сажусь на диван рядом с Дэном, зная, что я, вероятно, собираюсь испортить последние несколько месяцев трезвости, и отчаянно ища волю, чтобы встать и выйти отсюда.

- Да, я был там несколько месяцев, - говорю я, моргая, когда Маркус выпускает дым.

- Слышал, этот город довольно сумасшедший, - Дэн сосредоточен на том, чтобы рассмотреть трещины на коже своего пальца.