Человечество по мере развития
цивилизации придумало массу
социальных различий, вокруг которых
кипит столько бурных страстей, что это можно
уподобить лишь муравейнику.
Все земные страстишки, вместе взятые,
так малы и так ничтожны перед возвышенностью
окружающей нас необъятной Вселенной,
в которой среди множества миров планета
Земля является маленькой точкой.
I
Ясное воскресное утро, нежные ласковые лучи весеннего солнца просочились в окно, и оранжевые стены детской комнаты вспыхнули яркими солнечными бликами. Казалось бы, искристость и яркость должна способствовать умиротворённости и радостному настроению, но маленькой Фирузе было не спокойно. По утрам она, мрачная, часто с трудом поднималась с постели.
Её мучили кошмары и не только во сне, но и наяву. Происходило что-то непонятное, будто множество рук мяли тело и душили её. В такие мучительные минуты, слыша, как мать хлопочет на кухне, ей хотелось, позвать на помощь, но вместо голоса из груди вырывалось что-то похожее на шипение. Оставалось ждать, когда мама сама войдёт в комнату, и мгновения казались вечностью.
Озабоченная мать беспокоилась, что Фируза не просыпается, а подойдя к дочке, обнаруживала, что та уже не спит, и осторожно, успокаивая ребёнка, поднимала с постели. Девочка с трудом выходила из комнаты, едва передвигая ноги, и тихо жаловалась: «Мама, я так звала тебя. Я так кричала, но ты меня не слышала».
Фируза с трудом открывала глаза, массировала их во время умывания, но это плохо помогало. Она приходила в себя тяжело и медленно.
Спустя время ей казалось, что злые силы оставили её, но не надолго.
Впоследствии она с ужасом вспоминала, как в девять лет среди ночи она проснулась от тяжести на ногах, будто кто-то сидел и беспрестанно ритмично глухо стучал по ним. В детской, как обычно, никого не было, домашние спали мирным сном, и Фируза до самого утра терпела все это.
Она не ходила в детский сад, как её сверстники. Для Фирузы нашли няньку, одинокую старушку, которая жила неподалеку.
Эта невысокая, сухощавая, с загорелым лицом старушка одевалась старомодно: носила длинные платья с кокеткой и длинными рукавами, штаны, по низу которых была пришита кайма с вышивкой, голова была всегда повязана крепдешиновым платком с узлом на лбу. Её наряд дополнял камзол, стёганый халат с карманами по обеим стороны.
По характеру она была, энергичной и весёлой, жила недалеко от центра старого города в доме старой постройки, характерном для старой части Бухары.
Дом одинокой старушки с тяжёлыми деревянными резными воротами располагался в конце недлинного переулка, который заканчивался тупиком. Вместо звонка на воротах висела старинная, тяжёлая медная конструкция в виде молотка и небольшого медного кружочка.
Войдя, оказывался в небольшом дворике, прямо напротив ворот был небольшой полисадник, возле полисадника топчан. По обе стороны двора помещения: подсобные – по левую сторону, а жилые – по правую. Дом старушки аккуратный, жилые комнаты обставлены по-старинному: никакой мебели, разве что большой сундук. На сундуке аккуратно сложены курпачи, покрытые сюзане из старинной адрасовой ткани с тамбурной вышивкой. Деревянные полы застелены маленькими выцветшими ковриками. В углу комнаты растелены курпачи, на них тюфяки и плоские подушки. Здесь под рукой старушки лежал веер ручной работы. Днём в жаркое время года она пользовалась им, спасаясь от жары. Это было место отдыха.
Единственным украшением жилой комнаты являлся настенный шкаф, вделанный в стену, как это часто встречается в старинных домах. Это тонкая работа мастеров-гончаров, которые прямо в стену вмонтировали многочисленные полочки из гипса. Такое сооружение служило сервантом, в который ставили дорогие посуды, конечно, по мере возможности: китайский фарфор, узбекский с изображением хлопка, которые очень ценились в те времена.
А по вечерам хозяйка дома стелила на топчан коврик и курпачи с подушками и отдыхала. Подле неё всегда был большой чайник с чаем. Покручивая веером и попивая чай, она философски созерцала свою безмятежную одинокую старость.
Маленькой Фирузе было скучно в её доме. Она целыми днями томилась, поджидая своих родителей.
Старушка курила, вернее, принимала насвай. В те времена почти все старые люди что-то курили.
Старшие приказывали малолетним подготовить им кальян, а его надо было раскуривать, так что с малых лет формировалась зависимость от курения. Свой насвай старушка хранила в толстой склянке. Время от времени она высыпала содержимое склянки на ладонь, брала небольшую горсточку и кидала под язык. Такой «приём» производил не совсем благоприятное впечатление, на маленькую девочку, тем более склянка была неприятного болотного цвета. Старушка не разрешала Фирузе притрагиваться к ней. Впрочем, эта ежедневная процедура не могла не привлечь внимания малышки, которая не знала, чем заняться от скуки. Она сгорала от любопытства, размышляя, что же за лакомство находится в этой бутылочке, которое всякий раз ест нянька, а ей запрещает дотрагиваться.
Однажды, когда старушка вышла из комнаты, Фируза крадучись подошла к склянке, открыла колпачок, пальцем выманила немного содержимого и направила в рот. Липкое, с едким запахом зелье, слишком отвратительное и явно не съедобное, вызвало тошноту. Тщательно выплюнув и сполоснув рот, запив водой, она едва пришла в себя, недоумевая, зачем же старуха добровольно и ежедневно ест такую гадость.
И, наконец, детский сад. Фируза была красивым ребенком, родители её наряжали и баловали. Импортные вещи в советское время были дефицитом. Её отец работал в системе торговли и часто приносил для нее красивую одежду. Естественно, она отличалась от других детей, девочки её окружения ей завидовали. Каждый вечер она ждала, что сейчас откроется дверь, войдёт папа и скажет: «Фирузочка, смотри, вот что я тебе принес!»
У неё была короткая стрижка, тёмные ниспадающие на лоб волосы, светлая кожа, миловидное личико, на голове всегда красовался пышный белый бант.
Ежедневно маленькая Фируза, выйдя из дома рука об руку с папой проходила мимо соседей, своей внешностью приводя окружающих в восторг. С её появлением у соседей озарялись лица, приветливо кивая ей, они приговаривали радушно: «кукла».
В семье Фируза была младшей её любили и баловали. Брату такое отношение родителей не нравилось. И он всегда как бы невзначай вымещал недовольство, стараясь обидеть сестрёнку. Фируза была на пять лет младше и, конечно, противостоять его ухищрениям не могла. Всякий раз, когда у неё появлялась новая игрушка, он тут же отбирал её, уверяя сестрёнку, что ничего плохого не сделает, а лишь откроет и посмотрит, что внутри, как устроен механизм, а потом снова закроет, и всего. Так он изуродовал все её игрушки один за другим.
Брат частенько пугал ребенка, устраивал козни. Это ему очень хорошо удавалось. Родители допоздна работали, забирать сестрёнку из детского сада стало его обязанностью.
Однажды, когда они возвращались из детсада, он сильно напугал её. Фируза нечаянно наступила на лежащий на земле кусочек хлеба. Брат объявил: «Вот, ты наступила на хлеб, теперь слепой станешь!» Испуганный ребенок заливался слезами, причитая: «Нет, я не хочу быть слепой…»
А брат, глядя на неё, радовался, что очередное издевательство удалось. Приведя её домой, с вызовом говорил матери: «Вот, принимайте свою дочь!»
Бывали дни, когда он вовсе не приходил за ней, и она допоздна в одиночестве ждала, когда о ней вспомнят.
По вечерам, когда родителей не бывало дома, он становился особенно изобретательным: выключал свет, укрывался белой простынёй и, издавая страшные звуки, совершал дикие манёвры. Что приводило в ужас бедное дитя.
В детском саду ей тоже не очень нравилось. Её угрюмая, толстая воспитательница, оказалась на редкость зловредной. Всегда держала при себе розги. За малейшее ослушание дети жестоко наказывались. И при этом требовалось держать все в тайне. С её появлением группа замирала.