– Доброе утро, инспектор.
Напротив его кровати сидела обложенная бумагами Сакаи.
– И давно я здесь?
– Сутки. Потеря крови. Вывих лодыжки. Ушиб носа. Швы уже наложили, тебе идет. Не хочешь рассказать, как тебя угораздило?
– Черную «хонду» нашли?
– Ни следа.
Ивата уловил двусмысленность за ее словами.
– Что, Сакаи?
– Новое убийство.
– Это он?
– Похоже на то.
Ивата спустил ноги на пол. Голова раскалывалась от боли. Лодыжка казалась хрупкой, как стекло.
Сакаи бросила на постель пакет с неброской дешевой одеждой и бельем из супермаркета.
– Твои шмотки превратились бог знает во что, я их выбросила.
Ивата проковылял к ширме и переоделся. Когда он закончил, Сакаи открыла дверь и зацокала каблуками по коридору, где царила больничная суета. Ива-та еле поспевал за ней.
– Ничего не понимаю, – бормотал он.
– О чем ты?
– Кто-то пытался убить меня средь бела дня.
Сакаи остановилась и повернулась к нему:
– Ага. Кто-то. В черной «хонде-одиссей».
– Мне кажется или ты в чем-то сомневаешься, Сакаи?
Она подождала его, и они пошли дальше рядом.
– Ивата, я понимаю, ты в последние дни почти не спал, да и ел кое-как. Потом получил удар по голове…
Он резко рассмеялся:
– Очень мило с твоей стороны, но я видел то, что видел. Помедли я на долю секунды, и проблемы со сном показались бы безделицей.
Они дошли до лифта, Сакаи нажала кнопку вызова.
– Водителя разглядел? Номер запомнил?
– Нет.
– Значит, это мог быть кто угодно.
– Сакаи, и я и ты прекрасно знаем, кто был за рулем.
– Ты думаешь, что это убийца. Но ты не можешь этого доказать. Ты даже не можешь утверждать, что это не пьяный, который просто-напросто тебя не заметил.
– Задним ходом? На пустыре? Какого черта он туда приперся?
– Хотела задать тебе тот же вопрос.
Они глядели друг на друга. Открылись двери лифта.
– Ты как хочешь, но Синдо рвет и мечет. Думаешь, от его внимания ускользнуло, что вместо работы по делу ты шляешься рядом с домом погибшего коллеги? Не сомневаюсь, ему ты навешаешь лапши на уши, но меня не проведешь.
Она нажала кнопку, и они поехали вниз.
– Ладно. Черт возьми, я считаю, что Акаси узнал больше, чем есть в официальном деле.
Сакаи качнула головой, как утомленный вечным нытьем жены муж.
– Даже если так – что нам это даст сейчас?
– А ты подумай, Сакаи: почему ни с того ни с сего Акаси покончил с собой? Почему сгорел его дом? И почему меня пытались убить, когда я заглянул туда?
– Полицейские отчеты говорят, что обычно там собиралась покайфовать местная шпана. Видимо, они и подожгли. Что касается наезда – вероятно, они решили тебя проучить.
Они вышли к парковке и направились к своей машине.
– Сегодня за рулем ты, ладно? – Ивата указал на свою лодыжку.
– Все равно ты водишь, как моя бабушка.
– Сакаи, я осмотрел дом очень внимательно. Никаких следов пребывания наркоманов. «Шпана» – удобное слово, сказал, и работать не надо. Но кто-то нарочно сжег дом. И напал на меня, когда я там появился.
По переулкам они добрались до шоссе и притормозили, ожидая просвета в движении.
– Хорошо, допустим, Акаси знал больше, чем содержится в деле. Что это доказывает? Он был явно не в себе. Нормальный человек не бросится с моста.
– Но его могут сбросить.
– То есть?
Ивата пожал плечами и отвернулся к окну. По крыше машины стучал дождь. Они ехали в молчании, Ивата прикрыл глаза, пытаясь забыть о боли.
– Куда мы едем?
– Залив Сагами, – ответила Сакаи. – Жертву зовут Юко Оба. Вдова, ей было под восемьдесят. Детей нет, родственников, похоже, тоже. Извлечено сердце, как и у Цунесумы Канесиро. Отделение полиции Канагавы уже оцепило место преступления.
– Время смерти установлено?
– Это случилось позапрошлой ночью. Но ничто не указывает на Кийоту, если ты об этом.
Сакаи свернула к автомагистрали.
Она ехала на юг в объезд Йокогамы, направляясь к оконечности полуострова Миура. Залив Сагами, полуостров Босо, пролив Урага. Ивата помнил эти названия с уроков географии. Около ста лет назад на острове Идзуосима, что находится южнее, произошло Великое землетрясение Канто12. Оно разрушило Токио, Йокогаму и близлежащие территории. Тогда погибло около ста тысяч человек.
Сегодня же море будто бы выстлали по всей поверхности ровным слоем серебристой фольги. Вдоль береговой линии трепетала на ветру трава. Песчаные склоны, подступающие к воде, украшали кринумы – водяные лилии, похожие на упавшие с неба звезды. За ними высились черные японские сосны, охраняя гнездившихся в прибрежной полосе бакланов. Птицы пронзительно клекотали, бросаясь в воду и обратно и прижимаясь друг к другу при порывах ветра.
Дом № 6082 по улице Мисакимати Мороисо находился по другую сторону сосен, почти полностью скрытый от глаз ковром плюща и буйно разросшимся кустарником. Его окна покрывал толстый слой пыли, а краска на фасаде облупилась. Телефонные провода переплелись с виноградной лозой. По обеим сторонам высились горы мусора и старой мебели. Видимо, когда-то отсюда открывался красивый вид, но заросли ежевики не прореживали годами. К дому – современному зданию белого цвета – вела короткая тропка, но все вокруг указывало на запустение. Прилегающая дорога была оцеплена полицией.
Сакаи припарковала машину, вышла наружу и прищурилась, когда ей в лицо ударил океанский бриз. Ивата тоже выбрался и наглухо застегнул куртку. Крепкий полицейский лет пятидесяти отделился от компании коллег и подошел к ним:
– Сержант Наката. Я к вашим услугам.
– Я Ивата. Это младший инспектор Сакаи. Первый отдел. – Он кивнул в сторону дома: – Полагаю, свидетелей у нас нет?
– К сожалению, нет.
– Соседей уже опросили? – вступила в разговор Сакаи.
Накату, похоже, застал врасплох ее тон, но он все же кивнул.
– Они приехали только сегодня утром, на выходные. Они отдыхают здесь вот уже десять лет и ни разу не видели жертву. Думали, что дом заброшен.
– Кто нашел тело?
– Мальчик-рассыльный. Он был ее единственной связью с миром. Но и он едва ее видел. Она оставляла деньги, а он ей продукты и забирал мусор.
– Что мальчик? – спросил Ивата, оглядывая дом.
– Ему пятнадцать.
– Алиби у него есть?
Наката подобострастно улыбнулся, приняв ее вопрос за шутку. Но быстро понял свою ошибку и, прокашлявшись, ответил:
– Он всю ночь был дома. С родителями.
Тем временем они подошли к входной двери, и Сакаи отослала его, бросив вслед «спасибо». Наката помрачнел, но подчинился. Ивата вздохнул и пролез под желтую ленту. Мощные лампы освещали тусклый коридор, заваленный старыми газетами, телефонными справочниками и обрывками упаковки. Слева, через открытые сёдзи виднелась почти пустая комната – лишь в углу стоял домовой алтарь. Рядом на стене висела черно-белая фотография седовласого мужчины с мешками под глазами. На нем была черная судейская мантия с белым воротничком, а на запястье дорогие золотые часы.
Ивата почувствовал аромат благовоний, который, как ему показалось, отличался от запаха в доме Кане-сиро. Слишком сладкий, цветочный. Сакаи повернула налево, в кухню, и, пораженная увиденным, резко остановилась: здесь, похоже, уже давно безраздельно царила жуткая грязища.
– Сакаи? Что там?
Она ответила, рукой прикрывая рот:
– Ничего, гниль повсюду.
Ивата прихрамывая поднялся на второй этаж. На стенах он увидел множество фотографий пожилой четы, ракурсы и интерьеры которых менялись так же, как со временем и лица супругов Оба.
Дверь в спальню была открыта. Из дверного проема виднелись лишь голые ноги жертвы. Сквозь похожую на папирус тонкую кожу с пигментными пятнами просвечивали бордовые вены. На пол рядом с телом падал сероватый свет из окна. Ивата почувствовал запах фекалий, но сквозь него пробивался другой, землистый, с нотками цитруса, тот же, что и в спальне у Канесиро.
