- Ты что делаешь, изувер? - завизжала русалка.
Я не думал обращать внимания на жалобные крики, тащил на берег, поглядывая на утопленницу. Тут главное в воду не наступить, а то расклад сил резко поменяется. Русалка билась, извиваясь, но ничего поделать уже не могла, я практически вытащил её на берег, только хвостовой плавник оставил в воде, чтобы не подохла. Фу, - перевел я дух. Пока русалка в воде, сил у нее больше, ну а на земле родной я покрепче буду.
- Ты, рыбьи потроха, врать мне вздумала, да я тебя ща на том дереве и освежую, - злобно проговорил я.
- Ой, милок, не надо, - вот теперь она боялась непритворно, понимает, что смерть вон она, в шаге от воды, - всё, что хочешь, скажу аль сделаю.
- Какого рожна ты девицу в ундины потащила? Не врать, утопленницы только на третью ночь от мира отрекаются.
- Так она же сама пришла, да еще с наговором. Как я могла отказать? Я-то думала, ты знаешь. Пусти, а? А я лаской одарю, да так что банница от зависти утопится в ушате.
- Голову мне не морочь. Что за наговор? - я чуть-чуть ослабил хват, русалка рванулась к воде. Но где там, я-то на суше порезвее буду, дернул назад, вдавливая ногой голову в грязь.
- Тише, не суетись, а то без волос оставлю, - ласково проговорил, убирая ногу.
- Ох, и суров же ты, - как ни в чем не бывало, отозвалась бестия, убирая грязь с лица.
Я промолчал, испытывающе глядя на водяницу.
- Наговор обычный... хотя не совсем, лишнего много там всего, будто не меня звала, а всю нечисть, что в пруду могла обитать.
Действительно, необычно.
- А чего она молчит как пришибленная?
- Так милка своего ждет, на кой ей другие.
Я ослабил хват, русалка тут же метнулась в воду, обдавая брызгами соседние камыши. Ишь ты, как спешит.
- Ладно, ты извиняй, если что не так, - промямлил я, ставшую практически ритуальной фразу.
- Сегодня ты меня ласкал, а завтра глядишь я тебя, - из воды раздался приятный голосок.
Утопленница, не промолвив ни слова, исчезла в толще воды, оставляя меня одного-одинешенького, с еще большими вопросами, чем при приходе сюда. Почесав правое ухо, направился домой, утро вечера мудренее, что перед сном голову ломать.
Теперь к пруду ни ногой. А то утащит бестия к себе в омут, выплывай потом. Хорошо скоро зима, иначе совсем тяжко пришлось бы, это ни постираться, ни порыбачить. А до лета она, надеюсь, поостынет да подзабудет, русалки девицы ветреные, а Кваркуша еще и очень старая.
Я разулыбался, вспоминая, как впервые угодил к ней в омут. Эх, молодость. С тех пор мы друг друга и треплем при первой возможности. Всё не так скучно жить.
Не успел я пройти и трети пути до частокола, как лес изменился. Нет, все было по-прежнему, но вот чувство уюта окутало с ног до головы, словно домой пришел. Это как после чужой хаты, где запахи не те, печь перетоплена и вещи расставлены неправильно. А потом возвращаешься в свою избу и всё тебе любо. То же случилось с лесом, только мгновенно. А это значит только одно - дед Ярит.
Из-за огромной ели, раздвигая ветви-лапы, вышел невысокий старичок, в простецкой одежде, на голове шапка, в руках посох. Но вот детали одежды не давались, как ни присматривался.
- Здравствуй, - ласково улыбаясь, я подошел к дедушке. Он добродушно похлопал меня по плечу, одобрительно кивая.
- Садись, друг милый, - не глядя уселся на пенек, ни на мгновение не сомневаясь, леший в этих делах редко шутит, - куда торопишься?
- Домой, дедушка, куда же еще ночью да из лесу.
- Ой, охальник есть места, куда мужики по ночам ходят. Рассказывай, где пропадал, что случилось, - по-свойски улыбаясь, участливо спросил Ярит.
Эх, когда же все-таки улягусь спать, - мысленно потосковал я.
Леший очень добрый старичок, в первые годы моего существования в образе упыря всячески меня опекал. Единственный его недостаток - так это страстное желание слушать истории, а еще больше - рассказывать. И пошутить он любит, но это мелочи. Не расскажи - обидится, а это себе дороже будет. Мне ли не знать. Помнится, когда последний раз обиделся, я с неделю выбирался из лесу.
Я принялся за рассказ, неторопливо, как он любит, во всех подробностях отклоняясь на пояснения и свои ощущения в особо напряженных моментах. Дедушка охал, сочувствовал и смеялся в нужных местах, а где и вставлял уместные замечания.
- Ой, спасибо, угодил. Теперь моя очередь платить добром, - надо его как-то останавливать, а то на сутки застряну, а мне еще с утопленницей разбираться.
- Так я же без пива, не дело, - прежде чем дедушка успел что-то сказать, вставил я слова.
Леший хмыкнул в бороду, надеюсь, одобрительно.
- Что же, милок, тогда завтра заходи, хотя нет, завтра баня. Через два дня жду с пивом.
Старичок как то погрустнел, перебирая посох в руках.
- Может, развлечешь историей, пока до дома иду, - сжалился я над лешим.
Ярит сразу приободрился, на широком лице заиграла улыбка, а лес вроде как просветлился.
- Дело было ближе к осени. Как-то раз один мужичок пошел по ягоды. Не по доброй воле, а баба надоумила, где же видано, чтобы мужик сам за ягодами ходил, - леший как обычно начал неспешный рассказ, но вовремя смекнул: дорога закончится раньше, чем его история, - собирает он малину, сам мыслями о браге, что доходит в укромном месте. И как-то все медленно у него получается, то ли умения не хватает, то ли желания... и, конечно же, добрые боги (тут он многозначительно замолчал, намекая на себя) помогли найти огромный малинник. Он туда, и вот уже пол-лукошка как полно, и еще чуть-чуть... как звук с другой стороны. Мужик насторожился и аккуратненько раздвигает малинник, а там медведь смотрит на наглеца, хлопая глазенками. Бам, и две кучки, одна справа, другая слева. Как убегал медведь, я не видел, но вот мужик, нёсся стремглав, не касаясь земли.