— Морфин, — резкий и деловой голос доктора вывел Дейнерис из ступора. Она с удивлением обнаружила, что хирургу помогает Мисандея. — Виски есть?

— Есть, — Рхалко метнулся к бару.

— Скотч? — подозрительно уточнил доктор. — Или ваше сомнительное…

— Почему вы не отвезли его в больницу?! — прерывая намечающуюся перепалку, выкрикнула Дэни. — Ему нужна помощь!

Врач заругался сквозь зубы и потребовал вывести посторонних из помещения. Рхалко, которому не нашлось места и дела возле босса, потащил Дейнерис за руку. Она сопротивлялась, рвалась туда, где на обеденном столе, застеленном шелковой простыней, лежал ее муж. Доктор приложился к бутылке, вылил себе на руки изрядную часть виски и взялся за скальпель. Когда по комнате поплыл ни с чем не спутываемый железистый запах, Дэни почувствовала, как у нее слабеют ноги.

Доктор возился с Дрого почти три часа, и все это время Дейнерис молча страдала в кабинете, куда отнес ее Рхалко. Правая рука мужа тоже был здесь: курил, ходил из угла в угол, нервно поглядывал на часы. Дэни застыла в кресле, не обращая на него внимания.

Визерис тоже был здесь, но молчал. Он несколько раз подходил к сестре, присаживался на корточки, чтобы заглянуть ей в лицо, хмыкал и исчезал из поля зрения. На удивление, он не заговаривал с Дэни, не ёрничал, и она почти забыла о нем. Когда в кабинет вошел хирург, вытирая полотенцем руки — окровавленные рукава рубашки были закатаны до локтя, на животе и груди виднелись алые пятна и следы каких-то жидкостей, о которых Дэни ничего не хотела знать, — она подскочила с кресла и порывисто бросилась к нему.

— Что?!. Доктор, что?!

Врач закурил, не ответив хозяйке дома, с благодарным кивком принял из рук Рхалко стакан виски и надолго присосался к нему. Дейнерис пожалела, что ее маленький пистолет, подарок мужа, лежит в прикроватной тумбочке, а не в ее ладони.

— Проникающие пулевые, — наконец произнес доктор, и Дейнерис вздрогнула. — Скверное дело. Задет кишечник, а это, знаете ли… — он быстро взглянул на молодую женщину и залпом допил виски. — Надо наблюдать. Если выкарабкается, то выкарабкается. Уход, покой, антибиотики… слава пенициллину! Он дает хоть какой-то шанс.

Пока врач объяснял Рхалко, что нужно сделать и как оборудовать стерильное помещение в жилом доме, Дэни стояла, прижав ладони к лицу, и молча плакала. Хирург увел помощника босса, а к ней подошел Визерис.

— Переигрываешь, сестренка, — он цокнул языком. — Они все знают, почему ты вышла за него, ты их ни в чем не убедишь!

— Да когда же ты уйдешь?! — воскликнула Дэни, обхватывая руками плечи.

— Никогда, — недоуменно ответил Визерис, глядя на сестру так, будто она сказала полнейшую глупость. — С чего ты взяла, что я когда-нибудь оставлю тебя?

— Ты умер! — закричала Дейнерис, поворачиваясь к брату и прожигая его гневным взглядом. — Ты умер год назад! Почему ты до сих пор не в аду?!

— Там не жалуют конкурентов, — с издевательской вежливостью отозвался Визерис, улыбаясь. — К тому же, мне нравится здесь, с тобой. Моя крошка, — пропел он.

Вошедшая Мисандея отшатнулась, когда хозяйка с перекошенным от злости лицом швырнула в стену у камина тяжелую хрустальную пепельницу. Молчаливой мулатке показалось, что по комнате прокатился тихий ироничный смешок. Но нет — это всего лишь ветер трепал шторы на раскрывшемся окне.

Дрого спал. Шла третья ночь после ранения и операции, проведенной прямо в гостиной их дома, и Дэни уже подумывала о том, что можно пойти отдохнуть. Днем муж ненадолго проснулся, о чем-то разговаривал с Рхалко, раздал какие-то указания и вызвал советника по финансам — умного, изворотливого карлика Тириона Ланнистера, подобранного однажды в отнятом у конкурентов борделе, где тот подвизался на должности бухгалтера. Как-то раз Дрого признался Дейнерис, что заточенные в этом нелепом маленьком теле мозги достойны лучшей доли, чем даже руководящий пост в «Кхаласар Инкорпорейтед», но он никогда не позволит коротышке уйти. С тех пор Дэни завела с Ланнистером дружбу и сейчас надеялась, что он расскажет ей, чего хотел босс.

Заходил и доктор, осмотрел Дрого, запретил кормить и даже поить, промыл рану и сменил повязку, но Дейнерис видела озабоченность на его лице. Она понимала, что мужа надо везти в больницу, что никакие особые меры в домашних условиях не заменят госпиталя, что привыкший латать порезы и выковыривать пули из конечностей врач не вытянет пациента с простреленными кишками. И все же больница была чревата полицейским разбирательством и, возможно, тюрьмой. Дрого предпочтет сдохнуть, чем сядет.

Утром муж выглядел еще бледнее и слабее, чем поздней ночью, когда Дэни все-таки ушла к себе. К обеду у него началась рвота, и примчавшийся доктор долго не выходил из его комнаты. Дейнерис послала Мисандею на помощь хирургу, а сама все это время сидела на полу в коридоре, обхватив голову руками. Пробегающий то и дело мимо Рхалко косился на нее, но молчал. Когда под вечер врач вышел, выглядел он вымотанным. Дейнерис только вопросительно взглянула на него, и он так же без слов безнадежно прикрыл глаза.

Дэни вошла в комнату мужа и закрыла дверь на ключ. Дрого выглядел измученным. Он смотрел на жену сухими блестящими глазами, слишком яркими на посеревшем заострившемся лице.

— Больно, — выдавил он.

— Дрого… — Дэни села рядом с кроватью, взяла мужа за руку и прижалась губами к костяшкам на тыльной стороне сухой сморщенной ладони.

— Луна моя…

— Молчи.

Минуты капали в безвременье. Где-то в глубине дома зазвонили часы — отбили полночь. Пальцы Дрого шевельнулись, вырывая Дейнерис из легкого транса. Она посмотрела на мужа, он сказал что-то на своем гортанном наречии, которого она так и не выучила. Но Дэни его поняла.

Она наклонилась к Дрого, поцеловала его сухие обметанные губы. Одинокая слезинка скатилась по ее щеке, упала на лицо Дрого, и он закрыл глаза. Прерывистое частое дыхание его выровнялось, морщины разгладились. Тогда Дэни взяла с кресла подушку и положила на лицо мужу.

У дверей стоял Визерис, необычно серьезный и немного растерянный.

Дейнерис вошла в гостиную, слегка пошатнулась и обвела взглядом собравшихся советников мужа.

— Дрого умер, — слишком спокойно, чтобы кто-то поверил в ее спокойствие, сказала она. — Рхалко… С похоронной конторой пусть свяжется Мисандея, ты нужен мне здесь. Тирион, вы, пожалуйста, вызовите нотариуса и…

— Что ты задумала? — взрыкнул Рхалко.

Дейнерис Таргариен подняла на него тяжелый остановившийся взгляд, и дикий кочевник, бывший много лет правой рукой мафиозного босса, замолк под этим взглядом.

— Дрого много мне рассказывал, — холодно произнесла Дейнерис. — А вы — вы оба — расскажете мне все остальное. Дрого мертв, но я не позволю развалиться «Кхаласар Инкорпорейтед». И всем филиалам тоже.

Рхалко дернул шеей, задумчиво пожевал губами, с сомнением глядя на вдову босса, но в конце концов поднялся с места и двинулся к выходу.

— И найдите другого врача, — распорядилась Дэни. — Этот недостаточно квалифицирован.

— А с этим что делать? — удивился Рхалко.

Хозяйка повернулась к нему, выгнула тонкую бровь.

— Уволить, — веско произнесла она.

Рхалко поморгал, потом ухмыльнулся и открыл дверь.

— Ну ты и дрянь! — с восхищением протянул Визерис, стоящий у шкафа.

— Ах, да! И позови священника.

— Имама, — укоризненно поправил помощник.

— И его тоже, — задумчиво покивала Дейнерис, в упор глядя на насторожившегося брата. — Проведем два обряда.

***

Управлять оставшейся после Дрого империей было нелегко, но увлекательно. Дэни справлялась, с каждым днем чувствуя себя все более уверенной и… живой.

Католический священнослужитель провел изгнание духов на совесть — вот уже два месяца Визерис не появлялся, не мучил сестру постоянными язвительными упреками. Молодая вдова каждую пятницу навещала могилу мужа, приносила пышные изысканные букеты, чтобы положить их на дорогое вычурное надгробье, но с каждым посещением ей становилось все легче смотреть на фотографию безвременно почившего супруга. И этому здорово способствовали букеты, не менее изящные, но куда более говорящие, от Даарио Нахариса, с итальянским кланом которого у «Кхаласар Инкорпорейтед» намечались общие интересы.