– Не могу, – вздохнул он. – Я бы с удовольствием, но не могу. К обеду надо проверить эти списки, и…

«Работа никогда не иссякнет, – сказала она, подходя к столу. Кончики сверкающих когтей стучали по каменному полу. – Всегда найдутся те, кому что-то от нас нужно. Но ты, малыш, должен позаботиться о себе. На сегодня ты сделал достаточно. Отложи ручку и выкинь заботы из головы. Небо еще светлое. Иди потренируйся в фехтовании с Блёдхгармом или поборись со Скаргазом. Только не сиди и не ворчи».

– Нет. – Эрагон устремил взгляд на руны, испещрявшие пергамент. – Это дело надо закончить, и сделать его больше некому, кроме меня. Если я не…

И вдруг отпрянул. Левый передний коготь Сапфиры обрушился на ворох пергамента, пригвоздил его к столу и опрокинул чернильницу.

«Хватит, – фыркнула она, опалив Эрагона жарким дыханием. Потом вытянула шею и покосилась на него мерцающим бездонным глазом. – На сегодня достаточно. Ты уже сам не свой. Иди».

– Ты не…

«Иди!» – Она изогнула губы и раскатисто рыкнула.

Эрагон в раздражении прикусил язык. Отшвырнул перо – оно упало рядом с когтем драконихи.

– Ну ладно. – Отодвинул кресло от стола, встал, воздел руки. – Ладно. Твоя взяла. Иду.

«Вот и хорошо. – В глазах Сапфиры блеснула веселая искорка, и она носом подтолкнула его к сводчатому коридору. – Иди. И не возвращайся, пока не поднимешь себе настроение!»

– Гм.

Но все же улыбнулся. Вышел, спустился по широкой изогнутой лестнице. Эрагон хоть и спорил, однако был рад встать из-за письменного стола. И знал, что Сапфира это прекрасно понимает. Его это немного раздражало, но не ворчать же по таким пустяковым поводам!

Иногда легче вступить в бой, чем решать бесчисленные повседневные проблемы.

Этот урок ему еще предстояло усвоить.

Ступеньки были невысокие, однако стены расходились достаточно широко, чтобы между ними легко проходила Сапфира. В этой крепости все, кроме личных покоев, было пригодно даже для самых крупных драконов – точно так же строили на острове Врёнгард, в древней столице Всадников. Без этого было не обойтись, однако любая комната получалась монументальной, а залы – огромными и хмурыми, даже мрачнее, чем в шумном Тронжхайме, главном городе гномов.

«Крепость будет выглядеть приветливее, – подумал Эрагон, – когда наконец найдутся время и силы, чтобы ее украсить». Гобелены на стенах, ковры возле каминов помогут гасить гулкое эхо, добавят цвета, придадут помещениям уюта и тепла. Но сейчас единственным реальным усовершенствованием были подарки гномов – десятки беспламенных фонарей. Их развесили на стенах через равные промежутки, и в коридорах сразу стало светлее.

Да и сама крепость была пока что невелика. Несколько складских помещений, кое-где стены, «орлиное гнездо», где спали он сам и Сапфира. Оно расположилось на верхушке высокой скалы, откуда открывался прекрасный вид на будущую цитадель. Предстоит сделать еще очень и очень много, прежде чем постройка обретет тот величественный вид, какой представлял себе Эрагон.

Он спустился в главный двор – пока что это был всего лишь квадрат из грубо обтесанного камня, уставленный шатрами и усеянный инструментами, веревками и прочими атрибутами строительства. Возле костра, по своему обыкновению, мерились силами ургалы. Эрагон посмотрел-посмотрел, но вступать в борьбу не стал.

На крепостной стене, откуда открывался вид на подножия холмов, стояли на страже два эльфа – Астрит и Рилвен. Увидев Эрагона, они кивнули. Он ответил на приветствие и остановился поодаль, сцепив руки за спиной и с наслаждением вдыхая прохладный вечерний воздух.

Потом он пошел проверить, как идет строительство главного зала. Гномы продумали расположение комнат согласно его, Эрагона, общему плану, а эльфы довели отделку до совершенства. Между этими группами не раз вспыхивали жаркие споры.

Из зала Эрагон отправился на склады и стал пересчитывать ящики и бочки с припасами, прибывшие накануне. Несмотря на напутствия Сапфиры, он никакими усилиями не мог выбросить работу из головы.

Надо сделать еще так много, а у него вечно не хватает ни времени, ни сил осуществить хотя бы часть своих задумок.

В глубине души он чувствовал легкое недовольство Сапфиры. Ей хотелось бы, чтобы он покутил с гномами, сразился на кулачках с эльфами, занялся бы еще чем-нибудь – лишь бы забыл о работе. Но эти развлечения его не привлекали. Драться не хотелось. Читать тоже. Вообще не хотелось тратить силы на занятия, которые не помогут в решении неотложных задач.

Потому что все они лежали на его плечах. Его и Сапфиры. Любое принятое ими решение могло повлиять не только на будущее Всадников, но и на сохранение драконов как вида, и если решение будет неверным, всем им придет конец.

С такими мыслями не очень-то расслабишься.

Недовольный собой, Эрагон поплелся вверх по лестнице к «орлиному гнезду». Но не поднялся на самую верхушку, а свернул в боковой коридор и очутился в комнате, которую они – кирками и заклинаниями – выкопали уровнем ниже.

Зал был большой, круглый. В середине, на нескольких многоярусных стеллажах, лежали сверкающие Элдунари. Бо́льшую их часть он с Сапфирой забрал из Склепа Душ во Врёнгарде, но были там и те, которые Гальбаторикс подчинил своей воле и держал в рабстве.

Темные Элдунари – те, которых Гальбаторикс свел с ума своими заклятиями и пытками, – хранились в глубокой пещере на склоне горы Арнгор. Там они никому не принесут вреда всплесками своих необузданных мыслей, и Эрагон надеялся, что со временем, при помощи других драконов, сумеет их исцелить. Но на это уйдут годы, если не десятилетия.

Будь его воля, он бы спрятал в таких пещерах все Элдунари, а заодно и драконьи яйца. Там они будут под надежной защитой. Несмотря на все замки и охранные заклинания, которыми был укреплен драконий зал, он прекрасно понимал, как много на свете охотников заполучить Элдунари в свои руки.

Однако Глаэдр, Умарот и другие драконы, сохранившие ясность ума, отказались селиться под землей. Как сказал Умарот, «мы сотни лет были заперты в Склепе Душ. Возможно, впереди у нас еще сотни долгих лет ожидания в темноте. А сейчас мы хотим ощутить на своей чешуе солнечный свет».

Значит, так тому и быть.

На центральном стеллаже лежало самое большое Элдунари, а вокруг него – другие, поменьше. В стенах круглого зала было прорезано множество узких окон. Эльфы вставили в них пластины хрусталя, и солнечный свет преломлялся, рассыпаясь на мириады радужных искр. В любое время суток северную комнату пронизывали яркие разноцветные лучи, как падавшие из окон, так и испускаемые самими Элдунари.

Эльфы и гномы прозвали эту комнату Залом Тысячи Красок, и Эрагон был склонен согласиться. Название вполне подходящее.

Он прошел в центр и опустился на колени перед сверкающим золотым самоцветом – сердцем сердец Глаэдра. Разум дракона соприкоснулся с его собственным, и перед Эрагоном распахнулась широкая гамма мыслей и ощущений. Как всегда, он был растроган до глубины души.

«Что тревожит тебя, Эрагон-финиарель?»

Эрагон, еще не успокоившийся, прикусил губу и выглянул в полупрозрачное хрустальное окно.

«Слишком много дел. Я не успеваю с ними справиться и из-за этого не могу заняться ничем другим. Я устал».

«Надо учиться сосредоточению, – ответил Глаэдр. – Тогда мелкие заботы не будут тревожить тебя».

«Знаю… И еще знаю, что на свете есть очень и очень многое, что мне неподвластно. – На губах Эрагона промелькнула короткая мрачная улыбка. – Но знать и делать – совсем разные вещи».

В их беседу вступил еще один разум, и Эрагон машинально бросил взгляд на белое сердце сердец. Умарот, самый старший из драконов, сказал:

«Тебе нужно отвлечься, чтобы ум твой отдохнул и восстановил силы».

«Этого-то я и хочу», – ответил Эрагон.

«Тогда, возможно, мы сумеем помочь, аргетлам. Помнишь, как мы с моими крылатыми товарищами наблюдали за всей Алагейзией из Склепа Душ?»

«Да», – отозвался Эрагон. Он уже догадался, куда клонит дракон.