Магистраль Москва – Пекин будоражила воображение многих, и по мере того как Китай открывался внешнему миру и улучшались его отношения с СССР, из Пекина в Москву и в обратном направлении потянулись вояжеры из разных частей света. Мы еще дважды проехали по этому маршруту. Помимо экзотики, привлекала возможность отвезти домой побольше вещей.

К июлю 1984 года приготовили сорок коробок. Наташа с помощью друзей из техсостава посольства подобрала коробки под размеры купе так, чтобы рационально использовать его площадь. Пронумеровала коробки, нарисовала схему с указанием конкретного места для каждой единицы багажа. Но состав подали с опозданием, погрузка осуществлялась в спешке, схема оказалась нарушенной. Все коробки в купе не вошли, тем более что нам, конечно, надавали кучу посылок. Излишки разместили еще в одном купе.

Вот что я отметил в своем дневнике накануне отъезда:

Маньчжурия в этой поездке в разгар лета выглядела гораздо симпатичнее, чем весной 1982 года; зелень шла ей больше нежели голые деревья и иней. А вот ресторан в поезде разочаровал. Блюда подавали невкусные, с неприятным запашком, пиво – теплым. Правда, все познается в сравнении. В вагоне-ресторане мы встретили знакомого дипломата, возвращавшегося из командировки в Северную Корею. Он восторгался едой, восклицал, что не пробовал в Пхеньяне такой вкуснятины!

Станция Маньчжурия тоже показалась после Пекина не такой уж блестящей. Маленький вокзальчик, ограниченный ассортимент товаров в станционных магазинах. А вот официальные лица вновь оставили очень приятное впечатление. Сначала в вагон вошли представители санитарной службы. Широко улыбаясь, поинтересовались здоровьем пассажиров и тут же удалились. Пограничники и таможенники тоже были отменно вежливы, предупредительны и проворны. Багаж ни у кого не тронули. На все формальности ушло пять минут, после чего пассажиров выпустили погулять. Кто хотел, в мгновение ока обменял юани на доллары в расположенном на перроне валютном пункте.

От Маньчжурии состав сделал короткую перебежку в Забайкальск. Еще больше чем в первый раз поразил контраст. На китайском участке пути вплоть до самой границы не было видно ни военных объектов, ни военнослужащих. Но стоило нам пересечь границу, как замелькали военные пейзажи: солдаты и офицеры, проволочные заграждения, перепаханные полосы земли, траншеи, дзоты, танки и орудия. Словно военный лагерь накануне крупного сражения. Я вспомнил, как наш посол на совещании дипсостава возмущался статьей западного журналиста с описанием милитаризации района Забайкальска. Клевета, мол. Нет, не клевета. Все правильно описано.

Поезд тормозит у станции. Здание вокзала по-прежнему обшарпанное, с осыпающейся штукатуркой. У входа маячат плохо одетые бабушки, помятые алкаши. Не успел состав замереть, как по перрону застучали кованые сапоги пограничников. Проводница дрожащим голосом стала требовать, чтобы пассажиры вернулись в купе (на станции Маньчжурия таких приказов не звучало).

Официальные лица угрюмой гурьбой ввалились в вагон. Представительница медицинского контроля с непроницаемым лицом изъяла у нас букеты цветов. Суровый пограничник долго сверял фото в паспортах с нашими физиономиями. Юные солдатики тем временем буквально разбирали вагон на части: вскрывали полы, раздвигали потолки, прощупывали руками все щели. Правда, у нас в купе щелей не было: коробки стояли в притирку друг к другу так, что мышь не проскочит.

По окончании тягучей процедуры общения с представителями власти пассажирам велели оставаться на своих местах. Спустя минут десять состав отогнали к месту, где меняют колеса для более широкой отечественной колеи. И только тогда пассажиров выпустили на волю, и они наперегонки понеслись вдоль железнодорожного полотна к видневшемуся поодаль вокзалу. Кто-то юркнул в буфет, где клиентам предлагали лишь обветренные котлеты и высохшие кексы. Другие методом расспросов добрались до обменного пункта (не обозначенного никакими знаками), чтобы заполучить советские рубли.

Все эти трудности, однако, легко перевешивались удовольствием от созерцания сибирских пейзажей и общения с попутчиками. Среди них попадались весьма оригинальные персонажи.

Еще в Пекине, не успел состав тронуться, как в купе постучали. Открываем дверь, на пороге стоит мужчина с очень ласковым лицом.

– Урхо, – представился он, – работник финского посольства в Пекине. А вы, стало быть, из советского посольства? Надо бы обмыть знакомство.

– Можно обмыть.

– Понял, я мигом. – Через минуту финн снова был в нашем купе, держа в руках бутылку шампанского.

Выпили. Я поставил на стол красное вино. Вскоре кончилось и оно.

– Как насчет пива? – поинтересовался попутчик.

– После вина?

– А что? Очень даже ложится.

Урхо снова на мгновение исчезает и возвращается с дюжиной банок пива. Наташа уже не участвует, да и я начинаю сдавать. Урхо же напротив только набирает темп. Банки с пивом осушает одну за другой залпом. Заодно интересуется, не припрятана ли у меня, случаем, водочка. Отпираться бесполезно – везем целую коробку китайской водки. Но это на многодневный путь до Москвы и на подарки дома друзьям.

Всю коробку Урхо сразу не выпил, кончилась она только где-то на четвертый день, в районе Новосибирска. В ответ финский дипломат пытался угощать нас экзотическими наливками, сидром из вагона-ресторана и даже самогоном, купленным в Сибири. Но мы уже окончательно выдохлись, отказывались составлять ему компанию.

Урхо вынужден был искать новых собутыльников. Сначала пил с кем-то из нашего вагона, потом исчез из поля зрения. Лишь изредка, проходя по составу в направлении вагона-ресторана, мы замечали его ласковый образ в том или ином купе.

И вдруг ЧП! Прибегает взъерошенный Урхо и кричит:

– Меня обокрали! Пропал бумажник со всеми деньгами и документами.

Вызвали начальника поезда. На следующей остановке подсел следователь. Начались допросы собутыльников. Среди них были выявлены подозрительные субъекты. Один, карточный шулер, только что освободился из мест лишения свободы и зачем-то ехал в Москву. На него и пали основные подозрения, тем более что свидетели показали: Урхо спал в купе бывшего зэка.

Пока шло расследование, мы утешали финского друга как могли, а заодно кормили и поили его. Ведь он остался без средств существования. Водили его в вагон-ресторан завтракать, обедать и ужинать. На следующее утро Наташа вспомнила про пакет с овощами, который Урхо принес в наше купе еще до инцидента, вернувшись с прогулки во время очередной стоянки поезда. Жена сняла пакет со стенного крючка и принялась вынимать овощи, чтобы помыть их к трапезе. Добралась до дна пакета – а там пропавший бумажник.

Карточный шулер отделался легким испугом, а Урхо весь оставшийся до Москвы отрезок времени давал пирушки по случаю счастливой развязки ЧП. Пил весь вагон, но больше всего сам виновник торжества. При этом ни в финале, ни на предыдущих этапах распития горячительных напитков финский дипломат ни разу не опьянел. Оставался трезвым как стеклышко.

Естественно, мы уже до встречи с Урхо были наслышаны о питейных аппетитах и талантах финнов. В частности, о пьяных дебошах туристов из страны Суоми в Ленинграде. Но наяву впервые столкнулись с финским феноменом в поезде Пекин – Москва. И это выглядело впечатляюще. Многие последующие годы Урхо оставался в нашем сознании абсолютным чемпионом мира в дисциплине, которая в шутку зовется игрой в спиртбол.