– А вот это уже лучше. Расскажите мне подробнее.

Вспомнить удалось немногое, но Дамблдор внимал каждому слову.

– Сны – это ниточка к вашей памяти. Не игнорируйте их, записывайте каждую подробность – она может стать ключевой к определению вашей личности. К тому же воспоминания чаще всего и возвращаются через сны. В обычных случаях…

– Хорошо, но что за метод вы хотели попробовать?

– Я подумал, что смогу снова попытаться проникнуть в вашу память, но на этот раз начну с воспоминаний не таких глубоких и отдаленных. Если сознание не воспротивится, и я смогу просмотреть хотя бы несколько последних дней вашей памяти, то затем, постепенно, будто бы спускаясь по винтовой лестнице, мы дойдем до тех, что скрыты.

Вспоминая то, что было со мной в прошлый раз, я не очень-то хотела повторять эту процедуру, но Дамблдор выглядел так уверенно и так воодушевленно после моего рассказа о сне, что отказаться я не могла.

– Располагайтесь поудобнее, это немного похоже на сон. – Директор подал мне несколько подушек, и я подложила их под голову.

Затем закрыла глаза и глубоко вздохнула. Через несколько мгновений почувствовала, как сознание уплывает, погружаясь в дрему. Туман становился гуще, и я уже потерялась во времени и пространстве – Дамблдору удалось попасть в мою память. Я наблюдала за всем будто бы со стороны – вот директор просматривает сегодняшний день, осторожно отодвигая воспоминания и пробираясь все дальше – Сириус дарит гитару, я играю в гостиной, пока ребята крутят бутылочку, а вот я уже хожу по ней, прижимая к себе книгу об оборотнях… Резкая вспышка света ослепила директора и вернула меня к реальности – в глазах плясали черные точки, голова раскалывалась и было больно дышать. Я закашлялась и поняла, что не могу сделать вдох, запаниковала, свалилась с кресла, попыталась вдохнуть, но снова потерпела неудачу, из последних сил перевернулась на спину. Последнее, что удалось рассмотреть – было лицо Дамблдора.

Очнулась я в больничном крыле, когда на улице уже была ночь. Горло саднило, голова кружилась, а потому, открыв глаза, я тут же их закрыла. Руки и ноги онемели и замерзли, хотя меня заботливо укрыли одеялом и пледом – пошевелить ими было почти невозможно, но я заставила себя поднять руку и коснулась горла – оно было перевязано.

– Мэри, не двигайся. Я позову мадам Помфри. – Голос принадлежал Римусу.

Я хотела что-то сказать, но из горла вырвался сдавленный хрип. Через несколько секунд послышались торопливые шаги, и заботливые руки мадам Помфри подняли мне подушку и помогли сесть. Она измерила температуру, несколько раз провела палочкой над моей головой, а затем подала стакан с сильно пахнущей жидкостью. Глотать было больно, и из глаз брызнули слезы.

– Еще чуть-чуть, и станет легче. – Приговаривала она, и я действительно почувствовала, что голова больше не кружится, а зрение сфокусировать мне теперь намного проще.

Затем она принесла еще один бокал и подала мне – это лекарство было куда приятнее! От него руки и ноги согрелись и ожили, я почувствовала себя лучше.

– Теперь устраивайся поудобнее и спи.

Я снова открыла рот, пытаясь поблагодарить мед. сестру, но не смогла произнести ни слова.

– А с этим придется повременить. До утра, во всяком случае.

Кивнув, опустила подушки и легла, не сводя глаз с Римуса, который все это время был позади мадам Помфри. Женщина ушла, потушив свет, а Люпин придвинул стул к кровати, взял мою ладонь в свои руки и слабо улыбнулся.

– Рад, что тебе уже лучше. Ты здорово напугала нас всех. Дамблдор отправился за каким-то особенным врачом для тебя. Я сказал остальным, что ты ходишь на дополнительные занятия по ЗОТИ к директору, так что вопросов не будет…

Не имея возможности говорить, я кивнула, а затем попыталась знаками показать, что хочу с ним диалога.

– Да, я многое должен тебе объяснить…

Моргнув несколько раз, поняла, что сознание от меня уплывает, и ничего с этим не поделать – веки становились тяжелее, а, попытавшись подняться, я без сил опустилась на подушки и провалилась в сон. Утром проснулась рано – на стуле возле меня, склонив голову, сидел Римус. Рука моя покоилась в его руке. Я пошевелилась, и разбудила его.

– Привет. Ты как?

– Нор… – голос отдавал хрипотцой, но я уже могла говорить! – Нормально…

– Я позову мадам Помфри.

– По… стой… – Я сжала его пальцы, и Рем замер. – Я… знаю…

Не успело его лицо отразить какие-либо эмоции, как возле меня выросла фигура мед. сестры. Она выпроводила Люпина и принялась потчивать меня лекарствами. Спустя несколько часов я привела себя в порядок и даже приступила к завтраку, когда в больничное крыло ворвалась вся компания мародеров.

– Как тебе каша сегодня? – Сириус первым оказался подле меня.

– До того, как ты…

– Лучше молчи. – Перебил он меня. – Голос, как у гринделлоу.

– Ну, спасибо. – Прохрипела я в ответ.

– Нет, правда, Мэри. – Выступил на стороне друга Джеймс. – Лучше подождать, когда лекарство подействует. Я как-то заработал воспаление легких, так целую неделю провалялся в больничном крыле.

– Ты тогда специально не выздоравливал, потому что Лили носила тебе фрукты. – Вмешался Сириус. – А у Мэри нет недели.

– Может тебе что-нибудь принести? – Робко вклинился в спор двух друзей Питер.

Я покачала головой и улыбнулась – они все так по-разному проявляли свою заботу! Римус стоял позади, ожидая, видимо, когда остальные разойдутся.

– Дай попробовать кашу. Мы жутко голодные. Всю ночь ждали от Рема новостей, а он, оказывается, тут спал!

Я рассмеялась, закашлялась, но протянула Сириусу ложку каши, и он проглотил ее, состроив мину.

– Так! Что это здесь происходит? Ну-ка марш на занятия. – Мадам Помфри принесла новую порцию лекарств.

– У нас сегодня свободный день. – Пискнул Питер.

– Тогда идите готовьтесь к экзаменам! Ишь! Объедать больную…

– ‘а я ‘гаобо’от! – Сириус поднял руки вверх, хотя во рту у него была ложка. – Из’авляю ма’ышку от этих с’юней т’олля!

Я снова рассмеялась, поперхнувшись лекарством, и закашлялась.

– Мистер Блэк! Покиньте больничное крыло! И друзей своих заберите.

– Но мы только пришли. – Вмешался Рем.

– А вам, мистер Люпин, не мешало бы отдохнуть. Мисс Стюарт вне опасности, и вовсе необязательно дежурить возле нее, когда она спит. Отправляйтесь-ка в свою гостиную, а вернетесь в приемные часы.

Я помахала друзьям, задержав взгляд на Римусе и, выпив очередную дозу, провалилась в сон. К обеду голос окончательно вернулся ко мне, и я с великим трудом отпросилась у мадам Помфри. Она желала продержать меня до следующего утра, когда директор вернется в школу, но заверения в том, что я не буду разговаривать до вечера, убедили ее, и я со всех ног бросилась в башню Гриффиндора. Там, как только портрет пропустил меня, я попала в объятья Сириуса.

– Мы думали, тебя отпустят только завтра.

– Так и должно было быть, но я уговорила мадам Помфри отпустить меня раньше.

– Как тебе это удалось? Даже я ни разу не сбегал от нее…

– Заверения в том, что я не буду разговаривать до вечера.

Блэк рассмеялся.

– Где Римус? – Мне не терпелось, наконец, поговорить с ним и расставить все точки над «i».

– Он у себя, только… не ходи к нему.

– Что? Почему? – Я все еще улыбалась.

– Тебе же все равно нельзя разговаривать. Может, вздремнешь?

– Что за чушь? Чувствую себя превосходно. – И, не слушая друга, я побежала наверх, к комнате старосты.

Там, остановившись напротив двери, долго не решалась постучать. Когда же, наконец, набралась храбрости, то услышала голоса – один принадлежал Римус, а другой был… женский! Сердце упало, и я отступила назад – глаза, против воли, наполнились слезами. В это мгновение дверь отворилась, и на пороге возник Римус.

– Мэри? Что ты тут делаешь?

– Ты… ты не один?

За плечом Люпина показалась голова Анны, и я, развернувшись, бросилась в свою комнату, там закрылась в ванной и дала волю слезам. Больше в этот день я в гостиной не появлялась. На следующий день, когда Дамблдор вызвал меня, я никому не сказала, что иду к директору. Он был очень обеспокоен, предлагал пройти обследование в больнице Святого Мунго, но я отказалась. Теперь, когда и этот метод был признан невозможным, я начала терять надежду – сны и мимолетные отголоски воспоминаний могли появляться еще несколько лет и так ни к чему и не привести, но Дамблдор настаивал, чтобы я записывала их все. Пытаясь заполнить голову хоть чем-то, я с удовольствием проводила время в музыкальной гостиной, хотя уже могла сыграть песню Сириуса с закрытыми глазами, но мне нравилась его болтовня и шутки. Римуса теперь избегала, хотя мне и хотелось выслушать его, но я решила, что не дам морочить себе голову. Так прошло еще несколько дней. В Хогсмид все собирались уже с вечера пятницы, и я не стала исключением. После «генеральной» репетиции, я внимательно осмотрела гитару, проверила струны, протерла ее, и убрала в чехол. Нужно было решить в чем идти – в последние дни очень похолодало, но все мои мало-мальски приличные вещи были достаточно прохладными, а потому мне предстоял сложный выбор – темно-зеленый свитер Лили, который был мне велик или черный свитер Алисы грубой вязки, под который следовало надеть блузку.