* * *

Зобастая дама жила во втором этаже того же флигеля, где поселились люди из городка. После смерти мужа, отставного восьмидесятилетнего генерала, который был похоронен с музыкой и отпет архиереями, она продала какому-то богатому предпринимателю двухэтажный дом с большим садом, и этот новый владелец снес генеральский дом и построил на его месте громадное серое здание. От продажи имущества опечаленная вдова получила деньги и четыре квартиры в новом доме. Одну из них она заняла сама, другую сдавала, а третью и четвертую уступила сыну и замужней дочери. Так - худо ли, хорошо ли разделив наследство, вдова, несмотря на то, что все это произошло десять лет тому назад, продолжала жить с чувством, что она сама является собственницей и полновластной хозяйкой всего многоэтажного строения, потому что когда-то ее дом находился на том же самом месте. Одержимая этой неизлечимой манией, она терроризировала всех обитателей большого дома, считая их чуть ли не захватчиками, незаконно вторгшимися в ее владение, ругала прислугу с других этажей, подстерегала на лестнице, кто проходил и куда шел, и постоянно грозила привратнику увольнением. Генеральша жила одна с прислугой, девочкой-подростком, и почти не видалась со своим сыном и дочерью. Они жили сами по себе в разных местах столицы, сдавали свои квартиры внаем и навещали мать только по большим праздникам.

Уже с первых дней своего поселения в высоком мрачном здании двое учителей-пенсионеров почувствовали властный характер генеральской вдовы. В своем желании понравиться ей и умилостивить ее каким-нибудь образом они прибегли к маленькой хитрости. Решили пойти к ней в гости. И в один из дней, когда крупные дождевые капли стучали по стеклам окон, супруги спустились вниз и нажали кнопку звонка на втором этаже.

Прислуге, открывшей им дверь, они сказали, что желают повидать госпожу.

Девочка убежала вглубь квартиры, и вскоре на пороге появилась сама генеральша с достоинством дамы хорошего общества.

Сначала вдова подумала, что необходимо обругать их за что-нибудь, и была готова вспыхнуть немедленно, но затем, поняв, в чем дело, и увидя угодливо улыбающиеся лица двоих провинциалов, отступила в каком-то неестественном полупоклоне в темный коридорчик и пригласила гостей войти.

Люди из городка прошли по мягкому ковру прихожей и направились в просторную комнату, в которую, очевидно, была перенесена обстановка прежнего кабинета покойного генерала. Сейчас эта комната служила гостиной. Здесь было несколько диванов, накрытых белыми чехлами, тяжелая люстра со стеклянными висюльками, которые позвякивали, как колокольчики, ударяясь друг о друга, был еще темнокоричневый письменный стол со свисающими ручками на выдвижных ящиках, чахлый лимонный куст в выкрашенном зеленой краской бочонке, у лимонного куста стоял высокий столик о гипсовым бюстом Наполеона, а посреди комнаты была разостлана медвежья шкура, настолько истертая от долгого употребления, что скорее была похожа на глянцевый картон. Однако самым главным украшением, сразу привлекавшим внимание посетителя, было трофейное собрание самых разнообразных сабель, штыков и ятаганов, прикрепленных веерообразно к стене позади письменного стола. В прежние годы, когда генерал сидел в кабинете своего старого дома, работая за письменным столом, это холодное оружие, очевидно, светило, как ореол, вокруг его головы. Теперь от генерала остался только большой портрет, висевший в позолоченной раме над веером из сабель и ятаганов. С этого портрета смотрел воин с выпяченной грудью, в мундире, с лохматыми усами, острой бородкой и холодными глазами, в которых внимательный наблюдатель мог бы все-таки заметить некоторое интендантское добродушие.

Войдя в эту комнату, супруги почувствовали невольное смущение при виде оружия, внушительного генеральского портрета и грозно оскаленной пасти на медвежьей шкуре. Но вскоре после этого к супруге вернулось самообладание, и она начала разговор о том, что людям, живущим под одним кровом, нужно встречаться почаще, ходить взаимно в гости и заботиться друг о друге. Но так как генеральша ничего не отвечала, а только вздыхала, гостья сделала попытку похвалить ее занавески, ковер и даже упомянула о лимонном кусте, понюхала его листья и ахнула от восхищения. Но и на этот раз высокопоставленная дама лишь вздохнула, не промолвив ни слова. И только когда несчастная учительница скорбно посмотрела на портрет генерала и спросила, давно ли скончался его превосходительство, хозяйка снова смиренно опустила глаза и после совершенно безнадежного вздоха решила нарушить свое молчание. Она заговорила медленно и размеренно, стараясь придать своему грубому голосу как можно больше кротости.

Вдова начала рассказ очень издалека, чтобы объяснить прежде всего, что была на двадцать лет моложе своего супруга, после этого вырыла из прошлого незабываемые воспоминания о своем свадебном путешествии в Швейцарию и, бросив трогательный взгляд на сделанный из перламутра пейзажик Женевского озера на стене, углубилась в описание счастливой супружеской жизни и долго восхваляла своего незабвенного друга, представляя его человеком исключительных добродетелей.

Сидя на двух продавленных диванах у лимонного куста, гости сочувственно покачивали головами и время от времени пытались вставить какую-нибудь заученную мудрость о человеческой судьбе, но хозяйка не обращала никакого внимания на их слова и продолжала рассказывать дальше.

И чем больше она касалась современных событий своей жизни, тем тон этой суровой женщины становился все резче, пока, наконец, она не дошла до того места, когда необходимо было сообщить, что супруг ее скончался в восьмидесятилетнем возрасте при операции предстательной железы. Тогда кротость ее испарилась совершенно, старое ехидство опять свело ее тонкие губы, и в глазах вспыхнул знакомый хищный огонек. Генеральша обрушилась на врачей, погубивших ее мужа, после врачей напала на домовладельца, который обманул ее, а после домовладельца вообще не осталось ни одного порядочного человека на земле. Она ругала всех обитателей дома, называла простофилями, ворами и развратниками, жаловалась, что они хотели ее убить, и представляла себя в самом несчастном положении, а в это время маленький золотой крестик на ее шее подскакивал и трепетал, как живой.