С 1809 г. возникает мысль заменить первоначальное преподавание более серьезным систематическим курсом, который приближался бы к университетскому типу. Помимо общих соображений, здесь играло роль стремление императрицы Марии Феодоровны ослабить чрезмерное увлечение играми военного характера и вообще военными занятиями, естественно развивавшееся в младших великих князьях в условиях тогдашней придворной жизни, и оживить в них мало развитый интерес к наукам. Одно время предполагалось даже отправить великих князей Николая и Михаила Павловичей слушать лекции в Лейпцигский университет, но эта мысль не встретила сочувствия у императора Александра Павловича. Вместо этого он находил возможным, чтобы его младшие братья посещали лекции в учреждаемом в то время Царскосельском лицее. Последовавшие вскоре за этим события 1812 г., однако, и этому послужили помехой. Все ограничилось лишь тем, что занятия великого князя как в классах, так и во внеклассное время приняли систематический характер, были начаты высшие науки и сверх лиц, уже преподававших, было приглашено несколько профессоров. Сравнительно широко было обставлено преподавание политических наук. С 1809 г. Аделунг начал свои лекции по логике и морали; и с 1810 г.– проф. Шторх свой курс политических наук. Этот курс подразделялся на науку общежительную, куда входили философия истории, государственное и народное право и политическая экономия, и правительственную, куда входили теория правительственных форм и политика; последняя обнимала учения о законодательстве, администрации, суде, полиции, военном управлении, государственном хозяйстве, народном просвещении и духовном управлении. Наряду со Шторхом следует упомянуть проф. Кукольника, читавшего великому князю естественное право, и известного юриста того времени, чье имя ставят иногда наряду со Сперанским, проф. Балугьянского, читавшего ему энциклопедию и историю права, а несколько позднее, в 1815 и 1816 гг., науку о финансах. Сравнительно с такой постановкой преподавания политических наук приходится отметить крайне слабую постановку исторического образования. Изучение русской истории не пошло дальше элементарных уроков Ахвердова, оборвавшихся к тому же в 1816 г. на эпохе Иоанна Грозного и смуты, а изучение всеобщей – дальше уроков дю-Пюже. Наоборот, на преподавание точных наук и военного искусства было обращено, по-видимому, гораздо больше внимания. Первоначальное преподавание алгебры, геометрии, физики и инженерного искусства было поручено известному ученому, профессору и академику Крафту[3].
С конца 1808 г. Крафт начал свой курс высшей математики и опытной и теоретической физики, куда были включены также сведения по механике, технологии, фортификации и артиллерии. С конца 1809 г., по предложению Крафта, было решено выделить и поставить более систематично преподавание военных наук. Организацией преподавания этих наук заинтересовался сам государь Александр Павлович – почти единственный случай его вмешательства в воспитание его младших братьев. Выработать программу и вести преподавание военных наук было поручено инженерному генералу К.И. Опперману, который предложил в свои помощники полковника артиллерии А.И. Марковича и полковника-лейтенанта Джанотти. Опперман и Джанотти являлись видными силами в области военной техники; благодаря их преподаванию молодой великий князь, всей окружающей его атмосферой все более и более увлекаемый на путь военной выправки, посвятил в свое время немало часов изучению более насущных вопросов военного искусства. Под влиянием Оппермана, с именем которого мы встретимся еще ниже, военно-инженерное искусство стало любимым делом Николая Павловича; из него выработался на всю жизнь хороший военный инженер. На уроках Джанотти, отличавшихся большой серьезностью, а также Марковича Николай Павлович ознакомился с началами стратегии. Уроки сводились к чтению и разбору различных сочинений об отдельных кампаниях (между прочим, Жиро и Ллойда – о последних кампаниях 1814 и 1815 гг.), а также к разбору самостоятельных проектов, темы которых носили иногда довольно злободневный характер. Так, в начале 1815 г. Николай Павлович давал отчет Опперману о составленном им «Трактате о войне против соединенных сил Пруссии и Польши» и около этого же времени разбирал с Джанотти проект «Об изгнании турок из Европы при известных данных условиях».
Вообще, надо заметить, что общераспространенное мнение, будто бы великий князь Николай Павлович получил гораздо более скудное и одностороннее образование, чем его старшие братья, следует принимать с большими оговорками. Трудно даже ответить определенно, воспитывали ли его как простого великого князя или уже теперь принимали в расчет его предназначение? Программа курса профессора Шторха заставляет предполагать последнее. Рассматривая в целом программу образования великого князя, нельзя не признать, что перед нами программа, в которой политические науки занимают видное место. Правда, наряду с этим видное место занимают и науки военные. Надо, однако, помнить, что в глазах самого императора Александра военное дело получает к этому времени все большее и большее значение в общей системе государственного управления. К началу XIX в. государственное управление сравнительно с восьмидесятыми годами XVIII в. милитаризируется, и это не могло не отразиться и на системе воспитания лиц императорской фамилии. Новое поколение великих князей, к которому принадлежал Николай Павлович, проходило иную школу, чем его старший брат, школу, на которой сказалось влияние не столько века политических мыслителей, сколько века воинских потрясений наполеоновской эпохи. В глазах самого императора Александра, однако, это и была теперь та школа, которую должен был пройти будущий правитель государства. Образование великого князя Николая Павловича не было скудно, но его учителя, при всей своей эрудиции, зачастую оказывались плохими преподавателями, и это прежде всего относится к его преподавателям политических наук. Отдавая должное учености Шторха, Кукольника и Балугьянского, Николай Павлович сам отзывался впоследствии об их лекциях как о чересчур отвлеченных и сухих. Среди остальных учителей, по-видимому, лишь Опперман и Джанотти выделялись талантливостью и живостью преподавания. Идеи Шторха могли оказать влияние на великого князя лишь позднее, в более зрелом возрасте. В данный момент военное дело должно было стать его любимым занятием. Систематическое обучение великого князя к тому же окончилось довольно рано – к середине 1813 г. Императрица Мария Феодоровна не прочь была его несколько продолжить; современные политические события с этого времени все более и более начинают нарушать правильный ход занятий. Занятия почти совершенно прерывались в 1814 и в начале 1815 г. С 1815 г. и в течение 1816 г. читались лишь некоторые курсы.
Сохранилось довольно много данных, рисующих ту обстановку, в какой протекли детские и юношеские годы Николая Павловича, те отношения, какие сложились у него к его окружающим, а также его собственный характер, его вкусы и наклонности. Выше было сказано о его отношениях к отцу и матери. Его старшие братья выросли под влиянием тяжелых отношений между их отцом и бабкой. Родившись в последний год царствования Екатерины, Николай не мог, конечно, сознательно воспринимать эту семейную драму. Память о покойной императрице оставалась, однако, тяжелым воспоминанием в царской семье, и отсюда – то неприязненное отношение к бабке, которое Николай Павлович унаследовал, очевидно, от своих родителей и которое сохранилось у него до конца его жизни. Детство самого великого князя протекло под влиянием гнетущих воспоминаний об обстоятельствах вступления на престол его старшего брата, в той тяжелой атмосфере, которая создалась во дворце после 11 марта 1801 года. Пятилетним ребенком Николай был свидетелем тех тягостных сцен, которые разыгрались тогда во дворце. Затем последовали первые годы царствования Александра, обрисовывавшиеся перед младшим поколением великих князей опять-таки, конечно, не как время широких преобразований, но как годы тяжелого семейного разлада, прежде всего между государем и императрицей-матерью, когда Александр, как бы отлученный в своем собственном семействе, встречал глухую оппозицию всем своим начинаниям среди своих близких. Разница в летах между Николаем Павловичем и его старшими братьями и сестрами была слишком велика для того, чтобы в юном возрасте у него могла установиться с ними настоящая близость. Строгостью установленного Марией Феодоровной этикета объясняется почти полное отсутствие у Николая Павловича в его детстве товарищей в играх и занятиях[4] .
